По ту сторону горизонта

Аид шёл по скалистой тропинке, окутанной густым туманом, сквозь который смутно виднелись очертания остроконечных горных вершин. Лишь поднявшееся над тёмными отвесными скалами солнце понемногу пронизывало и рассеивало непроглядную мглу, приоткрывая розовеющее над горизонтом небо.

Солнечное око постепенно освещало его путь. Но, делая ещё один шаг вперёд, он оглядывался назад, возвращаясь к своему прошлому. За внешней суровостью и мрачностью скрывалось беспокойство: а если он ошибся и выбрал совершенно не ту стезю, а вдруг по ту сторону подземного мира у него не будет никакого будущего? Тревога будто опутывала его сознание вечнозелёными лианами, впивавшимися острыми шипами в кожу.

И всё же крохотный червячок сомнения грыз его давно — с того самого момента, как только последний родной «человек», ради которого днями и ночами Аид продолжал нести на плечах тяжёлое бремя владыки потустороннего царства, покинул этот изменившийся мир, низвергнувшись в пропасть забвения.

Смятение и тревожность омрачали душу Аида и лишали сердце покоя, с каждой повторяющейся мыслью сильнее и яростнее разжигая внутри него холодное бушующее пламя.

«Верно ли я поступаю, уходя прочь отсюда, оставляя позади дорогие моему сердцу воспоминания? Если я осмелюсь покинуть стены родного дома, то рискую никогда больше не переступить порог загробного мира. Вправду ли мне хочется сбежать отсюда? Уйти — значит никогда больше не вернуться!»

Постоянно перебирая в мыслях дела минувших дней, Аид вспоминал болезненные события, из-за которых его сердце ещё сильнее сжималось, ком подкатывал к горлу, а на глаза наворачивались слёзы. Но всё же эта слабость не стала пороком, ведь от прошлого нельзя было убежать или скрыться.

Оно преследовало его на каждом шагу, вонзаясь острым клинком в спину, затрагивая потаённые струны души и нестерпимой болью разбивая сердце на тысячи мельчайших осколков. Память о счастливом прошлом оставалась ядом, просачивающимся через душевные крохотные трещины. Он не отравлял и не убивал Аида, лишь причинял невыносимые страдания.

События того дня он помнил отчётливо и ясно, словно это было только вчера.

Гибель страстно любимой супруги: как она медленно леденела и цепенела, а каждый дюйм её бархатной кожи покрывался мраморной оболочкой — и скульптура рассыпалась на горстки золотой пыли, что развеяна по бесконечным тропинкам и дорогам подземного мира.

Он вспоминал, как угасала жизнь возлюбленной, плакал от бессилия, стараясь говорить шёпотом. Но всё равно душераздирающий крик рвался из его груди, а перед глазами вновь и вновь вспыхивал её образ, прощальный взгляд, полный глубочайшего отчаяния и первобытного страха.

Насмешливый голос разума не мог просто затихнуть под натиском нахлынувших чувств. Внутреннее благоразумие было куда сильнее, твёрже, чем глупая губительная слабость и мучительные сомнения, сквозь которые рвался отчаянный незатихающий вопль.

С одной стороны, Аид прислушивался к тихому внутреннему голосу, желая вожделенной свободы и избавления от нравственных страданий и нескончаемого одиночества, а с другой — он отчаянно продолжал цепляться за прежние времена, слабо гревшие его одинокое и измученное сердце.

Времени больше у него не осталось. Оно давным-давно истекло для Аида как для бога. В лицах мраморных скульптур ему мерещились лишь полупрозрачные картины их печального будущего, жестокого и беспощадного, в конце которого уже не будет ничего, кроме беспросветной тьмы и вечного забвения.

Бог не заметил, как сам уподобился тем, чья бессмертная жизнь обернулась сущим кошмаром, и обрёк себя на ещё большие несчастья. На протяжении многих-многих лет он томился в четырёх стенах собственного царства, будто несчастный пленник в кандалах, окружённый безмолвными и бездушными статуями.

Пустынные скалистые равнины, простирающиеся далеко на западе, затянул могильный туман, и наступил кромешный полумрак нескончаемых ночей. Берега реки омывали иссиня-чёрные ледяные воды Стикса. И чем дальше, тем безжизненнее и иссушённее казались те мёртвые земли, которых никогда не касались холодные капли благословенного дождя — по ним лишь гулял горячий, сухой ветер, несущий смерть всему живому.

Боги оказались лишены прежней жизни.

Когда-то, ещё много-много десятилетий назад они сбегали в Аидовы земли, поддаваясь чарам мнимого спасения. Боги искали его там с разжигающейся трепетной надеждой в глубине своих сердец. Они верили до самого конца в шанс освобождения, избавления от рокового часа.

Ими управляли намерения скрыться по ту сторону загробного мира, среди теней и кошмара, чтобы никогда не ощутить на себе всё коварство безжалостной судьбы — к сожалению, неминуемая гибель всё равно настигла богов, вцепившись костлявыми руками в их тела. Они обратились в полумёртвые мраморные статуи, внутри которых сердца едва бились, а души томились вечными пленниками, оживая на ничтожно короткое время.

Боги безвозвратно умерли.

Их окаменевшие тела, испещрённые мельчайшими и глубокими извилистыми трещинами, мгновенно рассыпались на его глазах, превратившись в горстки золы и пепла. Они, став полупрозрачным клубящимся дымчатым облаком праха и тлена, навечно оказались во тьме.

И те дни, когда смертные воспевали языческих богов, остались далеко в прошлом. Они превратились в звёздную пыль, разгоняемую по пустынным землям прохладными ветрами, которые уносили её в небытие и пустоту.

Аид приоткрыл высокие массивные железные ворота своего дворца с остроконечными пиками, и взгляду предстал полуосвещённый опустевший аванзал.

По сумрачным коридорам замка больше не блуждали с замогильным завыванием призрачные души людей, испустивших последний вздох, как это было раньше; а по обеим сторонам Аидова трона больше не восседали трое строгих и неподкупных судей царства мёртвых. Радамант, Эак и Минос просто исчезли, словно их никогда и не существовало, они превратились в мифы и легенды на пожелтевших страницах книг.

Время оказалось жестоко и беспощадно к богам.

Во дворце было пустынно и безмолвно: почти все его обитатели давным-давно исчезли, кроме верховного владыки потустороннего мира. Они растворились на его глазах, точно густые чёрные клубы дыма, и погибли в холодных объятиях неизбежной, пусть и медленной гибели, превратившись в мраморные скульптуры и раскрошившись на горстки золотой пыли.

Если крепкая вера людей однажды обращается в ничто, то боги обречены погрузиться в вечный мрак небытия. Без неё они просто умирают.

Вера — важная основа жизненной силы, необходимой для бессмертных, как глоток свежего воздуха для каждого живого существа, чтобы вопреки всему иметь шанс выжить. Без неё боги оказываются совершенно беспомощны и беззащитны. Без малейшей искры надежды возродиться, как огненный феникс, из пепла былого могущества и величия.

В последний раз с печалью оглянувшись по сторонам, Аид вдруг наконец-то увидел перед собой всё, что неосознанно пытался скрыть за непроглядной пеленой отрицания: реальность, холодную и враждебную, столетиями окружавшую его.

После всех разбитых надежд и потери любимого «человека» больше ничто не удерживало Аида в этом мире, даже бессмысленные обязанности и горькие воспоминания, оставившие глубокие незаживающие раны на его сердце. Они и по сей день болезненно ныли, принося беспокойство. Хотя царство теней было домом Аида, в нём для бога не осталось места.

Полуосвещённые коридоры, и смертельные, бурные реки, и минувшие времена былого существования, растворившиеся в беспросветном тумане — всё это давно позади, в прошлом. Его жизнь неотвратимо изменилась, ибо выпала на долю Аида трагическая судьба — он оказался несчастным узником полного одиночества и вечного бессмертия, что приносило ему душевные страдания.

Связь между живыми и мёртвыми существовала всегда.

Всё имеет своё начало и конец — это земной круговорот перерождения душ и бесконечного течения человеческой жизни и смерти в природе: люди рождаются и погибают. Лишь бог загробного мира — связующая золотая нить между ними. Он выглядел бледным и исхудавшим человеком, словно груда костей, обтянутых кожей, оставаясь лишённым свободы, пока существует хотя бы одна живая душа из плоти и крови на белом свете.

Аид и есть то единственное олицетворение смерти, символ вечного сна, которого до сих пор смертные продолжают бояться, они дрожат и трепещут, инстинктивно ухватываясь за каждую соломинку — цепляясь за жизнь на протяжении тысячелетий.

Горестно усмехнувшись, он коснулся ладонью ворот, прощаясь с родными пенатами: «Прощай, дом теней и скорби!» Аид прекрасно знал, к чему ведёт этот окончательный выбор: он больше никогда не сможет возвратиться сюда, в потустороннее царство, а домом навсегда станут подлунные земли.

Без древних языческих богов.

Он тряхнул головой, будто стараясь привести в порядок тревожные и меланхоличные мысли, прежде чем безвозвратно покинуть этот мир. Но сколько бы он ни пытался убежать от прошлого, закрываясь в себе, прячась глубоко внутри, оно навеки оставалось с ним — лишь возвращение к людям казалось именно тем, чего так не хватало его израненной душе, жаждущей свободы.

Среди смертных мелькали и другие боги, которые вопреки судьбе и природе осмелились уйти и уподобиться человеку, живущему между небом и землёй, где каждый отчаявшийся мог обрести новую жизнь, превратившись в «бессмертного человека» до конца времён.