Маргарита и Мастер и вечный приют...

Маргарита и Мастер и вечный приют.
Как об этом всю жизнь я, Серёжа, мечтала!
Только ты уже там, я по-прежнему тут,
хоть от жизни смертельно, смертельно устала.

Смерть ко мне не идёт, хоть зову и зову
эту строгую леди в изысканном чёрном.
И опять я к бумаге склоняю главу,
чтоб войти в мир иной, недоступный учёным.


Рецензии
Александр Балтин

БЫТИЕ БЕЗДНЫ

Одиночество, становясь единственно возможным состоянием, делается невыносимо: тут совмещаются крест со свинцом, силою давления превосходящим первый; тут объединяются китайские пытки с каталогом инквизиции, обладавшие такой изощрённостью, что страшно и спустя века.

Но:

Человек не должен быть один.
Я уже два года одна.
И я не сошла с ума
только благодаря стихам.

Ибо поэзия для поэта – та мера вещей, благодаря которой он способен преодолевать самое траурное в жизни: в том числе себя самого.

Ибо – обречённая на бытие бездны – Элла Крылова-Гремяка добывает золотые звёзды гармонии из оной, - дабы переводить их в созвучия, отправляя оные в мир: всё более и более стягивающий удавку на горле поэзии…

Разными языками обладает человечество: помимо очевидного, данного через буквицы, есть язык математики; язык музыки – из самых таинственных, живописи…

Но и самый привычный нам разделяется на несколько потоков: и поэтическая речь яркое тому свидетельство; Элла Крылова-Гремяка – в пределах пространства небольшого стихотворения – интересно комбинирует ощущение научного языка в соотношении оного с поэтическим:

Маргарита и Мастер и вечный приют.
Как об этом всю жизнь я, Серёжа, мечтала!
Только ты уже там, я по-прежнему тут,
хоть от жизни смертельно, смертельно устала.

Смерть ко мне не идёт, хоть зову и зову
эту строгую леди в изысканном чёрном.
И опять я к бумаге склоняю главу,
что войти в мир иной, недоступный учёным.

Лиризм, окрашенный в тона трагедии: ибо уход любимого супруга остаётся раной не заживающей, ноющей вечно, провоцирующей новые и новые слои и пуды одиночества; лиризм, интенсивно насыщенный, перехваченный сверкающе-золотистыми метафизическими волокнами столь характерен для метода поэта.
Бабочки моментов бытия…

Они мелькают, круговращение времён вершится, и, как заметил мудрец, кто видел смену четырёх времён года, уже не увидит ничего нового:

Половина весны промелькнула и что?
В зимнее кутаюсь я пальто.
В этих гиблых краях заправляет зима
и помраченье ума.

Весна быстрой бабочкой промелькнёт,
за ней промелькнёт и лето.
И снова осенний дождик польёт.
И снова зима. И Лета.

Ритмика меняется, проскальзывает разговорный мотив, но само стихотворение, точно играя узорами крыльев бабочки, взлетает, несмотря на тяжёлый характер оных узоров.

Лёгкость и тяжесть вполне совместимы: лёгкость слова и тяжесть ноши, всё сильнее и сильнее гнетущей…

…вдруг звенит частушечный перебор: это речь о нынешнем народе и нынешних вождях: и, учитывая пульпообразную массу первого и чрезмерную наглость вторых, как ещё возможно говорить, затрагивая общественные, социальные темы?

Разговоры о погоде
стали главными в народе.
Важно, вёдро или дождь,
и плевать им, кто их вождь.

А вождишка разжирел
и донельзя обнаглел,
Он и тычет, и бабачит.
И никто ничто не значит.

Компактность и лапидарность характерны для нынешнего периода поэта: краткие, мускульно сжатые стихи, касаясь всего: дня ли космонавтики, жизни и смерти котов, божественного круговорота вещей, ухода супруга, собственного одиночества – как места в мире – поют: сквозь все муки, преграды и препоны световое естество жизни – такое лёгкое, такое драгоценно-мерцающее: такое, чья сущность, кажется, должна стать ясна только за пределами телесного бытования.

21 апреля 2021, Москва

Элла Крылова   23.04.2021 10:52     Заявить о нарушении