рваное

          что есть пространство как не отсутствие в каждой точке тела (c)
      

и эс баха прелюдии слюна из ютуба текла
столь токсично и волгло природе неодушевлённой всего
по-простому материи тонкой и этой хватило
без трёхсот шестидесяти ноль десятых секунд
рубанула с плеча пять минут подышав отошла
любит боженька позалипать на паркующуюся инвалидку кого
ни послушай за этой игрой практически одним пальцем страшная сила
да изнанку вещей выворачиваемую в рвотном надрыве мудрено обмануть
и такая апатия сразу будто дождь зарядил непролазный.

И не хочется больше ответов, утешительно и беспредметно
вокруг. Пёс за щелястым забором заливает: не правда ли, здорово?
И породы дерева неценные, да и вовсе не дерева, верно же,
в снт'шную топку сигают с облегчением. Баха играют!

Я ступил на луну когда там ещё не было кудрово
и стоял день-шаббат и пространства вирусом пудрили
мозг глухим луноходам спасительная эпидемия
освоение делала неоспоримо-приемлемым
всё закончилось мурово-кудриным мудрово-куриным
я слыхал одного подбухнувшим и/или накуренным.
Тут, скорее, постскриптум, чем продолжение, — далее,
я имею ввиду, — некий цирк с элементом скандального.
Вот что плёл он.

В Карлино Малое еду я на склад.
С Малого Карлино еду я бухать.
С Фёдором, Артуром хряпну по другой.
В Малое Карлино завтра ни ногой.
С А Шопенгауэром не разлей вода,
с Фёдыр Михалычем мыслью хоть куда
мы растекаемся — дерево трещит.
Малое Карлино, скоро буду чист.

Тошно. Мама — апатия, папа — Стахан Портвейныч.