Морские были

                1
Зима настала. Курсом прежним
Идём на всех мы  парусах,
И Арктика всё ближе, ближе,
Всё ярче звёзды в небесах.

Наш рулевой стоял на вахте,
Когда по борту справа он
Фрегат увидел в глыбу вмёрзший,
И флаг британский был на нём.

Наш капитан на квартердеке
Смотрел в подзорную трубу
И ни единого матроса
Он не увидел на борту.

Фрегат стоял обледеневший,
Казалось вмёрз по самый шпиль
С обтрёпанными парусами…
Он молча свой секрет хранил.

К нему мы подошли не скоро…
По скользкой палубе его
Мы обошли кругом каюты,
Но не нашли в них никого.

Наш капитан зашёл в их рубку…
И тут, вот в этот самый миг
Он вдруг услышал из твиндека,
Кровь леденящий в жилах, крик.

Все бросились на крик матроса…
Он бледен был и, молча, нам
Показывал на дверь твиндека…
Не знали мы, что было там.

И вы поверьте, жутко было
Нам дверь твиндека открывать.
Я думаю, никто в то время
Той тайны не хотел узнать.

Но капитан обвёл нас взором
И дверь открыл спокойно он,
И замер капитан, увидев
Людей, сидящих за столом.

Их было шестеро. Замёрзших,
Как и фрегат, покрытых льдом.
Казалось, эти люди спали,
Забывшись долгим, страшным сном.

Потом в каюте капитана
Мы штурманский журнал нашли,
Раскрыв истлевшие страницы,
Мы запись давнюю прочли.

Ведь нам казалось-эти люди
Спокойно и тихонько спят,
А вышло, что на самом деле,
Они тринадцать лет сидят.

И долго видели матросы
Во сне ужасный тот твиндек…
Я думаю, тот день запомнил
Надолго каждый человек.



                2
Китобойное судно шло курсом норд-ост,
Паруса наполнял свежий ветер,
И по правому борту какой-то матрос
Жертву новую вдруг заприметил.

Кит казался огромным: раздвоенный хвост
Мощно вспенивал синие волны.
«Да с такого гиганта,»-сказал капитан,-
«жира вытопим целую тонну!»

И напрасно его убеждал штурман Смит,
Что большой чересчур уж нарвал,
Капитан лишь презрительно хмыкнул в ответ
И готовить гарпун приказал.

Началась тут охота… Но вот, как на грех,
Загарпунили плохо кита…
Он рванулся… И тут китобойное судно
В миг пробил он ударом хвоста.

Тотчас в трюмы, журча, побежала вода,
К помпам кинулось трое матросов,
Обрубили, немедля, канат гарпуна
И две шлюпки спустили на тросах…

Китобоец, подняв к небесам утлегарь,
Уходил на песчаное дно,
Вместе с ним погружался в пучину и груз:
Бочки с салом и хлеб, и вино.

Целый месяц те шлюпки носила волна,
А людей мучил голод и жажда;
Ежедневно из них кто-нибудь умирал,
Только выжить надеялся каждый.

И одна только шлюпка дошла до земли,
И один человек в ней сидел…
Это был капитан. Он был бледен и худ,
Да, к тому же, он весь поседел.

А потом всё к нему приставал репортёр,
И вопросов поток не иссяк,
Когда тот капитан рассказал ему всё:
Весь свой путь-всё что было и как.

Но, услышав вопрос вдруг о юнге своём,
На секунду стал бледным как мел…
Но потом усмехнулся: «Что? Знал ли его?»
И добавил: «Да я его съел!»

«Шутка,»-думал тогда молодой репортёр,-
«Ну и юмор же у старика!»
И расплылся в улыбке… Он просто не знал-
Шутка та-чистой правдой была.


;
                3
Фрегат резал килем упругие волны,
И ветру подставив могучую грудь,
В туманы и грозы, и в штормы, и штили
Без страха себе он прокладывал путь.

Команда на нём: всё отважные парни,
Бывалый моряк у них боцманом был-
Мыс Горн обошёл он, пожалуй, раз десять-
Но, только уж слишком забывчивым слыл.

Он друга имел, его звали Том Гринвуд,
И часто к нему он в твиндек заходил.
И каждый раз Гринвуд, чтоб порох не вспыхнул,
Приятеля снять сапоги всё просил.

«Ну, что ему надо, ведь это же порох;
Заденешь подошвой железный порог
И всё, и на воздух взлетим мы, приятель,
Но, только то будет уж поздний урок.»

Так Том говорил, ну, а тот соглашался
И обувь у входа послушно снимал,
А после в твиндеке тихонечко с Томом
О жизни на суше и в море болтал.

Так дни проходили… И как-то под вечер,
Когда, догорая, светился закат,
В морском безмятежном, широком просторе
На воздух взлетел наш красавец-фрегат.

И звёзды задумчиво с неба глядели
И были печальны они и светлы…
Но, что же с ним стало? Ах, всё очень просто-
Тот боцман забыл просто снять сапоги.



*твиндек - пороховой трюм