Ни Кант не поможет, ни Гегель...
Ни Кант не поможет, ни Гегель...
Всему, что вокруг — сопричастны...
Есть выбор: предать своё время,
Остаться к нему безучастным!
Оно одряхлеет и рухнет само
В отсутствие начисто признаков мудрости...
Мы пОд пустотОй... уже чУвствуем дно...
О, Господи! Что натворили по глупости!...
Вечно в своём возбуждении крайнем...
Ищем мы Счастья ночными раздумьями...
Мыслью какой... упиваемся втайне?
— Разом покончить с царящим безумием...
Себя потеряли в цепи поколений...
Уносим с собою свои же иллюзии...
Ни капли вины в том... ни Канта, ни Гегеля...
Что внутренний мир к потреблению сузили...
Одним виден выход в самОистреблении,
Других увлекает властей кувырок...
Воров и чиновников коловращение... —
Придуркам, их тыщи, уроки не впрок...
Не тО всё учили... Бунты, революции...
Что сумма усилий равнялась нулю —
То принципы физики и эволюции....
— Осмыслить суть дела нельзя наобум...
Наш мир далеко не единая масса:
С Историей прочная связь Географии...
«Блицкригу» с Россией не сбыться ни разу:
— Поставит на место, подвергнет анафеме!
_____________________________________
Далее: «В каком направлении мы не идём...» (http://stihi.ru/2021/04/24/7488)
Свидетельство о публикации №121042209472
В стихотворении «Историю похоронили…» — вступлении к этому блоку — Штейн сжато, но болезненно точно очерчивает образ «прямохождения», как метафоры гордыни человеческого рода. Эволюция здесь представлена не как развитие, а как бесплодный виток, замкнутый в своей бессмысленности. Финальный аккорд звучит особенно жестко: история умерла — похоронена не кем-то, а внутренним распадом самой идеи развития. Это не просто антиутопический взгляд, а философская инверсия, где исход из «рая» прогресса ведёт не к свободе, а к мраку животного существования.
Во втором тексте, «Изъян…», эта линия разворачивается с особой силой. Здесь уже говорится о том, что человек, даже достигнув пика развития, «вышел из моды». Возникает ощущение, что человечество — это неудачный эксперимент, где сам прогресс лишь усилил первородный дефект («изъян изначала — не лечится!»). Пафос здесь предельно антигуманистичен, и в этом проявляется тяготение автора к сатирической, почти мифопоэтической форме моралистического высказывания: человек не просто заблудился, он изначально был ошибкой природы.
Наконец, «Кант не поможет, ни Гегель…» доводит эту мысль до интеллектуального апогея — отрицания философии как опоры. Метафизика проиграла исторической реальности. Здесь Штейн рисует духовный и политический хаос, в котором прежние категории — «мудрость», «прогресс», «ответственность» — утратили смысл. Вместо них — иллюзии, потребление, власть как самоцель. Образ воронки, в которую втягивается поколение за поколением, смыкается с цивилизационным провалом, в который, по мнению автора, мы уже «почти провалились».
При всей резкости суждений, этот триптих не лишён эстетической завершённости. Стилистика Штейна варьируется от нарочито простой рифмовки до неожиданных философских инверсий, от иронии до гневной патетики. Он смело использует народные обороты («не до шуток!», «придуркам уроки не впрок») рядом с философскими аллюзиями, создавая эффект «разговора сквозь зубы» — словно сама поэзия отказывается быть утешением.
Эти тексты нельзя читать как «пророчество» — скорее, это поэтический диагноз, философская пантомима на обломках метанарративов. Тональность тёмная, но она честна, и в этом — сила поэзии Руби Штейна.
Руби Штейн 26.07.2025 21:10 Заявить о нарушении