Русь утренняя. Три послесловия

РУСЬ УТРЕННЯЯ

Эпическое повествование

ТРИ ПОСЛЕСЛОВИЯ


Послесловие первое
(историко-богословское)

История — гигантская волна,
Которая на маленькие волны
Дробится. И дробленью нету дна.
Деленьем этим бесконечным полный,

Как вдохом-выдохом, весь мир живёт.
Материя в нём — тело, ну а логос
Всеобщий — это дух. Так предстаёт
В познанье истинном бескрайний космос.

Конечно, как во всём, в нём есть края,
Бескраен только Бог в своём блаженстве.
Но расширяются, сказал бы я,
Границы те в разумном совершенстве.

Вот поле нашей жизни. И сейчас
Нам ясно, если б не разжатья-сжатья
И расширенье космоса — погас
Давно бы жизни пыл, друзья и братья.

О сжатиях и расширеньях мы
Уже в минувших главах говорили.
Но, кажется, подробней мы должны
Взглянуть на исторические были.

За сжатием эпохи золотой,
Когда Владимир-Солнце Русью правил,
Пришла эпоха драчек меж собой,
И старший князев сын её возглавил.

Языческой завистливости пыл
Ещё горел в сознанье Святополка.
Трех младших братьев он лишь с тем убил,
Чтоб их владения присвоить только.

Но ярый Ярослав, их пятый брат,
Готовивший разгром отцовской власти,
Внёс в планы Святополковы разлад,
Войска варягов и свои отчасти

На Киев бросил он, и брат бежал
До самых польских рубежей гонимый.
А Ярослав Руси владыкой стал,
Единовластный и непобедимый.

Непобедимый, право же, не в том,
Что все бои выигрывал блестяще,
Непобедим был в главном и большом  —
В распространенье веры настоящей.

И по Руси по матушке по всей,
Казалось бы, уж дебри там такие,
Вставали сотни маленьких церквей
И храмы-великаны, как София.

И из Владимирских церковных школ,
Сказались всё-таки учёбы годы,
Сплошной приток священников пошёл
И в старые и в новые приходы.

И в школах не один Христов закон,
Как было предпочтительно в начале,
И Ярослава правовой канон
И грамоту усердно изучали.

Князьям забавно было наблюдать,
Как при лучинах по слогам старались
Читать, а чуть позднее и писать
Крестьяне вечерами обучались.

Князь Ярослав и сам был страстный чтей.
В своей библиотеке, и не малой,
Он прочитал все книги прежних дней
И нынешних. А перед сном, бывало,

Бумагу, ручку и чернила брал
В одну из тихих комнат удалялся
И главы «Русской правды» сочинял,
Потом за «Наставления» принялся.

«Я отхожу, наследники мои,
Из мира этого. А вы живите
Светло и долго в дружбе и любви.
Русь нашу, словно матушку, любите.

Живите с Богом, чтобы Он всегда
Мог вам помочь и в трудностях и в пире.
И враг повержен будет без труда.
И возмужает Русь в любви и мире».

Не позабудем, что в тот давний год
Дышала Русь своим весенним утром,
Но Ярослава и тогда народ
Уже назвал не как-нибудь, а Мудрым.

И не случайно, братья по крови,
Тогда на долгие века России
При Ярославе славу обрели
Борис и Глеб как первые святые.

Так, что же получается, друзья?
Эпоха князя началась с распада,
И вдруг, придумать лучшего нельзя,
Нежданно цементироваться стала.

Так что же здесь неверно, что не так?
Какая ложь в показанном примере?
А лжи здесь — никакой. Распада шаг
Сменился шагом сжатия при вере.

А с Богом проходимы и легки
Любые недоступные просторы,
Не только раскалённые пески,
Но и покрытые снегами горы.

11.09.16 г.,
Усекновение главы Иоанна Крестителя.


Послесловие второе
(историко-богословское)
 
И вновь по историческим волнам
Несут нас быстрокрылые эпохи.
Порядок прежний заменил бедлам,
И от единства вновь одни лишь крохи.

На этот раз не княжьи сыновья
В раздорах разорвали Русь на части,
А княжичи-изгои. Их семья
Великокняжеская близко к власти

Не подпускала, отдавая дань
Традициям тех лет. Так вот, изгои
Переступили прежней дружбы грань,
Нарушили спокойствие былое.

Удобную минуту улучив,
Они уделы братьев разоряли
И, о Христовой совести забыв,
Чужие города с налёту брали.

А коли по Руси пошёл раздрай,
Коль ярой злобы закружила вьюга,
Тогда гостей нежданных поджидай.
И точно — половцы напали с юга.

И вновь мы видим спад крутой волны,
Стремленье от вершины до подножья,
В те дни, когда особенно сильны
Атаки сатанинского безбожья.

А ведь, казалось, убеждала жизнь,
Что только в сильной власти, в крепкой вере
Русь расцветала, шла и в ширь и в высь,
Стояла как скала, по крайней мере.

Но слаб для взлёта человечий ум,
От грешности своей, не от природы.
Подняться к пониманию тому
Ему ещё понадобятся годы.

Ещё придёт Владимир Мономах
Единой властью укрепить державу.
В своих великих и святых делах
У современников найдёт он славу.

И не случайно, думается мне,
Уже тогда, в те утренние дали,
Его в полуязыческой стране
Вторым святым Борисом называли.

Когда согласной волей киевлян
Был бывший жадный князь с престола изгнан,
На вече, бурном словно ураган,
Владимир Мономах царём был избран.

Но был нарушен вечевой закон,
Предпочитая прадедов порядок,
Князь отказался. Так ответил он,
На славу и на власть не очень падок:

«Пусть трон займёт, кому по старшинству
Занять его сегодня подобает». —
И люди ярый гнев свой наяву
Из-за отказа князя проявляет.

Кругом громят евреев, кто давал
Им деньги по завышенным процентам.
Дом тысяцкого гнев их испытал,
И не забыты сотские при этом.

Знать города посланье князю шлёт:
«И в этот раз откажешься — ответишь
Перед Христом. Разгневанный народ
Монахов и дворян сотрут на ветошь».

Владимир Мономах на этот раз
С дружиной мчится в Киев. Там встречает
Его митрополит и тот же час
На службу всей Руси благословляет.

Князь первым делом создаёт совет,
Который ростовщическую жадность
Укоротил, сказав поборам «нет»
Народу угнетённому на радость.

Храм, где хранились мощи двух святых —
Бориса с Глебом, старый, деревянный,
Князь перестроил в каменный. В честь их
Переселения под свод ВышгородскИх
Соборных стен, узорных и витых,
Владимир-князь назначил многозванный

Богатый праздник. Все князья Руси,
Священство всё и уймище народа
Забили так проулки и стези,
Что никакого не было прохода.

И вот деталь! Лишь только где раздор
В державе Мономаха начинался,
Гонец или он сам во весь опор
К огню, едва занявшемуся, мчался.

Условие единственное — мир,
Смирение гордыни, покаянье.
Князья мирились — затевался пир,
А не мирились — ждало наказанье.

И что же? Больше ни один сосед
Напасть на Мономаха не решился.
А между тем границы прежний след
Во все концы от центра удалился.

В походы уходили сыновья.
Причины основательные были.
И никому, хочу отметить я,
В сражениях они не уступили.

Вздымалась всепобедная волна,
Поскольку не в разладе с волей Бога.

А повесть вскоре кончиться должна.
Еще, пожалуй, лишь глава одна.
Но перед нею отдохнём немного.

13.09.16 г.,
Положение честнОго Пояса
Пресвятой Богородицы


Послесловие третье
(историко-богословское)

Счастливая заканчивалась жизнь.
Почти за год до смерти Мономаха
Над Русью вихри бедствий пронеслись
Невиданно жестокого размаха.

В Переяславле взял и рухнул вдруг
Собор Архистратига Михаила.
После мороза и ужасных вьюг
Такое пекло летом наступило,

Что, словно в печке, жарились хлеба
И зёрна прежде времени роняли,
И этот урожай — горька судьба —
Крестьяне торопливо собирали.

Потом пожары в Киеве пошли.
Сгорел Подол в низине Приднепровья.
Потом по взгорьям киевской земли
Места построек вылизали ровно

Напасти огневые языки.
Из шестисот церквей с монастырями
Остались обгоревшие пеньки
Да пепел, что лежал вокруг пластами.

И в завершенье среди бела дня
Погасло солнце, тьма всю Русь покрыла,
Нигде ни проблеска и ни огня.
Лишь звёзды, полуночные светила,

Безжизненно и холодно горят.
Как будто бедный люд придупреждают
О том, что нескончаемо подряд
Их горькие несчастья ожидают.

Так и случилось. Старый княжий род
Размножился, как роща, разветвился.
А каждый князь (кто это не поймёт!)
К верховной власти-матушке стремился.

И снова полыхнули по Руси
Междоусобицы раздором властным.
И сколько же на эти страсти сил
Ушло, как дождь в песок — совсем напрасно!

И полчища неведомых татар
И никогда не слыханных монголов
(Вот кара справедливая из кар)
Заполонили города и сёла.

И много лет дробился русский дол,
Бежали люди от орды подальше.
Пока желанный срок не подошёл
Избавиться от бездуховной фальши.

А фальшь была в одном — без Бога жить
С другими значит в вечном быть раздоре.
Разрозненное надобно сложить,
Как речки воду вкладывают в море.

И осенил Ивана Калиту
Господь своим небесным озареньем.
Раз Киев пал, вновь надо ко Христу
Собрать народ. И пусть таким селеньем

Окажется на речке на Москве
Одноимённый город. Пусть он молод
И мал пока. Когда душа в тоске
Всегда находится духовный молот,

Который форму нужную придаст
И должную закалку направленьям,
А уж они, как море, сблизят нас,
Приют давая всем речным теченьям.

Пока татары превращали в склеп
Привольные российские просторы,
На севере столичный город креп,
Не так, как в сказке, и легко и скоро,

Но не когда-нибудь, при Калите,
С уделами по ближнему окружью,
Выдерживая небывалый темп,
Стал называться он Московской Русью.

И вот уж Сергий Радонежский дал
Благословенье Дмитрию Донскому
Совместными усильями кагал
Разбить ордынский. «Быть свободным дому

Российскому! Иди на битву, князь,
Не сомневаясь в помощи Господней», —
Сказал святой. И вот разбита мразь
Язычников, как дух из преисподней.

Ивану Третьему пришла пора
Могучей верой и железной волей
Из малого московского двора
Россию сделать царственным подворьем.

И уж Москва-столица, гой еси,
Державы всей и сердце и фарватер.
А он — великий князь всея Руси,
Уже почти российский император.

И это бы, наверное, сбылось,
Когда б не фаза нового разжатья,
Когда бы вновь в России вкривь и вкось
Свершенья не смешались и зачатья.

Когда бы весь Руси начальной цикл
Не проходил под знаменем распада.
Когда б закономерно не возник
Период долгой смуты. Думать надо,

И мы сейчас по этой же стезе
Идём-бредём с семнадцатого года.
Не потому ли рушится везде
Россия-мать коррупции в угоду?

Не потому ли жизненная мощь
Нам, как в эпохи взлёта, не даётся?
И как затмение — сплошная ночь.
И где оно, затмившееся солнце?..

Но, отвечая на вопросы, Русь,
Закончу повесть я по-русски круто.
Я к утренней поре твоей вернусь,
Когда вовсю ещё гуляла смута.

Но что за смутой? Чудная пора,
Загадочные годы золотые,
Деяния Великого Петра,
Великое рождение России.

Волна истории пошла на взлёт
По воле жизни, по задумке Бога.
И к нам она, читатель мой, придёт.
Её прилив — у нашего порога.

14.09.16 г.,

7524 года от сотворения мира.