Нелюбимый ребенок

Глава 1. Одинокая Ветка

      Есть люди, которые считают, что чужих детей не бывает, есть и те, кто никогда не сможет полюбить не родного ребенка. Но есть и такие, которые не любят своих же детей или выделяют из них лишь одного.   Иветта поняла это еще в раннем детстве. На её брата мать  смотрела совсем по-другому. Такой преисполненный любви взгляд невозможно не заметить. Мать вся преображалась и светилась рядом с сыном.  В этом взгляде было всё:  любовь и нежность,  обожание и всепрощение. Всё, что можно вместить в понятие: «безусловная любовь». Своруй, убей, предай и продай, даже родную мать, и все бы она ему простила. И поняла бы, и приняла. Многое бы Ветка отдала за такой взгляд и за такую любовь. 
      Иветта, а по-простому, Ветка  росла нелюбимым ребенком. И чувствовала себя под стать, своему имени – одинокой веткой, оторванной от матери сразу же после рождения. Но никак не показывала, что страдает от этого. Чувства возмущения и несправедливости в ней так и клокотали, словно вода в кипящем котле, но она о них никому не рассказывала. «Пусть моя боль останется при мне. Значит так надо», - говорила она самой себе. Хотя  понимала, что такое отношение матери к собственному ребенку противоестественно, что оно идет против самой природы материнства. Хорошая мать, даже родившая десять детей, любит каждого, пусть по-разному, но любит.  И каждому хоть какая-то толика этой любви достается. Ветка же не имела даже крохи этой любви.
    Лишь отец не делал между детьми разницы.  Ветка всегда ждала его вечерами с работы. Он умел заботиться. Привозил из командировок куколок и другие игрушки, спрашивал, как у дочки дела, что сегодня было нового в школе, а когда она болела, садился на краешек кровати и держал руку на лбу. И температура сразу спадала от отцовской любви. Мать же чаще всего общалась с дочкой дежурными фразами: «Заболела? Ну, так надо вызвать врача или отлежаться». А бывало и похуже: «Опять кашель? Сама виновата! Наказание ты мое! Длинная уже как, дубина, а ума всё нет! Сколько можно говорить одно и тоже: надо одеваться теплее и не носить эти старые, страшные кроссовки! Мать с Веткой вела себя отстраненно и холодно, а в порыве негодования говорила языком обвинений и хлестала словами,  как пощечинами. Могла с легкостью обозвать, припечатать обидным словом или окриком. Просто так, мимоходом и не задумываясь. Скорее всего, она и сама не замечала этого, как не замечает барыня, раздражаясь на свою прислугу. Ветка часто думала: «Так, я себя в обиду не дам, я что-нибудь сейчас отвечу», но почему-то всегда стояла, как столб и молчала, не в силах выдавить из себя ни слова.
         Мать была красивой женщиной и миниатюрной, как статуэтка, всегда носила высокие каблуки, но даже на них сохраняла прямую спину, как и полагается хорошей артистке. Её раздражала нескладность, но более всего - сутулость дочери и она вырывала книгу из рук Ветки, а затем стучала ею по спине дочери, в очередной раз, выговаривая, что нужно следить за своей фигурой, а не сидеть весь день за книгами, наращивая горб.
        Ветка, по словам матери, была вся в отца – «ученой мышью» и при этом «нескладёхой и дылдой». Из-за близорукости она  носила очки, и сидела на третьей парте, низко склоняясь над тетрадями, чтобы не мешать сидящим сзади. Когда Ветка стала подростком, то вымахала еще больше. На уроках физкультуры она уже стояла первая и возвышалась над всеми, как башня, головы одноклассников маячили на уровне её плеч. В своем классе её уважали за ум и доброту, но это носило оттенок потребительства: многие списывали у неё домашние работы и просили на переменках разъяснить решение задачи.
      Классная руководительница, видевшая в Ветке незаурядные способности не позволяла своим сорванцам обижать круглую отличницу. Но за всеми не уследишь. Мальчишки из других классов, особенно малышня,  завидев Ветку, кричали ей вслед разны обидные прозвища: «Эй, ты, жирафа! Ну и верзила!» или «Тетя, достань воробушка!». Это задевало Ветку и она, еще больше сутулилась, будто съеживаясь от обиды.
      В своем классе  Ветке было одиноко и неуютно, у неё совсем не было подруг. И дело было не только в росте. Ветка не любила сплетничать, обсуждать наряды и мальчишек, а на переменках часто доставала книжку. Одноклассницы это воспринимали за гордыню и высокомерие, и близкую дружбу со странной и чересчур заумной Веткой не водили. 
       Домашний холод, объединенный с холодом в школе, сформировал в Ветке замкнутый и неуверенный характер.  Уверена Ветка была только в одном - в своей учебе. Задачки по физике и математике она решала молниеносно, словно щелкала орешки, а еще она лучше всех писала сочинения, вкладывая в описание литературных героев всю свою тонкую и чувствительную душу.
       Так и жила Ветка между домом и школой. Каждый день дорога была одна. Туда и обратно. Никаких кружков Ветка не посещала. Дома делала уроки и помогала по хозяйству, а вечерами - уходила в далекий и книжный мир. В книгах всё было по-другому. Их несуществующий, сказочный и иллюзорный мир восхищал и завораживал, дарил эмоции и переживания, которых так не хватало в реальной жизни. Герои жили на необитаемых островах, боролись с пиратами и индейцами, осваивали глубины океана и космоса, а еще - влюблялись, страдали, и погибали от любви… Их жизнь была интересна и наполнена приключениями.
       Ветка, по словам отца, не читала, а  «проглатывала» книги. А затем еще несколько дней была под впечатлением от прочитанного. Книжные герои будто заменяли ей свою собственную, небогатую на события жизнь. Но иногда в главных героях Ветка узнавала себя и свою мать. Чаще всего такие отношения описывались в историях про мачеху и падчерицу. Читать об этом было горько, и Ветка даже думала, что и её мать ей не родная. Ведь родная мама не может не любить своих детей…
     Отец поддерживал стремление дочери к книгам, а также видел её ум и способности к языкам и точным наукам. Он говорил жене, что Ветке нужны друзья, разделяющие её интересы и, что хорошо бы отдать дочку в математическую школу или хотя бы в кружок. Виолетта кивала ему, вроде соглашаясь, но ничего не делала для этого, даже не ходила на школьные собрания. На запросы и приглашения учителей, отвечала, что ей некогда, в доме еще один ребёнок, и она занимается с ним, да и Ветка круглая отличница. Зачем тогда собрания, если у моей дочери итак все хорошо? – говорила она с недоумением.
       Отец хоть как-то восполнял Веткину нелюдимость и недолюбленность, но он приходил домой поздно и часто уезжал в длительные командировки. Отца звали Владимир Николаевич, он был физиком-ядерщиком. Свою будущую жену Владимир  увидел на одном из выступлений в Доме Ученых, где молодые артисты филармонии выступали с концертом, и влюбился сразу, и бесповоротно. Он атаковал красавицу певицу с не менее красивым именем Виолетта, целый год, но та ему все время отказывала.
       Отец, высокий и нескладный,  имел обычную, ничем не примечательную внешность, ходил в очках и очень сутулился. Пиджак на нем висел, как на вешалке. Но он, всё-таки «выходил» свою любовь. Часами стоял под окнами любимой девушки, задаривал цветами и  подарками, причем никогда не скупился. Может эта настойчивость, а может интуиция, подсказали молодой девушке, что эта партия может дать ей перспективу. Она наконец-то дала свое согласие. Владимир был бесконечно счастлив, что Виолетта снизошла до него, и всю жизнь был ей за это благодарен.
     То, что мать не любила отца Ветка и видела и чувствовала. Как чувствует нелюбимый ребенок другого, такого же нелюбимого человека рядом. И это еще больше объединяло их.
  Ветка ждала любимого папу с работы, как единственного и близкого её по духу человека, не только родного, но и понимающего её. Отец неизменно приносил какие-то маленькие гостинцы детям, говоря, что они из леса. То от лисички, то от белочки или зайчика. Отец умел поддерживать в детях веру в сказку.
    Но сказка с отцом, да и само детство закончились рано. Отец умер, когда Ветке было десять лет, а младшему брату Ромке всего пять.


2 глава.  Холод нелюбви 

  Отец Ветки получал хорошую зарплату по советским меркам. Мать на эти деньги приобретала золото и драгоценности.  Хотя у неё итак их было много. Владимир задаривал жену украшениями и одевал её с ног до головы в красивые и дорогие вещи; это помогло семье выжить, после его смерти.
       Мать Ветки, только после рождения сына оставила карьеру певицы. По своему характеру она была богемным человеком, привыкла выезжать, выступать с гастролями, утопая в цветах и комплиментах поклонников и в аплодисментах благодарных зрителей. Это была её стихия, где она чувствовала себя, как рыба в воде. Ветку она так и родила в перерыве между гастролями. И сразу же отдала няне.
       Девочка родилась слабенькой, и врачи советовали матери - окружить дочку любовью и заботой, и обязательно кормить грудью до года, чтобы у ребенка сформировался хороший иммунитет. Но Виолетта не слушала ни чьих советов. И, возможно, так бы и строила свою карьеру, если бы не вторая беременность.
       Сначала эта весть вывела её из себя. «Не успела оправиться от одних родов и вот опять», думала со злостью Виолетта. Но когда родился сын, в ней  неожиданно проснулся материнский инстинкт, она вся расцвела от материнского счастья и гордости.  Но и второй ребенок был болезненный, и Виолетта окончательно оставила сцену.
       Вся её неравномерная нервная энергия и страсть к эмоциональным всплескам и бурной демонстрации  чувств теперь выливались на домочадцев. Доставалось и мужу, когда он бывал дома, но больше всего дочери, которая бегала за матерью, как хвостик со словами «мамоська, я тебя люлю». Эти нежные детские словечки для любой матери звучат, как музыка, но только не для Виолетты. Она почти не видела дочь в младенчестве, передав все хлопоты о ней няне, а когда осела дома, то ужаснулась. Девочка не оправдывала её надежд.
      Неказистая, блеклая, играющая в непонятные для матери игры, дочка часто говорила сама с собой, а еще фантазировала, как будто живет она то в одной сказке, то в другой и все вещи вокруг неё могут разговаривать. Из-за своих фантазий и чувствительности, а также стресса после рождения брата, Ветка стала бояться спать по ночам одна. Как только наступала темнота, она была в панике. Ей казалось, что вещи вокруг оживают, а шкаф превращается то в серого волка, то в страшного медведя… Няня жалела её и сидела рядом, пока девочка не заснет.  Но Ветка и ночью просыпалась и бежала к матери, чтобы спрятаться у неё под одеялом.
    Но мать не понимала страхов ребенка, ругала и отправляла в свою кровать. Она  считала это обычной ревностью старшего ребенка к младшему, чья кроватка стояла рядом с постелью родителей. Когда дочка рассказывала матери о волшебных вещах в её комнате, та только отмахивалась: «Не сочиняй!».
     К семи годам  девочка окончательно замкнулась в себе. Даже играя с братиком, она все время слышала окрики: «Осторожно, не трогай его, а то упадет».
   Виолетта часто бывала не в духе. Ей, лишенной любимого занятия на сцене, было скучно  жить с ученым мужем, в работе которого она ничего не смыслила. Не хотела она следить и за хозяйством, в котором тоже мало что понимала. Домоводство и воспитание детей её никогда не привлекало. А тут еще дети, названные красивыми именами Иветта и Роман, часто болели, что не добавляло ей хорошего настроения.
       В скандалах, которые мать  время от времени устраивала отцу, часто фигурировали обвинения, что он запер её дома, как в клетке, но ни одна птица не поет без свободы, и что из-за своей опасной работы он подорвал не только своё здоровье, но и детей родил слабыми и болезненными. Сколько Ветка себя помнила, мать винила во всех бедах других людей, только не себя. 
       Ветка в детстве из простуд почти не вылезала, поэтому её перевели на домашнее обучение. Почти до третьего класса  она выходила в школу только чтобы написать контрольные работы или диктанты, но училась очень хорошо, схватывая все на лету.
       Ветке не повезло с матерью, но всегда везло с педагогами, которые ценили способности девочки. Учительница начальных классов приходила заниматься с Веткой на дом, приносила новые книги и называла её своей лучшей ученицей. Говорила и объясняла задания она  Ветке всегда мягко, слушала внимательно и вдумчиво, хотя, по словам одноклассников, была со всеми остальными учениками весьма строгой. Скорее всего, Нина Анатольевна почувствовала, как одиноко девочке в родном доме и стремилась восполнить то, чего так недоставало её ученице: любовь, внимание и понимание.
       С третьего класса здоровье Ветки пошло на поправку. А может быть, она просто поняла, что на ней лежит особая ответственность, и организм включил какие-то новые ресурсы. 
       Не стало отца, и мать вся сникла. Она привыкла, что все крутится вокруг неё. Есть деньги, есть продукты, которые муж покупал и доставал сам. В любые  времена Владимир был для нее каменной стеной и защитой. А теперь она осталась одна с двумя детьми на руках. С консерваторским образованием, но без денег и без умения вести домашнее хозяйство. И все что у неё было - это красивая, кукольная внешность. С мужем она умело пользовалась ею. Когда обижалась, то манерно надувала губки и  была просто очаровательной в этом образе. Любящий муж прощал ей всё. Но сейчас надувать губки было не с кем. Надо было учиться жить самостоятельно.
    Со стороны Веткина семья казалась вполне дружной и счастливой. Но это, если смотреть издалека. Даже соседи замечали разное отношение матери к сыну и дочери. Однажды Ветка случайно подслушала через открытое окно разговор  двух соседок на скамейке. Одна говорила другой: «Если бы я не видела, как Виолетта с Володей несут свою дочку из роддома, никогда бы не поверила, что Ветка их ребенок. Мать - то совсем дочь не видит. Вся в сыночке своем растворилась. Это ж надо иметь такую слепую любовь. Ну и что, что дочка не очень красивой уродилась. Но ведь, своя же – кровиночка. Да еще и жальче такую-то нормальным родителям. А эта что? Только со своим ангелочком и воркует весь день, а девчонку совсем забросила». «Ну, так тот же младшенький и болезненный», - отвечала ей собеседница. «Ну, не бросать же из-за этого старшую дочку? Она у неё, как прислуга, «принеси- подай». Негоже это всё. Да и по дому ничего не делает. Вся готовка и уборка на Вере Ивановне», - возмущалась первая соседка.
    Вера Ивановна была уже пожилой женщиной и жила на окраине города, но согласилась помогать молодой семье. Сначала, как няня, а потом и за всё хозяйство стала отвечать. Во-первых, хорошо платили, во-вторых, она понимала, что без неё не обойдутся. По этой причине она и осталась после смерти хозяина, уже как член семьи, будто дальняя родственница, ведущая хозяйство без всякой оплаты. Будучи одинокой,  привязалась к ребятишкам всей душой. Свою квартирку сдавала студентам, и этого хватало для  скромных нужд. Про хозяйку же она как-то сказала соседке, что «та  в хозяйстве безрукая, даже чай заварить не умеет. И если их оставить, дети с такой матерью просто умрут с голода».
      Но дело было не только в инфантильности и житейском неумении хозяйки дома. Виолетта берегла свои руки. Дома  почти половину зала занимал огромный рояль. Мать и сына тоже учила музыке и пению. У Ветки  же не было, ни слуха, ни голоса. Так считала мать. Хотя любому человеку полезно музыкальное развитие. И слух тоже со временем развивается. Во всяком случае, на уроках пения в школе Ветке никогда не говорили, что «медведь ей на ухо наступил». Но мать, почему-то, слишком быстро забраковала музыкальные способности дочери, сосредоточившись на младшем ребенке. Так что зацепок, где бы Ветка с матерью хоть в чём-то были бы похожи, почти не было.


Глава 3. Новый дом и новые потери

           После ухода отца Ветки в мир иной, на мать – красивую и статную вдову, многие обращали внимание. Звали и замуж, но она всем отказывала. Теперь у нее было одно солнце в окошке:  её сын. Любовь к отцу у матери была требовательной, она как вьюн обвивалась вокруг крепкого куста, чтобы жить, питаясь его соками. Но любовь к сыну была другой, очень жертвенной, она безгранично любила и баловала его. Это выражалось во всем. В улыбках и  во взглядах, в действиях и внимании, в объятиях и прикосновениях… 
      Ветка, все это видела и страдала, ощущая себя гадким утенком из сказки Андерсена. В сказке гадкий заморыш вырастает, становясь прекрасным лебедем. В жизни же такое бывает редко. Но Ветка верила, что когда-нибудь мать поймет и оценит её. И она еще больше старалась угодить матери, училась еще более старательно и во всем помогала по дому, со временем полностью заменив старую нянюшку Веру Ивановну.
       Не смотря на имеющиеся накопления и драгоценности матери, через два года в семье уже ощущалась нехватка денег. Ромка пошел в первый класс. Дошло до того, что Вера Ивановна, собирая  детей утром в школу, совала им деньги на школьные завтраки из собственной пенсии.
      Виолетта могла  бы пойти работать музыкальным работником, тем более что Ветка с Ромкой  уже выбрались из всех детских болезней. Но, отвыкшая от каждодневного, рутинного труда, она предпочла остановить свой выбор на очередном предложении руки и сердца. Выбор пал  на крупного чиновника высокого ранга, которого Виолетта тоже не любила. Но кто сказал, что браки по расчету не бывают счастливыми?
       Семья переехала в роскошный двухэтажный особняк за городом.
       Петр Семенович был намного старше матери и так же, как и первый муж, просто обожал её. Ради неё он, собственно и бросил первую жену. Для неё и дом приобрел. Детей же милостиво принял, как неизбежные довески к любимой женщине, но мало их замечал и не интересовался их успехами. Да и некогда ему было это делать. Работал Веткин отчим также много, как когда-то отец. Он был крупным чиновником в одном из министерств и приходил домой поздно. В силу своего положения он выходил время от времени в свет вместе с красавицей-женой, посещая разные приёмы у важных лиц города. Виолетта на этих приемах часто выступала, пела и играла на рояле. В такие дни она приходила домой в хорошем расположении духа, напитавшись энергией от восторженных почитателей её талантов, от их взглядов и комплиментов.
    Мать не касалась работы и в новом доме, но у неё был хороший вкус, она сама выбрала изысканную мебель и посуду, и красиво обставила свое новое жилье. Ратуя за красоту и изящество, она и за собой  тщательно ухаживала. Даже  дома ходила с неизменным маникюром и уложенными вокруг головы волосами, любила наряжаться в длинные платья и с украшать кольцами свои красивые руки.
     Ветке было неуютно в новом, огромном доме и она предпочитала больше сидеть в своей комнате или помогать на кухне. Она казалась себе инородным телом, простым речным камушком, занесенным во дворец. Где само её существование коробит и этот дворец, и его хозяйку, во всем любящую красоту и совершенство. Ветка думала: «Я некрасивая и нескладная. Потому и раздражаю мать. Разве от такой идеальной красоты мог родиться такой гадкий утенок?»
      И Ветка была недалека от правды. Виолетта действительно стеснялась дочери, весь её вид оскорблял  в ней чувство гармонии и эстетики. А ведь она, будучи беременной, уже представляла себе, как будет наряжать свою куколку в нарядные круженные платьица. И даже дала ей такое красивое имя, как у киноактрисы.
     Но дочь родилась некрасивой и болезненной, и с раннего возраста, демонстрировала совершенно  другие вкусы и интересы, чем у матери. И даже в имени она предпочитала называть себя сокращенно -  просто Веткой. Устав переделывать дочь, мать направила привычный взор только в сторону сына.
     Несколько лет спустя, когда Ветка стала преподавать в институте, мать попыталась опять вмешаться:  сделать дочь более  красивой и  ухоженной. Она понимала, что теперь Ветка – «лицо её дома», человек который приносит деньги в дом и который должен соответствовать и этому дому, и всем, кто в нем проживает.
      Но Ветка  была минималисткой. Ей не нужна была роскошь. Она не пользовалась косметикой, не носила платья и юбки, и продолжала ходить на работу в брюках или джинсах. Мать так и не смогла приучить дочь к женственной и модной одежде, к украшениям. На драгоценности Ветка смотрела равнодушным взглядом и лучшим подарком для неё были не вещи, а книги и возможность учиться. И мать махнула на Ветку рукой уже окончательно,
     В новом замужестве Виолетта подстраивалась под мужа, не желая терять источник дохода.
     Но история имеет привычку повторяться. Лет через пять Петр Семенович стал жаловаться на боли в желудке.
    Вера Ивановна стала готовить диетические блюда. Ветка помогала ей по хозяйству. Благодаря Вере Ивановне, Ветка  научилась хорошо готовить и вести домашнее хозяйство, чувствуя ответственность за неумелую мать и младшего братишку.
     Врачи долго не могли найти причину боли у Петра Семеновича. Он проверился в самой лучшей больнице города. Но ничего особенного не нашли. Так, лишь небольшая грыжа в паховой области. Вырезали. Думали, что боли были оттуда. Оказалось, в это время росла опухоль в желудке, а когда её распознали, уже пошли метастазы. Еще год боролись за жизнь с помощью химиотерапии…
      Виолетта потеряла одного мужа за другим и её стали называть в обществе прекрасной «черной вдовой». Больше она замуж не выходила, хотя все еще сохраняла и красоту, и стать. Может, свободу свою терять не хотела, а может, уже и не предлагали.
     В наследство от второго супруга Виолетте достался большой дом и небольшой банковский вклад. Этим и утешилась. Могло быть и больше, но часть денег отсудили взрослые дети Петра Семеновича от первого брака.
    Ветка в тот год окончила школу и, чтобы помогать семье, устроилась работать лаборанткой в один из институтов. Учиться ей пришлось заочно. Все хозяйство было тоже на Ветке. Вера Ивановна была уже старенькой и теперь уже не Ветка, а она была на подхвате.
    В раннем детстве, Ветка очень страдала. Отверженная матерью она ластилась, то к отцу, то к няне, чтобы получить хоть небольшую порцию ласки. Но, в год своего совершеннолетия, она  вдруг остро почувствовала  свою ответственность за семью. Будто отец с того света напомнил ей о своем последнем напутствии…
     Ветке хорошо запомнила то горькое время, когда беда пришла в их дом впервые. Её любимый папа – такой прежде энергичный и веселый, вдруг занемог. Он все чаще оставался дома и уже не выезжал в командировки. Затем лег в больницу. Вера Ивановна ходила с заплаканными глазами и готовила передачи для отца. Но он почти не ел, ему было трудно глотать, да и есть уже совсем не хотелось.  Мать тоже плакала, но, как и все инфантильные личности, больше жалея себя, чем мужа. Она стала еще более рассеянной и отстраненной от дочери, чем прежде.  Как и всегда в любых испытаниях матери помогала музыка. Это было её второе божество после любимого сына. Она часами играла до боли в пальцах. От отчаяния, от страха и неизвестности. Она боялась будущего, понимая, что мужа скоро не станет…
     Полежав немного в больнице, отец выпросился домой. Он хотел успеть попрощаться, навести порядок в делах и расправится со всеми житейскими и рабочими обязательствами. В доме каждый день толпился народ. Приезжали то врачи, которые ставили обезболивающие уколы, то многочисленные коллеги и друзья отца.
    Весь этот переполох и сумятицу Ветка запомнила на всю жизнь. Как и голос матери, говоривший кому-то по телефону, что отец  совсем слег, в очередной раз, получив дозу радиоактивного облучения на каких-то секретных испытаниях, и что врачи уже не верят в исцеление, а она не знает, как жить дальше, впору руки на себя наложить. Только вот сына жалко… 
     А еще она запомнила, как отец прощался с ними – детьми. Маленький Ромка еще мало что понимал и улыбался, глядя на отца. А затем, не дав себя поцеловать, убежал играть. Ветка осталась с отцом одна. Он взял её за руку, крепко пожал и сказал: «Не плачь, дочка, вытри слезы. Скоро меня не станет. Но это только здесь – на земле. Я улечу в голубые небеса. Но мысленно буду  всегда с вами. Ты только помни меня. А еще береги себя, маму и брата. Ты еще мала, а Вера Ивановна уже стара. Но вместе вы справитесь, пока не подрастет Ромка.  Пожалуйста, помогай маме и брату, как можешь. Мать твоя слабая женщина, она витает в облаках и не видит настоящей жизни. Ей нужна крепкая рука и опора в жизни.»
       И Ветка выполнила обещание, данное отцу. После кончины отчима, она вела дом вместе с Верой Ивановной, а позднее и полностью взяла бразды управления в свои руки. Она научилась все успевать и быть сильной. Работала днем, училась вечерами, по выходным подрабатывала репетиторством… 
     Без особого шика, но на жизнь средств хватало. Пока в нее не ворвалась новая беда и  новые непреодолимые обстоятельства…


Глава 4. Ромкино солнце

    Мать Ветки очень гордилась сыном и очень скучала без него. Когда Роман отправился учиться в чужие края, требовала, чтобы он звонил по телефону каждый день. Только после его звонка она успокаивалась. Ветка приходила вечером с работы и за ужином разговоры были только о Романе. Что он сделал, куда поехал. И Ветка подыгрывала матери. Ни разу мать не обняла и не спросила Ветку: «Как у тебя дела, доченька? Что нового было на работе? Да и ласково звучащее слово «доча», Веткина мать никогда не произносила, всегда называя дочку только по имени. Иногда Ветка сама пыталась что-то рассказать про вуз, в котором работала преподавателем, но мать не слушала, перебивала, переводила разговор на сына. И Ветка  приняла эти правила. Перестала говорить о себе.
     Когда умер отчим, семья  из экономии продала свой большой дом с участком и переехала в небольшую квартиру. С этих денег мать ежемесячно высылала сыну деньги в другую страну – на личные расходы. Хотя его обучение оплатил один из зарубежных образовательных фондов.
      В то же самое время счастье поманило и Ветку, на кафедре ей предложили годовую стажировку в Англии. В те же края, где учился брат. Ветка была на седьмом небе от счастья, можно было опять жить с братом, а также потренировать свое произношение, общаясь с настоящими носителями языка. Но мать была категорически против отъезда дочери. «В доме и так нет лишних денег, а ты еще хочешь уехать и оставить нас на произвол судьбы», - сказала она с негодованием. Ветка смирилась. Она постоянно жертвовала собой ради матери.

Из дневника Иветты:
     Есть люди, не способные на любовь, есть те, кто любят многократно. А есть однолюбы, которые любят верно и преданно, до самозабвения. Так отец любил мою мать. А она так любила сына. И я хоть и ревновала мать, все же отдавала должное этому великому чувству,  потому что оно делало мать человеком, свидетельствовало о том, что она тоже была способна на любовь - сильную и всепоглощающую. Но не замечающую других людей.
    И это счастье, что моего брата такое отношение не испортило, как многих заласканных маменькиных сынков. Любовь наоборот дала ему силы для многих свершений. Почти как у Наполеона, которого его мать также безумно любила. Ромка не разбаловался от такой жертвенной любви и не стал эгоистом. Когда в раннем детстве мать совала ему что-то вкусненькое, он всегда делился со мной, а  когда она, в очередной раз, ругала меня, всегда защищал, говоря шепелявым голосом: «Неть! Не тлогай Ветю. Она холёсая».
      Ромка в детстве болел часто, и мать сидела с ним ночи напролет, читала ему, включала пластинки с классической музыкой и записями сказок. А также играла и пела для него. И в её голосе было столько нежности и безграничной любви, что у меня на глазах наворачивались слезы. Я лежала в своей спальне, в роскошном доме, где было все, кроме внимания и любви матери, и чувствовала себя одиноким и никому не нужным ребенком.
     К первому классу Ромка выправился, пошел в школу и в многочисленные школьные секции. И за что бы не брался, всё у него получалось. Как будто играючи, он легко решал задачки и писал сочинения, играл на фортепиано и в театральной студии, рисовал и писал стихи, ездил на соревнования по футболу и баскетболу, мастерил макеты самолетов и кораблей.  Он был не только любовью, но и гордостью матери. Да и меня тоже, я ведь любила брата, хоть и ревновала маму к нему.
    Роман возможно потому и достиг так много в жизни от большой и безусловной любви матери. Он согревался ею все свои хоть и небольшие годы. Он был красивым, как мать и умным, как отец. В школьные годы успевал отлично учиться и посещать множество кружков и секций. В молодые годы сделал стремительную, просто феноменальную карьеру в науке: в области физики и математики. Успел поучиться в России и в Англии, успешно защитил диссертацию и получил степень кандидата наук. Затем развивал наукоемкие технологии, был самым молодым советником по науке и высоким технологиям. И все у него, казалось, было легко и просто. Каким -то образом, еще успевал заводить многочисленные романы и путешествовать. Затем занялся бизнесом, организовал свою фирму. И везде у него все получалось, все, за что он брался, не смотря на молодость. Жил, словно играючи на зависть многим. Так его все и называли: «везунчик». Ровно до тридцати лет...
   А затем, как корова языком слизнула. Раз и все… Нет ничего. Все разрушилось в одночасье. Много у него было спортивных увлечений и достижений. Но захотелось ему еще освоить сёрфинг... То ли инструктор оказался неопытным, то ли так сошлись звезды, но Роман навечно остался в океане. Не было даже места на земле, где мы могли бы придти и поклониться его праху.
    Если бы знать заранее, чего в этой жизни стоит опасаться… Хотя, даже если бы Ромка это знал, он бы все равно уехал. Чтобы не вернуться… Он любил поездки и путешествия, возможно,  убегая от  излишней опеки матери, от вины передо мной, за то, что он – любимый, а я нет. А еще он любил риск и новизну, стремясь всё время что-то самому себе доказать. А может, просто спешил жить, подсознательно чувствуя, что времени у него осталось очень мало…
      «Когда брата не стало, я, как и мать, очень страдала без Ромки, ведь не любить его было невозможно. Но в какой-то момент во мне будто проснулся недолюбленный и ревнивый ребенок, который обрадовался, если можно так цинично выразиться. Обрадовался тому, что он наконец-то остался один. Я ужаснулась, написав эту фразу, но решила, что здесь и сейчас будет правда и только правда. Как бы она ни была ужасна.
   После брата все его накопления  и бизнес достались мне и маме. Он не успел создать семьи, хотя у него было много женщин, ведь он нравился всем, с кем учился и работал. Но все это осталось за кадром, в его прошлой жизни.
     Когда я стала единственным ребенком, я стала заботиться о матери вдвойне: за себя и за брата. Купила  хорошую дачу за городом, где мы жили летом, а зимой  отправляла мать отдохнуть и подлечиться в санатории. Но это случилось уже после того, как мать просидела в депрессии дома почти полгода, смотря окаменевшим взглядом в одну точку.  Затем понемногу она стала оттаивать.
    Я окружила мать заботой и вниманием, но ни разу не увидела в её глазах той любви, с которой она смотрела на моего брата. Только ровный взгляд и  ровное отношение. А точнее сказать: равнодушное. В своем горе она видела только себя.
    А когда отошла острая фаза, смерть близкого для нас обеих человека все же немного сблизила нас. Мне было стыдно за свои обиды и за то, что не сумела справиться с ними. Упала так низко, что хоть и на минуту, но почувствовала радость оттого, что теперь мама только моя. И больше ничья.
       Но видно мне на роду было написано быть нелюбимой дочерью. Ни моя забота, ни деньги, ни путешествия, ни загородный дом не могли заставить мать полюбить меня.  И я это просто приняла. Как крест, который нужно нести, как бы не был он тяжёл. И я даже оправдывала её. Я говорила самой себе: «Может быть, мама чувствовала, что Ромке суждено прожить короткую жизнь, и старалась наполнить его своей любовью, пока еще есть время? Но почему же тогда не поделиться этой любовью хотя бы немного в моем детстве, когда мне так необходима была материнская  поддержка?».  Но такого взгляда, каким мама смотрела на Алешку, я больше никогда у нее не увидела…
     Мама после смерти сына сильно постарела,  на её лице, всегда таком ухоженном и красивом, появились морщины. Как-то, взглянув на неё, как она утирает скомканным платочком постоянно наплывавшие на глаза слезы, я вдруг поняла, насколько эгоистична была не только мама, но и я. Она закостенела в своей обиде на судьбу, отнявшую у неё любимого сына и оставившую рядом нелюбимую дочь. А я – в обиде на нее, не любившую меня.
   Но ведь сколько у нас было и хорошего, что связывало нас! И главное - это Ромка, который, как солнце, соединял нас всю жизнь. Это солнце согревало нас даже после своего захода. И я стала сама заводить разговоры с мамой о Ромке. В одной из комнат нашей квартиры были расставлены все Ромкины грамоты и кубки, заработанные им на многочисленных конкурсах и соревнованиях. Там же хранилось и несколько вещей от отца. Комнатка превратилась в мемориальный музей. Вечерами мы заходили туда с мамой и перебирали старые фотографии, мать вспоминала то свою молодость, то  успехи и достижения сына. Это стало для неё ритуалом. Раньше она не могла заснуть без звонка сына, теперь – без разговора с его фотографиями…
     Ни разу мать не вспомнила о моих достижениях, но я на это уже не обращала внимания. Я приняла её такой, какая она есть. Как мы относимся к душевно больным людям? Мы понимаем, что ждать и требовать от них что-то бесполезно, все равно не поймут. А мать давно была больна душой, ведь слепая любовь это тоже патология, когда в душе живет один единственный человек, как Бог, как царь, как единственный герой и свет в окошке. Это созависимость, а не любовь. Недаром говорят: «Не сотвори себе кумира» и «Что слишком любим, то теряем». А для неё сын стал божеством, на которое она молилась и которое потеряла.
       Я к тому времени почти преодолела все свои детские душевные травмы. Да больно, да горько, но ведь не зря же в народе появились поговорки:  «Родителей не выбирают» и «Насильно мил не будешь».
     Первые полгода я думала, что мать не  переживет ухода сына. Я боялась оставить её дома одну, так как однажды она попыталась отправиться в тот мир, в котором сейчас находится душа Ромки. Она  наглоталась таблеток, но не выдержала и испугалась, промыла желудок. Полгода мать не выходила из квартиры, жила, как зомби, не видя ничего вокруг. Казалось, что она была не в себе, сошла с ума от горя. Но нет, тогда это были только цветочки. Лишилась рассудка она значительно позднее. Уже когда Веры Ивановны с нами не было.
       Наша верная няня и домовая хозяюшка Вера Ивановна стала для нас с Ромкой, как родная, мы любили её и называли бабой Верой. Всей сутью своего характера баба Вера походила на свое имя, она неизменно верила во все хорошее в людях и умела видеть его в любом человеке. Баба Вера любила нас, будто родных внуков, а, по сути, заменяла и отца и мать... Любила она и нашу мать, любовью странной, более похожей на жалость. Так работящие крестьяне, у которых все горит в руках, относятся к  городской барыне, слагающей стихи и музыку, но не умеющей почистить картошку. Баба Вера вместе с нами была потрясена внезапной смертью Ромки и старалась всячески угодить матери, понимая её невыносимое горе. А когда матери стало легче, баба Вера, будто выполнив свой долг на земле, решила уйти в мир иной, чтобы помогать и там - своему Ромке.
     Она умерла очень деликатно, тихо и мирно, прямо во сне, подложив руки под голову, никого не беспокоя, так же, как и жила, всю свою жизнь.


Глава 5. Любовные иллюзии

     Прошло три года после смерти Романа. Ветка была на даче. В то лето у неё второй раз за тридцать восемь лет появилось чувство, что она может обустроить и свою личную жизнь.
    Первый раз был так давно, что оставил в Веткином сердце лишь смутные воспоминания. Ей было всего восемнадцать. Первый курс учебы в институте. И первое празднование дня рождения группы. Виталий был баскетболистом и сразу же обратил внимание на высокую девушку, достойную его роста. Пригласил танцевать. Ветка очень смущалась, когда они танцевали и её руки касались его плеч, а его - нежно обнимали её за талию. Это было необычное и очень приятное ощущение. Ветке до этого дня еще не приходилось танцевать с молодыми людьми. На школьные вечера и дискотеки она не ходила, стеснялась своего роста, да и не любила шумные вечеринки и тусовки.
   Но этот день был каким-то необычным. Она вдруг осмелела, почувствовав, что парень на самом деле симпатизирует ей.  Да и он ей сразу же понравился. Несколько свиданий и вихрь чувств и эмоций, закружил молодых в любовном танце. Прогулки при луне, жаркие объятия и поцелуи в укромных местах, совместная подготовка к первой сессии…
       А затем смерть отчима. Ветке надо было думать о матери и младшем брате, которому было всего тринадцать. Только-только окунувшейся в студенческую жизнь и в первую любовь, юной девушке пришлось искать работу, перейдя на вечернее обучение.
     И как часто бывает, молодая любовь не выдержала редких встреч и свиданий. Виталий закрутился в круговороте интересной студенческой жизни, кроме учебы он пел в клубе самодеятельной песни, став популярным у девушек, и к летней сессии уже кружил голову другой избраннице.
   Ветке было очень горько, она проплакала несколько ночей подряд, но, как и в детстве, никому не жаловалась. Лишь одна единственная и молчаливая подруга – мокрая от слез подушка,  впитывала в себя боль и обиду от предательства близких людей. Ну, а затем жизнь Ветки превратилась в длинную череду однообразия, состоявшую из учебы, работы и дома. Страдать было некогда, как впрочем, и искать новое личное счастье. 
      А вот сейчас на неё опять обратили внимание. И это было очень приятно. Ветка помолодела и похорошела от охватившего её чувства влюбленности и востребованности.
       Сосед по даче, отставной военный, высокий и бравый пятидесятилетний мужчина год назад потерял жену, но не привык быть один. Дети выросли и уже жили отдельно, дочка создала  собственную семью, а сын учился в другом городе. В квартире после смерти жены было пусто и мрачно, а сам создавать домашний уют Василий Петрович не умел, привык во всем в быту  полагаться на вторую половину. Как у многих военных людей, он лишь на службе казался строгим командиром, дома же ему хотелось расслабиться и все бразды правления в семье: от хозяйства до воспитания детей были на супруге. И вот никого рядом. У детей своя жизнь, а он один одинешенек…
       Василий Петрович горевал после похорон жены около полугода,  часто ездил на кладбище, где разговаривал с покойной, просил прощения, что мало уделял ей внимания в годы молодости. Говорил, что очень страдает без своей верной подруги, рассказывал, что научился стирать и варить, поддерживать хоть какую-то чистоту в квартире. Но все это было не то и не так, потому что дом без женских рук всё равно, что и не дом. Так думал и так говорил Василий Петрович,  страдая от неустроенного быта, мечтая о вкусных борщах, доброй и верной подруге, согласной разделить с ним остаток жизни.
      Чтобы занять себя, как можно больше – и мысли, и тело, и чтобы быть поближе к природе, Василий Петрович купил себе небольшой дачный участок. В соседях оказались мать и дочка. Странной показалась ему это семейка. Мать, еще не очень старая и очень красивая женщина, с благородной осанкой и хорошо поставленным голосом, на даче только отдыхала. Она сидела обычно в кресле-качалке на веранде или в шезлонге на лужайке. Гордая, прямая, как главная героиня из чеховской пьесы "Вишневый сад" и всегда - с неизменной книгой или журналом в руках. Иногда дремала под звуки классической музыки, раздающейся из приоткрытой двери дома. Лишь дочка - высокая, худощавая шатенка с очками на носу и в соломенной шляпе, надвинутой на лоб, неустанно хлопотала по дому и огороду. Лица её он долго не мог рассмотреть, молодая женщина почти не сидела на месте, она летала по огороду, копала, садила и пропалывала грядки, затем готовила обед, варила варенья и соленья на зиму. Красивые звуки мелодий и вкусные запахи витали над дачей соседей до вечера.
      Ближе к вечеру дочка обычно поливала огород, затем сидела одна на крылечке, о чём-то сосредоточенно думала, глядела, как заходит за темный горизонт оранжевое солнце. Иногда читала или что-то писала в небольшом блокнотике в свете тусклой лампочки, висевшей под козырьком крыши. А однажды ночью - тихо плакала, сидя на крылечке…
     Василий Петрович в это время вышел на свое крыльцо и хотел закурить, но, услышав сдавленные всхлипы с соседней дачи, передумал. Он тихо подошел к заборчику, вдоль которого росли густые кусты малины. Ночь была светлой, полная луна освещала все вокруг, ярко светили звезды. Было тихо, лишь сверчки стрекотали что-то на своем дивном языке. В этом тихом, ночном умиротворении природы слезы девушки, её какая-то тайная печаль и грусть всколыхнули душу Василия Петровича…
      С этой ночи Василий Петрович отметил в своем сердце добрую соседку, а может -  просто пожалел… Он не торопился, присматривался к Ветке, наблюдал с какой заботой и вниманием она относится к своей матери, какой красивый сад вырастила на своем участке. Ему, человеку строгих правил, нравились такие хозяйственные и добрые женщины. «Ну, а то, что не так красива, как  прежняя жена, так с лица воды не пить, я – тоже не красавец и давно не молод», - подумал Василий Петрович и пригласил Ветку на пикник с шашлыками на местном озере. А затем стал похаживать в гости, помогал даже на участке, сам построил сарайчик и забор вокруг дачи соседей.
      В конце лета Василий Петрович окончательно решился. А чтобы не передумать, зашел прямо с утра в гости к Ветке. И уже с порога предложил руку и сердце, и объединение дачных участков. Вот только жить с матерью Ветки он не захотел. Видел и её скверный характер, и её холод к родной дочери. Это было главным его условием для создания семьи.
       Ветке сосед поначалу не понравился, было в нем что-то похожее на отчима – грубые черты лица, чересчур прямая спина и громкий, резковатый голос. Но ей, неизбалованной мужским вниманием, понравилось его старомодное и степенное ухаживание и то, что многое он взял на себя, сказав, что женщина не должна делать тяжелую работу, что все строительное, а также дрова и вода, это теперь его обязанности и заботы. Василий Петрович был прост, не умел говорить красивые слова, но к концу летнего сезона стал казаться ей очень надежным и крепким. Про таких в народе говорят: «крепкое плечо» и «как за каменным стеной». Это ли обстоятельство или возраст, а может последняя попытка обустроить свою собственную семью, либо все это вместе взятое, повлияло на решение Ветки.
        Она приняла предложение руки и сердца соседа, подумав, что постепенно уговорит Василия жить совместно с матерью.
      Но Ветку почему-то не оставляло ощущение,  что все это происходит слишком быстро и как-то нереально, «не взаправду», как будто бы недостойна она семейного и уже тем более – личного счастья. Как будто вот сейчас должно что-то такое случиться, что полностью перечеркнет все её планы и надежды.
      И недаром говорят: «Приходит то, чего более всего боишься».   


Глава 6.    Новые потери

      В тот день мать Ветки, сославшись на головную боль, на дачу не поехала, но дочь отпустила на все выходные дни. В субботу вечером они пожелали друг другу спокойной ночи по телефону.  А вот утром Ветка закрутилась в домашних хлопотах и не позвонила, как обычно.
    В этот чудесный воскресный день, она была вся под впечатлением неожиданного предложения соседа. Её накрыло блаженное ощущение какого-то необыкновенного, нереального счастья от своей женской востребованности.
      Полдня Ветка трудилась на участке, пропалывала цветники, варила варенье из ранетки, убиралась на даче, вполголоса напевая почти забытые песни. Многое надо было успеть сделать, ведь вечером они договорились встретиться с Василием.
      - А что за романтика, когда кругом разложены на сушку лук и чеснок, по углам стоят ряды рыжих и желтых тыкв и кабачков, у печки толпятся ведра с золой для подкормки растений, мешочки с удобрениями?! Нет-нет, сосед, конечно, тоже дачник и тоже все это знает, сам выращивает, но надо же, чтобы сегодня обстановка была совсем другой. Необыкновенной, тонкой и душевной…Чтобы все было красиво и уютно, чтобы душа радовалась и расцветала…
     Так думала Ветка и летала по даче, как встревоженная ласточка, пикируя то в один угол, то в другой, чтобы навести там порядок. А то, вспомнив еще о чем-то нужном и важном,  взмывала вверх, прыгая через две ступеньки лестницы. Ведь и на втором этаже все должно быть идеально. А вдруг сосед захочет подняться повыше? И выйти на балкончик, чтобы вместе постоять, обозревая окрестности дачного поселка.
    А посмотреть есть на что. Ведь у соседа не дом, а так - одноэтажный вагончик с самодельной крышей, из окон которого видны только изгороди и соседи, склонившиеся над своими грядками.
      А вот с Веткиной дачи - с высокого второго этажа, виден и хвойный лес, и тропинка, весело бегущая к серебристо-голубому озеру. И неописуемый вечерний закат. Когда природа вся замирает, готовясь ко сну, а усталое солнце, медленно спускается вниз, просачиваясь сквозь заросли деревьев  или образуя золотую дорожку на водной глади. По которой хочется бежать – в далекую и волшебную страну… И замирает сердце от такой красоты, и уже жалеешь, что вот-вот она исчезнет и солнце спрячется за горизонт, в последний раз полыхая прощальным красно-багровым заревом. Но нет. Остается еще небольшой краешек, который еще подсвечивает и небо, и землю, окрашивая горизонт в оранжево-желтые тона, восхищая и вдохновляя все сущее на земле…
   Но придет время, когда и этот яркий краешек попрощается с нами и окончательно скроется из глаз. Закончится день. С его заботами, радостями и тревогами. И никогда уже не вернется. Скроется, утонет  в облаках и прекрасных далях. Оставив легкое сожаление о невозвратности времени…
    Так рассуждала Ветка и думала о том, что на это завораживающее зрелище нужно обязательно пригласить Василия. Ведь красота природы лучше всего объединяет людей. Недаром влюбленные парочки так любят смотреть на закат, тесно прижавшись друг к другу, очарованные этим волшебным зрелищем, от которого поет и радуется душа. В такие минуты сердце сжимается от восторга и нежности, хочется признаваться в любви и говорить языком поэзии.
      Ветка,  вспомнила о вечерах, проведенных на крыльце или на балкончике, где она провожала солнце в одиночестве, прощаясь с ним до следующего дня. В голове всплыли бессмертные и печально-проникновенные, Есенинские строки:

«Гаснут красные крылья заката, тихо дремлют в тумане плетни.
Не тоскуй, моя белая хата, что опять мы одни и одни.
Чистит месяц в соломенной крыше обоймленные синью рога.
Не пошел я за ней и не вышел провожать за глухие стога.
Знаю, годы тревогу заглушат, эта боль, как и годы, пройдет.
И уста, и невинную душу для другого она бережет..»

    А может быть, не только закаты, но и рассветы будем вместе с Василием встречать», -  размечталась Ветка. Но вдруг спохватилась, поймав себя на том, что сидит с тряпкой в руках и мечтает. А время-то идет. Окинула взглядом комнату. Вроде всё итак чисто. Надо лишь помыть полы и стряхнуть пыль, накопившуюся за последнюю неделю.  А еще -  застелить диван и кресла. И  обязательно свежевыстиранными и выглаженными покрывалами, чтобы в доме стоял аромат свежести…
     А может и вообще накрыть ужин на втором этаже? Нет-нет, лучше на первом. Ведь там печка, она так романтично потрескивает, когда её затопишь…  А  на балкон можно и потом перейти…
       Так думала Ветка и за работой, да за мечтами о будущем, не сразу ощутила смутное беспокойство. Будто какой-то тихий голос, изнутри, из самой её души, о чем-то ей напоминал… Как будто не то она сейчас делает и не так. Будто и не нужно ей все это. А есть что-то такое важное, о чем она забыла в круговерти дел и розовых мечтаний.
    И вот этот голос наконец-то дошел, достучался  до сердца Ветки. Она вдруг поймала себя на мысли, что уже полдень, а она не пожелала маме доброго утра, не узнала как у нее дела, все ли в порядке. Спохватилась, лихорадочно стала звонить по телефону.
     Но услышала лишь длинные гудки…
     С замиранием в груди, Ветка позвонила соседям, попросив их сходить к матери. Соседи перезвонили, сообщив, что дверь никто  не открывает. Ветка с колотящимся сердцем, прямо в рабочей  одежде, прибежала к соседу за помощью.
         Тот как раз собирался в ближайший магазин, чтобы купить продукты и вино  для романтического ужина. Магазинчик был недалеко, сразу за полосатым шлагбаумом, от которого отходила дорога в город. Решили время не терять и сразу отправится в город.
      Ветка сидела, как на иголках. Как назло, по дороге в машине почти закончился бензин, еле дотянули до заправки, но и там их ждала огромная очередь.  Они вышли из машины всего на несколько минут. Василий Петрович забежал в кафе, чтобы взять  «кофе с собой» и горячие бутерброды. Ветке никакая еда не шла в горло и она просто ждала его на улице.  Но и этих минут оказалось достаточно для того, чтобы какой-то хулиган успел проколоть колесо в машине.  Запаски с собой не оказалось.
     Ветка предложила Василию оставить свой автомобиль на стоянке и вызвать такси, но впервые увидела, как нахмурилось его лицо. Василий, итак недовольный тем, что надо чинить колеса и рушатся все планы на вечер, сказал: «Ну, что мы, как угорелые несёмся в город? Ведь у нас есть и своя личная жизнь. Мать твоя эгоистка и спит сейчас себе спокойно, а ты накручиваешь себя. Привыкла только вокруг неё крутиться, как за малым дитем ходишь. Но теперь все! Теперь у тебя будет муж, а хорошая жена  думает, прежде всего, о нем.».
      Ветка внимательно посмотрела на Василия, но ничего не сказала. Вызвала такси. Ехали молча. Словоохотливый таксист попытался начать разговор, но, не видя поддержки, замолчал.
    Перед самым  въездом в город у объездного кольца встали в пробку. Впереди была огромная вереница разнокалиберного транспорта. Словно считав настроение людей, небо спрятало яркую и жизнерадостную голубизну за серыми облаками. Походив-побродив по небу, они объединились в одну большую тучу. Дождь  брызнул сначала редкими  слезами, затем не на шутку разошелся, выливая на дорогу потоки рыданий. Вода быстро скапливалась в дорожных ямах, новые струи дождя отскакивали от луж, захватывая воздух и надувая из него блестящие пузыри.
      Все вокруг стало таким же серым и неуютным, как и плачущее небо. Такими же хмурыми были и лица людей в такси. Водитель чертыхался, обвиняя погоду и встречных автомобилистов. Василий угрюмо молчал. Ветка будто окаменела, еле сдерживая слезы. От хорошей солнечной погоды и приподнятого утреннего настроения не осталось и  следа.
     Со всеми этими неприятностями, усталая и измученная переживаниями и нехорошим предчувствием, Ветка и сопровождавший её Василий попали в квартиру только к четырем часам пополудни.
      Открыли дверь. Мама лежала в ванной на полу без движения.
     Ветка вызвала скорую помощь, врачи зафиксировали  инсульт. Во время инсульта важно вовремя оказать помощь, в ближайшие несколько часов, затем наступают необратимые изменения в мозге.
     Мать положили в больницу, сделали все возможное, но многие нервные клетки погибли безвозвратно. Мать слегла, не в силах выполнять самые простейшие функции. В таком же состоянии врачи и выписали её через две недели домой, рассказав Ветке о том, что теперь её матушка нуждается в постоянном уходе.
       Ветка, по привычке обвинив себя в том, что оставила маму дома одну, да еще и запоздала с помощью, полностью ушла в уход за ней. Тем самым, наступив второй раз на одни и те же грабли… Только что женихавшийся и такой прежде заботливый Василий, узнав, что Ветка не согласилась оставить мать на сиделку и переехать к нему, быстро потерял к ней интерес. Недавно перенесший все тяготы длительной болезни жены, Василий стал бояться и сторонится болезней, запаха лекарств, да и самого вида страдающего, прикованного к постели человека. Ветка не обвиняла его ни в чем, восприняв данное обстоятельство, как очередной финт судьбы, постоянно её испытывавшей.
     Ветка ухаживала за обездвиженной и почти немой матушкой почти два года, кормила её и мыла, расчесывала волосы, переворачивала с боку на бок, чтобы на теле не было пролежней.  А вечерами включала матери её любимые классические мелодии.
     Ветке пришлось уйти с кафедры института, она так и не дописала свою диссертацию, но стала работать на дому в свободное время. Делала переводы с немецкого и французского языков для разных журналов, а также иногда давала частные уроки, приглашая учеников на дом.
    Не смотря на хороший уход, через два года у Веткиной матери случился повторный инсульт, её снова увезли в больницу. Но спасти уже не удалось. Ветка похоронила мать рядом с братом и отвела все положенные поминки. Теперь  из их маленькой семьи осталась только она одна. 
      

 
Глава 7. Лекарство от одиночества

     Во время ухода за лежачей мамой Ветке было очень тяжело, но она справлялась. Она привыкла много и упорно работать, по сути, служить матери и другим людям, крутясь, весь день, как белка в колесе, и делая одновременно несколько дел.
      А после смерти матери на Ветку навалились мучительная тоска и одиночество.  А еще глубокая вина. За то, что обижалась. За то, что возможно сделала не все, как надо. Не простила. Не обняла. Не поняла. Не сказала матери каких-то очень необходимых, добрых и теплых слов. Не сказала вовремя,  пока мама еще могла воспринимать речь, и реагировать на нее. А ведь достаточно было просто сказать: «Мама, я тебя люблю». Ведь это было правдой.
       Нелюбимая Ветка любила свою мать любовью сильной, глубокой  и сострадательной… Как любят матери своих детей. Как будто поменялись они местами в этой жизни: мать и дочь. Дочка стала выполнять функции матери, а мать принимала эту любовь по-детски, как нечто само собой разумеющееся. Но все равно Ветка попрекала и корила себя за недостаточное внимание  и заботу о матери.
        От тоски и горя спасает время, но есть и еще одно лекарство, более скорое и более действенное в настоящем. Работа, занимающая все свободное время. Чтобы приходить домой и падать от усталости. Потому что лишь усталость может заставить спать того, чьи мысли все время ходят вокруг прошлого и чьи мучительные страдания от вины и потерь не дают покоя ни душе, ни телу…

Из дневника Иветты:
          После смерти матери я осталась совсем одна и не знала, куда себя деть, куда пойти. Мне хотелось занять себя, загрузить так, чтобы некогда было тосковать и раздумывать о прошлом.
       Я хотела помогать людям и приносить пользу, не чураясь самой тяжелой и неблагодарной работы. И судьба тут же откликнулась. Я давно заметила, что стоит нам только серьезно начать размышлять о будущем, как тут же появляется кто-то или что-то, кто позовет нас туда, где мы необходимы.
       Я познакомилась  случайно с женщиной – директором детского дома. Ей нужен был работник со знанием иностранных языков, и я согласилась.
        У меня давно было жгучее желание помочь обездоленным, нелюбимым и страдающим детям.  Таких детей повсюду много, даже в  благополучных на вид и обеспеченных семьях, но больше всего их в детских домах.  И я устроилась работать в детский дом. Работала и как обычный воспитатель, затем стала помогать директору в переписке с потенциальными усыновителями из-за рубежа. Организовала и ля детей кружок по изучению английского языка. Параллельно заочно получила еще одно образование, в качестве  педагога-психолога. Я привязалась к своим воспитанникам всей душой; они стали для меня, как родные, заменив мне все: и личную жизнь и собственную семью.
     Можно много учиться педагогике и психологии, и не понять чувств ребенка. Потому что сам не испытал их. Я же, сполна узнавшая в детстве, что такое нелюбовь, думала, что уж я то обязательно пойму этих несчастных детей. Как же далека я была от той правды жизни, с которой столкнулась уже в первые месяцы работы в детском доме!
     Проработав полгода в детском доме, я уже думала: «Что такое моя боль по сравнению с болью ребенка, потерявшего родителей или брошенного ими? В моей жизни, не смотря на нелюбовь матери, всегда были те, кто мог восполнить недостаток этой любви. Это мои отец и брат, а также  учителя, и моя милая нянюшка, ставшая для меня родным человеком и мудрой наставницей. Да мне ли печалиться?»
   Занимаясь с ребятишками из неблагополучных семей, я читала их личные карточки и ужасалась, тому аду и ужасу, которые они пережили в своих так называемых семьях. К нам поступали дети, избитые и изнасилованные родственниками, дети, которые попробовали вкус водки и сигарет в пять лет, дети, которые ночами кричали и вздрагивали, а вечерами, перед сном сидели на своих кроватях и раскачивались из стороны в сторону из-за депривации. У нас жили дети, которые матерились и воровали, прятали вещи и продукты под матрасы, дети, которые ходили с ножиками, и кастетами, чтобы в случае чего защитить себя. И с каждым из них надо было  очень долго работать, чтобы они шаг за шагом и очень медленно оттаивали. А некоторые не оттаивали никогда…
    И почти все они – любили своих родителей, особенно матерей (!) Это было для меня шоком и загадкой. Как можно любить мать-алкоголичку, которая оставляла детей одних, без еды, несколько дней, била ремнем и  запирала их в погребе в качестве наказания?! Для нормального человека это уму непостижимо.  Но нормальных людей рядом с такими детьми не было. А каждому ребенку хочется кого-то любить, не смотря ни на что и это его естественные потребности.
     Были случаи, когда матери выходили из тюрем и пару раз приходили к своим чадам и те, окрыленные тем, что мама их помнит, каждое воскресенье ждали своих беспутных матерей. Сидели на подоконнике с утра до вечера и смотрели в окошко, в надежде увидеть там своих мам, которые обязательно заберут их. И даже через годы таких ожиданий, когда мать вдруг снова появлялась на горизонте, они всё ей прощали и опять верили, и опять ждали…
        Я помню мальчика Ванечку, который выучился на кулинара после детского дома. И на свой выпускной вечер в училище позвал мать. Он хотел, чтобы она гордилась им,  и написал на своем красивом торте: «Моей дорогой мамочке». Но мамочка не пришла, в очередной раз запив… И даже в армию его не проводила. А потом этот, нелюбимый матерью, мальчик погиб на службе от дедовщины и хоронили его тоже мы - силами детского дома. 
      Помню и другого мальчонку Василька, в личной карточке которого было указано, что он был найден в квартире на полу. Рядом лежали убитые родители. Отец убил мать, затем – себя в алкогольном опьянении. А младенец выжил, без воды и питания, но мозг пострадал, появилась задержка в развитии. Этот мальчик качался на стуле и сосал свой пальчик, как средство успокоения. Потому, что не прошел все положенное ребенку в младенчестве, не прошел стадию сосательного рефлекса, не видел и не чувствовал матери, которая любит и заботится о нем, гладит и ласкает, говорит ему какие-то милые и смешные словечки. И он не агукал в ответ любящему его человеку.
    Все это необходимо каждому ребенку для его нормального развития. Не от матери, так хоть от отца, бабушки, тети, просто любящего его человека. И если этого человека у ребенка нет, у него происходит деформация личности, таких детей очень трудно, а иногда и невозможно реабилитировать. Недаром больше половины детдомовских детей не могут найти себя во взрослой жизни, не могут создать семьи, девочки рожают и также бросают своих детей, повторяя путь своих матерей, мальчики связываются с плохими компаниями и попадают в тюрьмы и редко кто из них доживает до старости.
     Мать Тереза, всю жизнь, посвятившая помощи людям, как-то сказала: «Мы можем избавиться от болезни с помощью лекарств, но единственное лекарство от одиночества, отчаяния и безнадежности - это любовь. В мире много людей, которые умирают от голода, но еще больше тех, кто умирает от того, что им не хватает любви».
        В те годы мне казалось, что я нашла свое призвание - помочь тем, кому гораздо хуже. Я работала, как железобетонная, почти без выходных. Через два года, старая директриса, уходя на пенсию, рекомендовала меня на свое место. Так я заступила на новый и очень ответственный и нелегкий пост. Днем работала, а по ночам писала дневник, чтобы когда-нибудь  написать книгу о  материнской любви, о том, как это важно ребенку быть любимым.  За полтора года я довела работу в нашем учреждении до совершенства, часто приглашала чиновников и депутатов всех мастей, и говорила им о том, что надо еще сделать, чтобы помочь нашим детям. Показывала, упрашивала, продвигала и влияла… Но, организуя быт и обучение ребят, я не могла им дать самого главного: маму и папу.
      И тогда я стала активно способствовать устройству детей в приемные семьи. В нашем детском доме мы создала для каждого ребенка свою страницу на сайте, где были его фото и видео, описание характера. Но усыновление шло трудно. Все предпочитают брать младенцев, или хотя бы деток до трех лет, здоровых и красивых. Но у нас таких не было. Все дети были с проблемами и все уже школьного возраста. Ведь малыши содержаться только в Домах ребенка.
    Как-то к нам в детский дом приехала пара американцев. У них было уже шесть детей, двое своих и четверо приемных, но они хотели усыновить еще двоих. И я всячески содействовала этому. Потому что у нас дети сложные были, с психоневрологическими особенностями. В России таких детей в семьи редко берут. А в других странах это почетно: быть усыновителем. К тому же у них и возможностей по лечению таких детей больше. Семилетняя Сонечка была мулаткой, а восьмилетний Янко – наполовину цыганёнком и оба -  с целым букетом  болезней. Этим детям очень повезло, что их забрали в большую и дружную семью. И случилось чудо:  большинство из поставленных им диагнозов, американские врачи сняли. Не потому, что там врачи лучше, а потому что многие болезни лечат любовь и забота.
       Я переписывалась с этой парой. Они высылали мне фотографии детей, рассказывали об их успехах в школе, высылали посылки с игрушками и вещами для наших воспитанников.
       Но через два года Оливия - супруга Майкла скоропостижно скончалась. Рак съел её быстро, не помогли, ни операция, ни химиотерапия.
     Майкл, убитый горем, позвал меня к себе. Я смогла выехать только через полгода во время отпуска. Но все это время мы переписывались между собой.
     А когда наконец-то выбралась в дорогу, Майкл не скрывал своей радости. Он что-то напевал и даже подплясывал прямо в аэропорту Майями. А рядом с ним стояли уже подросшие София и Ян, бывшие питомцы нашего детского дома, выразившие желание встретить меня. Улыбки и слезы радости… Поцелуи и объятия…. Меня давно так никто не встречал, как самого дорогого человека на свете.
     Я устала с дороги, но мы проговорили с Майклом весь вечер и половину ночи и никак не могли наговориться. Майклу уже помогала нанятая им няня, но он очень хотел, чтобы я осталась жить в Америке, помогая растить детей.
    Мне было очень спокойно и уютно в доме Майкла, наполненном детьми, их проказами и смехом. Когда-то я очень мечтала вот о такой большой семье, где есть много детей и где каждого из них любят и ценят, всячески развивают их способности, не выделяя и не делая из более успешных или красивых детей любимчиков.
     Со стороны многих это был не дом, а мечта. Два этажа, просторный двор с двумя гаражами для машин, игровая площадка для детей и собак, бассейн, уютный газон, обрамленный кустами роз, которые с такой заботой выращивала Оливия. Портреты Оливии, стояли в этом доме везде, вызывая грусть от её безвременного ухода. Но так мыслим лишь мы, не знающие законов вселенной, которые назначают каждой душе свой собственный срок. Оливия смотрела на меня с фотограий и будто говорила мне: «Кому, как не тебе, Иветта, в совершенстве знающей кроме родного языка еще английский и французский, остаться в этой стране и в этой большой и любящей семье, которую мы с Майклом создавали?»
         Время пролетело незаметно. Я занималась с детьми, мы вместе ездили в магазины и на пляжи, я стала  учить их азам русского языка. В домашних хлопотах и в изучении быта и нравов новой для меня страны пролетел месяц. Оставалось еще три недели моего отдыха, так как я взяла неизрасходованный отпуск за два года.
     Но началась ностальгия. Жестокая и беспощадная… Днем мне звонили или писали мои подчиненные из детского дома, советовались по разным хозяйственным делам. Рассказывали о
 том, что всех детей вывезли в летний лагерь, а в помещении детского дома наконец-то начался ремонт, отчитывались и передавали от ребятишек приветы. И я так радовалась этим звонкам! Я скучала по своей работе и по своему городу, мне хотелось слышать русскую речь и видеть своих земляков. А по ночам мне снились наши сибирские леса, вечно зеленые кедры и кудрявые березы.
         За неделю до отъезда, Майкл пригласил меня в ресторан и там, очень волнуясь, вручил бархатную коробочку. Я, подумала, что Майкл захотел сделать для меня прощальный ужин и подарок с какой-нибудь милой безделушкой. Но, каково же было мое удивление, когда я увидела в коробке колечко.  Майкл церемонно встал на одно колено и сделал мне предложение.
        Я смутилась. Это было очень неожиданно. Ведь ничто не предвещало такого развития событий. Я видела, конечно, дружескую симпатию Майкла ко мне, но чтобы так сразу… Скорее всего, Майкл просто очень хотел оставить меня в Америке. И ничего лучшего не мог придумать, как позвать замуж. Хотел таким образом показать всю серьезность своих намерений, чтобы понимала, что здесь у меня будет настоящая семья.  Я растерялась и сказала, что подумаю.
     Я не спала всю ночь и все думала.  Это был мой шанс - начать жизнь заново, как с чистого листа и наконец-то обрести такое позднее, но личное счастье. Но люблю ли я Майкла, или просто жалею? Смогу ли жить в этой чужой для меня стране?  И неужели я уже никогда не увижу  настоящую зиму с морозами и огромными сугробами, с хрустящим снегом под ногами и с сосульками, причудливо свисающими  с крыш и  сверкающими в лучах солнечного света?
        Утром после завтрака я пригласила Майкла в сад, чтобы объясниться. Мне  трудно было подбирать слова.  Но я не хотела жить без любви, и для меня был неприемлем брак из расчета или сострадания.
       Хотя как раз из сострадания я могла бы остаться, но, не деля супружескую постель, а  работая  помощницей Майкла. И, скорее всего, я так бы и сделала, чтобы поддержать его семью хотя бы на первое время. Будь мы в России. И не будь у меня другой работы. Но я скучала без своей страны…
    А у Майкла уже была отличная няня, которая успешно справлялась со своей работой. Эта няня-мулатка  даже тяготилась моим участием, встретив меня с плохо скрываемой неприязнью. Сначала я думала, что она ревнует меня к детям и к своей работе. Но вскоре поняла истинную причину столь внезапной  нелюбви ко мне. Заметила, как смотрит она на Майкла и как сияют её глаза…
       Я не привыкла переходить дорогу кому бы то ни было. «Пусть всё у них будет хорошо и пусть все сложится!», подумала я и, поблагодарив Майкла за гостеприимство, полетела домой в свою родную страну.
    Есть люди, которые с легкостью меняют место жительства. Я не из тех. Мне на Родине каждая березка дорога… 
     Это не было легко для меня – отказаться от предложения Майкла. Но, к тому времени, я уже стала разбираться в своем отношении к людям. Научилась задавать самой себе вопросы и тут же отвечать на них. Я поняла, как много во мне было жертвенности в отношении к матери и другим людям, встреченным на моем жизненном пути. Я все время растворялась в чужих проблемах, стремилась удовлетворить чьи- то нужды, бежать на помощь, спасать,  часто в ущерб самой себе. Стремилась все время оправдывать чьи-то надежды и ожидания: учителей, матери, отца, всех моих работодателей… 
       Жила ли я когда-либо для себя? И чего я хочу на самом деле?», - спрашивала я себя. И пока я вела этот внутренний диалог сама с собой, вдруг поняла, что не хочу сейчас загадывать на долгие годы, ставить задачи и цели. Я просто хочу домой. В свою Россию, в родной сибирский городок. Хочу побродить по старинным улочкам, посетить погост и поклониться могилам дорогих людей. И уже там - подумать о своей будущей жизни.
        Меня все время тянуло домой, как будто кто-то невидимый меня там очень-очень ждал...
        Я летела в самолете через океан и вспоминала слова великого Пушкина, так созвучные мне в моем сегодняшнем настроении:

«Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам.
На них основано от века, по воле Бога самого,
Самостоянье человека, — залог величия его.
Животворящая святыня! Земля была б без них мертва;
Без них наш тесный мир — пустыня, душа — алтарь без божества».


   8 глава. Новый поворот
 
       Так Ветка, вернее уже давно Иветта Владимировна, вернулась в город своего детства. В родном городе она прошлась по старым скверам и паркам, наслаждаясь очарованием осени, думая о том, что таких запахов и красок природы ни в какой другой стране не найдешь. И лишь на родной земле можно ходить, утопая ногами в багряно-желтом ковре из сухих, шелестящих листьев. И в восхищении смотреть на сказочно- красочные кроны деревьев, в которых переплетаются все краски осени: от оставшейся с лета изумрудной зелени, до золота, переходящего в медь.
       Сходила Иветта и в школу-гимназию рядом с домом, в которую когда-то и сама ходила. И вновь судьба, уже в образе любимой учительницы из школьного прошлого, изменила траекторию её жизни.
         Возвратившись домой, Иветта, вдруг в какой-то момент подумала о том, что она так скучала по своей работе, так стремилась на свое рабочее место, ей даже чудились запахи сдобных булочек, выпекаемых на кухне детского дома и смех детей, бегающих по коридорам, но… Зайдя в свой рабочий кабинет, она вдруг с удивлением поняла, что детский дом справно работал без нее почти все лето и все шло своим чередом и все справлялись без неё и её руководства… На столе лежали вещи её заместителя - хорошей, ответственной женщины, любящей свою работу и детей… Где –то глубоко, пока еще в подсознании, но закралась мысль, что пора менять поле деятельности, ничего нового на старом она уже не придумает. И действительно, благодаря  неустанному труду Иветты, детский дом работал, как хорошо отлаженный часовой механизм. Подросли и новые кадры, которые Иветта тщательно выпестовала, отправляя специалистов на учебу и стажировки в успешные учреждения.
    А еще Иветта поймала себя на мысли, что она скучает по конкретной работе с детьми, ведь несколько последних лет работа её носила административный характер. А встреча со старой учительницей, которую позвали на праздничный юбилей в школе, только укрепила её в мысли о смене деятельности.
      Так Иветта оказалась вновь в своей собственной школе. В которой ей когда-то было так неуютно… Будто бы, стремясь что-то еще понять для себя и переосмыслить прошлое… И с этого дня началась в её жизни целая череда чудес.
        Иветте выделили четыре класса, где она стала преподавать английский и французский языки. А еще она взяла на себя классное руководство у четвероклассников. Ребятишки были забавные, уже не малыши, но еще и не подростки, самый интересный возраст.
      Гимназия считалась в городе одной из самых лучших и её посещали дети из зажиточных семей, которые могли себе позволить обучение детей в элитном учреждении. Но Ветка написала в своем дневнике: «Из огня, да в полымя. В детском доме я видела детей, обожженных жизнью, а здесь, в так называемых благополучных семьях я встретила детей, зябнувших от холода вечно занятых родителей… Увы, также как я когда-то, многие дети росли в своих семьях одинокими и нелюбимыми".
        Ветка видела, как уверены  в себе и успешны дети, которых в семье любят. И как неуверенны и несчастны нелюбимые. Такие дети и дома, и в классе чувствовали себя забитыми. Они будто притягивали насмешки одноклассников, ощущая себя в глубине души жертвами и изгоями.
      Но было и наоборот. Некоторые ребятишки из семей, где культивировалась условная любовь и поощрения только за  успехи, стремились выделиться в школе, в кружках и компаниях. Такие дети, не получая внимания дома,  изо всех сил старались учиться лучше всех, постоянно доказывая своим родителям, какие они умные и хорошие, чтобы заслужить похвалу любым способом.
       Бывали и те, кто становился агрессором, вымещая злость на своих же товарищах. А кто-то из ребят становился клоуном, тем, кто постоянно смешит и развлекает своих товарищей. Их ругали учителя и выставляли из класса за паясничество и сорванные уроки, но зато здесь они были в центре внимания. В отличие от собственной семьи, где на них не обращали внимания или первом месте был другой ребенок. В таких семьях родители даже не замечали, что любя одного ребенка и не любя другого, они не только делают второго несчастным, но и создают предпосылки для ревности и даже ненависти одного к другому.
      Иветта видела, что и здоровье отверженных родителями детей тоже было ослабленным. Ведь травмы души часто переходят в тело, добавляя соматические и психосоматические болячки.
    Иветта проработала в школе уже почти год. Она выработала свою программу обучения языкам через игру, и много времени уделяла на внеклассные встречи с детьми и их родителями. Готовили вместе праздники, ходили в кино и походы. Понемногу родители настолько доверились классному руководителю, что уже и сами записывались на консультации, чтобы посоветоваться, как быть в той или иной ситуации.

      Так Иветта нащупала и совершенно новую для себя тему: вину самих родителей, за то, что они не любят своего ребенка.
         
    Так вот, как бывает, думала Иветта, переосмысливая и свое детство. И, возможно, её мать тоже мучилась тем, что не могла полюбить собственного ребенка? Не могла дать душевную ласку. И заменяла её, делая совершенно ненужные подарки - дорогие куклы и платья, каждый раз подчеркивая, что она будет лучшей в школе, и таких дорогих вещей ни у кого нет. Виолетта не понимала, что ни сами подарки, ни тем более, подобные комментарии к ним, не только не нужны дочери, но и вызывают у неё чувство отторжения и вины перед другими детьми. Ветке было неудобно, что она живет богаче, чем другие и ей не хотелось быть предметом зависти.
        Размышляя об этом, Иветта вдруг вспомнила свой первый юбилей. Мать придумала красочные пригласительные билеты на 10-летие дочери и созвала всех детей из её класса. Ветку нарядили в красивое пышное платье. Гостям с гордостью демонстрировали все подарки, которые получила Ветка. Говорящую и умеющую ходить куклу, красивые туфельки и даже – золотую цепочку с кулоном и выгравированной на нем надписью «Иветта». Мать была в приподнятом настроении, шутила и смеялась, организовывала музыкальные поздравления, подыгрывала детям, когда они тянули на разные голоса: «А я играю на гармошке у прохожих на виду…К сожаленью, день рожденья, только раз в году»...
    Только Ветке было неуютно на этом празднике. Улучив минутку, она вышла в свою комнату и переоделась в привычную для себя одежду - джинсы и футболку. А затем засиделась, забыв обо всем, над подарком отца – красочной энциклопедией для детей. Отец уехал в очередной раз в командировку, но оставил для дочери книгу в красивой упаковке с надписью: "Моей любимой доченьке! Вручить в её первый юбилей". Никто еще тогда не догадывался, что отец вернется домой больным и, через несколько месяцев, семья потеряет своего кормильца...
     В какой-то момент в комнату зашла мать и заставила Ветку вновь надеть ненавистное розовое платье и  выйти к гостям. Девочке было обидно, что даже в её собственный праздник за неё всё решают и заставляют делать то, чего она не хочет.
      Когда разошлись многочисленные гости, мать сразу же удалилась в свою комнату. В наступившей тишине лишь Вера Ивановна позвякивала тарелками, убирая посуду. Ветка, как всегда бросилась ей помогать. И уже на кухне, вдруг обхватила свою старую нянюшку за пояс, уткнулась в её фартук и расплакалась...
     Вера Ивановна гладила девочку по голове, обнимала и приговаривала: «Ах, ты моя горемычная... Вся в отца... Скучаешь, наверное, по нему?» Ветка кивнула головой. Тем более, что это было правдой. Она скучала по отцу. Очень… Но плакала она совсем не от этого...
        Было много подарков, шума и помпезности. Но не было душевного внимания и понимания. За весь вечер мать ни разу не обняла дочку, не прижала к себе, не нашла каких-то добрых, простых, но душевных слов, вместо казенных поздравлений на публику. Не спросила, прежде, чем организовывать домашнюю вечеринку, а чего же девочке на самом деле хочется. Виолетта привычно играла роль на сцене, где все должно было крутиться вокруг нее и по её сценарию. Лишь брат, почувствовав своим добрым детским сердечком, одиночество девочки, прибежал к ней вечером в спальню и они, обнявшись, долго шушукались, листая детскую энциклопедию.
     Сейчас, с высоты прожитых лет, Ветка понимала, что мать хотела, как лучше. Возможно, не понимая, как может ребенок не радоваться подаркам и общему веселью. Или хотела отучить, таким образом, дочь от нелюдимости и болезненной стеснительности. А может, подспудно понимала, что не может она дать дочери настоящей любви. И потому заменяла её щедрыми дарами, будто стремясь откупиться.

Из дневника Иветты:
      После поездки в Америку я вернулась на свою работу и в свой коллектив, где все меня очень ждали. Я увидела, сколько людей ценят и любят меня. Это переполняло меня радостью от своей нужности людям. Но затем я все чаще и чаще стала ловить себя на мысли, что здесь на этом месте я уже достигла многого и сделала все, что могла. За пять лет работы я вырастила ответственный коллектив, есть те, на кого я могу положиться и передать бразды правления, как когда-то их передали мне.
   Сейчас по прошествии времени я думаю, что связано это было еще и с тем, что работа для меня перестала быть тяжелой, все катилось и катилось по одним и тем же накатанным рельсам. А я, по- видимому, подсознательно искала в жизни трудности, чтобы еще и еще раз преодолевать их, как бы доказывая себе и другим, что я что-то значу. Позднее я поняла, что это еще одно качество всех недолюбленных людей. Они все время что-то доказывают себе и другим. Не имея любви, они ищут ей замену через одобрение общества. В словах ли, грамотах ли, в чинах или мундирах. И некоторые действительно взлетают вверх по карьерной лестнице, благодаря своему стремлению все время компенсировать нелюбовь близких людей внешними достижениями…
     Я постоянно искала для себя новую и трудную задачу, которую необходимо было решить, а найдя, бросалась в неё, как на амбразуру.
       Но благодаря этому, я и встретилась с прошлым. И нашла новую скрепу для себя, своей семьи и всего нашего рода…
      После случайной встречи со своей старой и любимой учительницей и долгому разговору с ней, я перешла работать в школу–гимназию. Работала с удовольствием, как всегда нагрузив себя выше крыши. Преподавала иностранные языки, вела классное руководство. Организовала даже психологический клуб для родителей «Воспитание в радости» и привлекла к занятиям всех школьных психологов.
     Наука психология в нашей стране хоть и не новая, но пока еще плохо развитая, особенно среди обывателей. Кого-то первая часть слова настораживает и на предложение поговорить с психологом, они мотают в испуге головой, говоря «Нет-нет, не надо! Я же не псих...». Многие путают психотерапевтов, психологов и психиатров. Для них это всё один черт с приставкой «психо», который будет лезть им в душу, копаться там, выгребая все старое и болезненное, заставляя вновь переживать и переосмысливать его. А это всегда больно…
      Но если физическую боль мы готовы терпеть, удаляя зуб, чтобы потом получить облегчение, то душевную боль чаще хороним далеко в сердце, в самом потайном его местечке... Боясь новых страданий, связанных с воспоминаниями. Не понимая, что всё что пережито, можно перешагнуть, а то, что подавлено и спрятано - перешагнуть невозможно…
     Боятся обыватели и того, что их будут кормить таблетками или уколами, а еще не дай Бог, поставят на учет на веки вечные: Так и говорят: "И на учебу потом не пойдешь и на работу не устроишься". Все это сплошные мифы, идущие из прошлого. И хорошо, что они постепенно преодолеваются. В каждой школе теперь есть свои психологи, знающие особенности детей разного возраста, а в больших школах работает целый штат педагогов-психологов. Ведь в переводе с латыни «psycho» - это душа. А с душой тоже надо работать, освобождая её груза обид и застарелых ран, открывая в себе новые силы и ресурсы.
       Я много времени уделяла классному руководству и клубу. Работая с родителями своих учеников, я видела, как меняются и их дети. И я  удивлялась тому, как много на свете семей, где люди не умеют давать любовь  друг-другу и своим детям...
        Матери рассказывали мне, как на исповеди, свои истории. Некоторые - с болью и со слезами на глазах, понимая, что это неправильно не любить своего ребенка. Жаловались на то, что ничего не могут поделать с собой, но после рождения младшего ребенка вся их любовь направляется теперь только на младенца. Как говорила мне одна мама: «Малыш, такой маленький и беззащитный. Так тянет ко мне ручки… А старший, как назло, дерзит и не слушается. Как его такого любить? Конечно, стараемся, чтобы и он получал внимание. Муж с ним занимается. Но ребенку нужна материнская любовь. Я же вижу, какими глазами он смотрит теперь на меня»...
            Другие родители замечали, что ребенок у них единственный и очень желанный, но он родился таким болезненным, что уже всю им душу вымотал. Они так устали от его болезней и капризов, что ушли целиком в свой бизнес, в карьеру, а воспитанием ребенка занимается бабушка.
    Многие пары мучились от того, что считают себя плохими родителями. Осознавая свою вину, они компенсировали ребёнку недостаток любви и внимания дорогими подарками.
      А сколько несчастных детей вырастают в неполных семьях?! Матери-одиночки много работают, чтобы прокормить себя и детей, и зачастую у них не хватает времени на душевное общение с сыном или дочкой. Поели, уроки сделали и ладно. Дети растут сами по себе, как трава…
        Были и особые случаи. Когда вместо отца растит детей отчим. Но отчим не обязан любить чужого ребенка. Достаточно поддерживать с ним ровные и добрые отношения. А если не получается? И ребенок начинает его ненавидеть... А если еще мать, уйдя в новую жизнь с новым партнером, начинает ненавидеть старого. А вместе с ним и следствие этих отношений –  его ребенка, как на зло, так похожего на своего отца, которого она уже вытеснила из своего сердца...
       Вот и вырастает очередной нелюбимый с детства человечек. Получится ли у него совладать с этим, вырасти уверенным и целеустремленным, умеющим добиваться своих целей и радоваться жизни? Умеющим любить и себя и других. Ведь недаром в Библии говорится: "Возлюби ближнего, как самого себя". Но как полюбить кого-то, если человек не умеет любить себя?
   Я поняла, как много на свете нелюбимых детей и не любящих родителей. Я часами разговаривала с родителями, рассказывая о детской психике и консультируя их. В этих разговорах часто выяснялось, что и сами родители жили «в состоянии нелюбви», их также не понимали собственные родители. И они до сих пор стремятся, во что бы то ни стало получить ту, недополученную в детстве любовь через внешнее ободрение их заслуг.
      Я и про себя давно поняла, что я нелюбимый ребёнок. И то, чего мне не хватило в отношениях с мамой - тепла и любви, признания и одобрения, я стала искать в других местах. Через свою работу, часто очень жертвенную и даже одержимую…
        Я постоянно стремилась быть хорошей - самой лучшей, самой дисциплинированной и обязательной, самой доброй и самой милосердной, компенсируя нелюбовь матери к себе через одобрение и уважение всех остальных людей рядом со мной. А затем, во взрослой, самостоятельной жизни, компенсируя и собственную нелюбовь к себе.
        И сейчас моей задачей было, чтобы это поняли и родители моих учеников. Поняли, а затем стали работать над собой. Потому что, только через изменения самих себя мы можем изменить своих детей. Ведь дети отзеркаливают нас и наши проблемы. И начинать этот путь надо с принятия себя. Осознание своей собственной ценности и уникальности, безусловной любви к самой себе, просто так, за то, что ты есть. А еще - принятие и прощение своих родителей. Потому что прошлое уже не вернешь, а будущее еще возможно исправить, если найти себя в настоящем. И тогда постепенно приходит понимание, как жить дальше, как понять себя и собственного ребенка, как разговаривать с ним и научится любить его таким, какой он есть, без всяких условий.
      Так прошел год. Пока в мой класс не пришла интересная девочка. Звали её Алена. И она сразу заинтересовала меня. Девочка поразила меня своими фиалково-синими глазами. Они были точь-в-точь, как у моей матери. Большие и красивые, обрамленные густыми черными ресницами.
       И чем больше я всматривалась в девочку, тем больше я видела в ней родного и давно знакомого мне человека. Я не верила своим глазам. Мне казалось, что этого просто не может быть…


Глава 9. Сила любви

      Постепенно Иветта навела справки о родителях новой ученицы. Затем после родительского собрания переговорила тет-а-тет с мамой Аленки, отметив, что девочка очень талантлива, особенно в математике и её надо развивать дополнительно в специализированных школьных кружках. Мать Аленки устало ответила, что она итак уже жалеет, что отдала дочь в гимназию. Школа далеко от дома, все дополнительные занятия идут по вечерам и ей некогда по несколько раз привозить и забирать дочку из школы, ведь у неё  еще  маленький сынишка. Она ласково посмотрела на сидевшего с ней рядом малыша и с удовольствием провела рукой по его, торчащим как ежик, волосенкам.
       Мама-то какая хорошая, подумала  Иветта и спросила: «А папа может забирать ребенка?».
      «Папа у нас в частых разъездах по работе, ответила мать Аленки и снова вздохнула. Иветте стало жалко молодую женщину, и она предложила ей свою помощь - привозить ребенка домой в те дни, когда она будет заниматься в кружках. Мать удивилась такому предложению, но Иветта сказала, что для неё это не трудно, что рядом с ними живет другой её ученик и она дает ему по вечерам частные уроки английского языка. Конечно же, это был обман, но Иветта, как гончая, почувствовавшая цель, искала любые пути, чтобы добраться до неё.
    
 Из дневника Иветты:
    Какая-то неведомая мне сила, какая-то интуиция  вела меня в то время за собой. Мне надо было, во что бы то ни стало, оказаться в доме у моей новой ученицы. Во-первых, я действительно хотела помочь способной девочке и её измученной бытом маме. Во-вторых, меня все время тянуло к этой семье, я чувствовала здесь какую-то тайну.
    Аленка выбрала два кружка: математический и шахматный, и её мама согласилась, чтобы я привозила свою ученицу домой два раза в неделю. Таким образом, я стала вхожа в дом Аленки. Несколько раз я задерживалась у них, сославшись на то, что Аленку надо подтянуть по английскому языку. Хотя девочка была очень талантлива и все схватывала на лету, заниматься с ней было одно удовольствие. Сначала мне казалось, что я просто нашла в ученице родственную мне душу, тем более, когда поняла, что и растет она в похожих условиях. Мать всецело была занята часто болеющим и капризничающим сыном и на дочку мало обращала внимания. Сынишку она обнимала и целовала, светясь от материнской нежности. А девочку гладила по волосам  машинально и мимоходом, более - в ответ на ласку прижимающегося к ней ребенка. А затем отстраняла, не задерживаясь на общение с дочерью. Может, некогда было, может, сил душевных и жалости не хватало сразу на двух детей.  Ведь один слабенький, часто болеет, а у другой - итак все хорошо. Отлично учится, здорова. Что еще надо?
      Однажды мать Аленки показала мне семейный альбом, и сердце мое ёкнуло. В альбоме было много снимков сына. Аленкиных фотографий лишь несколько и в основном – официальных - из детского сада и школы. На одной из них, маленькая Аленка была совсем лысая, лишь торчал небольшой кудрявый вихор над большущими голубыми глазами. И если бы не платьице, я бы уверенно сказала, что на стульчике сидит мой брат Ромка. Они были похожи, как две капли воды…
    В эту ночь я почти не спала… Все ворочалась и ворочалась в постели, заснув лишь под утро.
    Я еще долго не решалась поговорить по душам с матерью Аленки, ведь многие дети в младенчестве похожи. Но все же наш разговор состоялся однажды поздно вечером. Будто судьба, устав ждать, стала посылать мне новые сигналы…
     Мать Аленки звали Натальей, и она сама стала сближаться со мной. Однажды она предложила мне поговорить на кухне за чашечкой чая. У молодой женщины были усталые глаза, руки её теребили полотенце, глаза были на мокром месте. Я поняла, что ей нужно выговориться…Начав разговор с учебы Аленки мы перешли на второго ребенка. Наталья грустно вздохнула, пожаловавшись, что ей сейчас очень нелегко. Младший все время болеет, помочь некому,  родственников никаких нет, а муж все время в разъездах. Настолько частых, что уже появились подозрения, что у него имеется другая женщина. Наталья поджала губы, затем прикрыла их рукой, как будто спохватившись, что далее не стоит говорить, посвящая чужих людей в семейные дела. Но не выдержала. Переполнявшие её чувства, вдруг выплеснулись с огромной силой, она говорила и говорила, и никак не могла остановиться… Я  не мешала ей и просто слушала. Я видела, что  Наталья слишком долго сдерживала себя, и сейчас ей хотелось все это накопившееся:  усталость, ревность, душевную боль и недоверие  - выплеснуть хоть на кого-то, кто готов выслушать, и кто, хоть немного может понять и посочувствовать ей.
       Так я узнала, что у Аленки не отец, а отчим. И мои подозрения подтвердились. Оказалось, что Наташа - мать Аленки познакомилась с моим братом Романом, в отпуске на море. После курортного романа молодые люди разъехались. Девушка предохранялась, поэтому была уверена, что небольшие недомогания и усталость связаны с большой нагрузкой на работе. Возможно, гормональный сбой, подумала она, и на всякий случай отправилась к врачам. Вердикт врача привел её в шок…  Из-за большого срока прерывать беременность было уже поздно.
    Так судьба решилась в пользу рождения Аленки. Вот только матери, редко любят нежданных и неожиданных детей…
    Родив ребенка, Наталья не могла долго сидеть с дочерью. Помощников не было, а пособия мизерные. Надо было зарабатывать на жизнь. Устроилась в крупный магазин элитной одежды для мужчин, а дочку отдала в ясли-сад. Лишь поздно вечером усталая мать забирала девочку домой. Читать вечерами сказки, и петь колыбельные песни у молодой мамы не было ни сил, ни желания.
     А когда девочке исполнилось три года, появился на горизонте интересный ухажер. Хорош собой, есть квартира и машина. Подруги сказали: «Дождалась своего принца на белом мерседесе! И такой мачо! Смотри не просмотри! Не зацепишь, так нам достанется! Но парень смотрел только на Наташу, и было видно, что влюблен он не на шутку, столько в его глазах было любви и восхищения. Наталье казалось, что она вытащила счастливый билет. Отхватить красавца мужа, готового взять её с чужим ребенком, да еще удочерить девочку, такой шанс выпадает раз в жизни. И действительно, первые три года были волшебными. Муж настоял, чтобы Наталья бросила работу. Не хотел, чтобы на его красавицу пялились другие мужчины. Наталья согласилась. Что еще надо для простого женского счастья? Было бы здоровье, да добрый, заботливый муж.  Да и денег хватало. Не надо было считать каждую копеечку.
     Через год родила Наталья своему Вадиму сына. Все было хорошо. Родители счастливы.
      Но однажды Наталья заметила, как резко изменился Вадим. Настроение у него скакало за неделю несколько раз. От меланхолии до полной депрессии, после которой вдруг наступала эйфория, а затем снова хандра, переходящая в немотивированную злость и агрессию. Будто несколько человек жили теперь в одном теле.  А затем Вадим стал все чаще и чаще уезжать в длительные командировки…
       В тот вечер я просто выслушала Наталью. Дала несколько советов и упражнений, как справится с тоской и депрессией. А через  неделю я приехала к ней в гости с альбомом фотографий.
     Когда Наталья открыла альбом Романа, она заплакала. Я рассказала ей о себе, о нашей семье, о своем брате и о том, что сразу почувствовала, что Аленка мне родная. А затем мы молча сидели, обнявшись, как две одинокие ветки, которые нашли третью, которая, как мостик связывает теперь их вместе.
         Аленке мы тоже не все сразу сказали. Я дала время подумать Наталье, ведь тогда надо было рассказать, что Вадим для Аленки  не родной отец.
      Все решила сама жизнь.
     Через какое-то время Наталья поняла, что муж проводит время не с любовницами, а с такими же наркоманами, как и он. Наркозависимость - это неизлечимое заболевание. Это такое влечение и такая тяга, которая остается с человеком всю жизнь. Потому и говорят, что «Бывших наркоманов не бывает». Люди, взявшиеся за ум, прошедшие лечение и реабилитацию лишь находятся в состоянии ремиссии, более или менее длительной. У кого как. И кто сколько выдержит. От нескольких месяцев до нескольких лет. Бывало, что и с десяток лет не употребляет человек эту заразу, а затем раз и все, под влиянием разных факторов, снова срывается. А зависимость, будто только того и ждет. Сидит, как страшная черная клякса в организме, затаившись, и в самый тяжелый для человека момент, когда начинают одолевать трудности, выскакивает, как черт из табакерки, предлагая расслабиться, получить удовольствие, уйти в мир иллюзий…
       Вот и Вадим, находясь в стадии ремиссии, сумел даже стать успешным программистом и долго держался. Помогла любовь. Нельзя было признаться любимой женщине в том, что употреблял эту заразу, хотелось удержать ее. Для этого и старался… Но начались трудности в работе. Тяга усилилась. Сменил работу, выбрав ту, где нужны частые командировки. Не спасло… Там же, в одном из городков, он и завис на несколько дней, забыв обо всем в очередном синтетическом безумии…
      То, что Наталья называла «любовницей», оказалось гораздо хуже… Ее идеальный муж был наркоманом со стажем. Лечился несколько раз. Осознавал. Специально нагружал себя работой, разъездами, чтобы не «съехать с катушек». Хватило ровно на пять лет….
    Вадим все чаще и надолго стал покидать дом, затем покаялся. Обещал, что опять отправиться на лечение. Наталья, измученная подозрениями, вдруг неожиданно успокоилась и поверила ему. Как будто горькая правда, рассыпав вдрызг все мечты и иллюзии, наконец-то дала хотя бы какую-то определенность. Но через два месяца Вадим пропал окончательно. Наталья объявила его в розыск и подала на алименты. Ждать решения суда можно хоть год, да и что толку? Если человек не найден или найден, но не работает, то и взять с него нечего…
      Так закончился брак Натальи с принцем из белого автомобиля. Надо было искать работу, чтобы содержать себя и уже двоих детей.
     Я предложила свою помощь и забрала детей Натальи к себе на некоторое время. Мне не было трудно с детьми, это было  счастливое время для нас всех, я очень сблизилась с ребятишками. Вечером, я забирала детей из школы и детского сада и мы вместе, дружной гурьбой шли домой, а там делали уроки, играли и занимались творчеством: лепили и рисовали.
     Наталья же, отучившись на курсах парикмахеров, пошла в салон красоты для мужчин. Она надеялась вновь найти  себе хорошую партию. Это было гораздо труднее, ведь у нее уже было двое детей. Но она была молодой и привлекательной, а под восторженными взглядами и комплиментами мужчин, красота её еще более расцвела. 
     Не прошло и полугода, как Наталья нашла себе нового ухажера. Новый муж Натальи – Артем был  офицером. Его переводили на службу в другой город.  Условий для проживания в военном городке было мало, но сына Наталья забрала сразу. А вот дочку обещала забрать позднее, сославшись на то, что срывать ребенка в середине года нет смысла, да и знания в гимназии дают более качественные. Аленка очень скучала без матери, часто звонила и писала ей. Но Наталья писала редко, ссылаясь на занятость и неумение красиво выражать свои мысли.            
       Так Аленка осталась у меня. Почти год мы жили с ней душа в душу. Пока Наталья не объявилась. Оказалось, что она родила уже третьего ребенка от Артема и их семью снова переводят в наш город.
   Так Аленка вернулась к матери. Понятно, что за это время и братишка от неё отвык, да и новый отчим девочку совсем не знал. Аленке пришлось заново привыкать. В любящей- то семье адаптация не  всегда проходит гладко, да быстро. А тут еще никто не уделял Аленке особого внимания, да и  переходный возраст наступил - с его юношеским максимализмом, обидчивостью и непримиримостью. Младший братишка Антошка пошел в школу и нашел там множество друзей из мальчишек, мать  сосредоточилась  на новорожденной девочке. Отчим приходил домой поздно, и ему было не до детей. Аленка  росла, как кошка гуляющая сама по себе. Единственной радостью для нас обеих оставались встречи в школе, разговоры по телефону и совместные прогулки по выходным дням. Я была встревожена, так как видела, что девочка очень изменилась, лицо её осунулась, она стала малоразговорчивой и замкнулась в себе.
     Сейчас, когда я пишу эти строки и анализирую свою жизнь, я понимаю, что совсем не случайно судьба дала мне понять, что такое быть нелюбимым ребенком. Не поняв это, я возможно никогда бы не могла понять и Аленку и других нелюбимых родителями детей.
     По иронии судьбы, Аленка попала в такие же обстоятельства, что и я. Мать её вышла замуж и родила сына, с разницей в пять лет, как и у нас когда-то с Ромкой и растворилась в младшем ребенке. А внебрачная дочь стала нелюбимым ребенком. Просто за то, что напоминала её матери о прошлой жизни. А когда появилась еще одна дочка, мать и так-то мало уделявшая времени старшей дочери, и вовсе перестала её замечать.
      Но это полбеды – жить в холоде материнской нелюбви, хуже – быть без вины виноватой. Мать стала придираться к ней. Младшая дочка плачет, старшая виновата, не смогла её занять. Недавно Аленка позвонила мне и очень плакала. Мать в очередной раз унизила её. Заметив на крышке унитаза капельки мочи, отругала за неряшливость и заставила вылизать эти капли языком, а затем держала целый час в углу. Меня это потрясло. Как же надо не любить и не жалеть своего ребенка, чтобы унижать его такими методами воспитания?! И Аленка сникла, перестала смеяться и весело напевать.
       Но не только это заботит меня. А то, что Наталья не придает значения способностям дочери к точным наукам. Как когда-то не ценила мои способности моя мать, считая, что они вряд ли пригодятся женщине. А ведь способности и таланты к чему-либо рождается в человеке не просто так.  Аленка - это талантливое продолжение нашего рода и это наследие должно приносить пользу и ей, и всему обществу. Все родители несут ответственность за воспитание своих детей, их подготовку к жизни, от них, как ни от кого другого, зависит - поверит ли ребенок в себя и сможет ли он развить все, что в него было заложено генетикой и природой.
       Как-то мы ехали с Аленкой в поезде, а она что-то читала и смеялась при этом. Я думала комиксы какие-то, а потом смотрю, а это задачи и она смеется оттого, что ей удалось их решить в уме, без бумаги и ручки. Тогда  она и сказала мне, что математика – это тоже искусство. Есть музыка цифр, и она завораживает не меньше, чем классическая музыка.         
      Вот так мой братик, сам не зная того, удружил мне, дав жизнь своей неизвестной дочке! И она так похожа на нас с ним. Она также любит математику и иностранные языки и может часами сидеть за книгами. И также,  как я, она  не любит платья, предпочитая куртки и джинсы. А  под свое нежелание носить шубы и украшения  она подвела уже собственную концепцию о том, что надо беречь природу: «Сколько животных уничтожается в угоду моде людей? Сколько деревьев вырубается для того, чтобы в этих местах искать золото, вымывая его из земли с помощью ртути? А ведь ртуть останется в недрах навсегда. Думают ли об этом люди, когда покупают меха и драгоценности?».
      За время общения со своей племянницей я не переставала и не перестаю удивляться. Она похожа на всех нас. На меня и на своего отца, но и на бабушку с дедушкой - тоже. От бабушки ей достались огромные синие глаза и любовь к пению. Она хорошо поет и хочет учиться играть на фортепиано… Думаю, что бабушка Виолетта гордилась бы ей. Вот только родители не хотят покупать ей такой дорогостоящий инструмент, да и некуда им его ставить с их бесконечными разъездами.
      
А её бабушку и свою маму я полностью простила. Пришло и прощение, и понимание. Возможно, моя мать тоже чувствовала себя несчастной. От того, что не воплотила мечты, связанные с карьерой певицы. И всю свою любовь к красивому и прекрасному, перенесла на сына, который родился красивым и талантливым, но которому была уготована такая короткая жизнь.  Ведь дети -  это тоже наше творчество. Ну, не хватило широты души еще и на дочку, которая слишком отличалась от матери, как будто и не родная совсем. Что ж, любить дано не всем и не всех, как бы горько это не звучало…
       Моей племяннице Аленке, найденной таким чудесным образом, скоро исполнится тринадцать лет, но её семья полгода назад опять переехала. Отчима перевели в новый военный городок. Я еду сейчас к ним, чтобы забрать Аленку к себе. И эти два дня в поезде – хорошее время, чтобы переосмыслить свою жизнь и подумать о будущем.

       Меня мало любили, может, поэтому я не научилась любить и ценить саму себя, не смогла создать собственной семьи и наладить личную жизнь. Но я могу передать свою любовь маленькому потомку нашего рода. Хочу, чтобы Аленка, в отличие от меня росла в любви и могла развивать все свои таланты. Это стало смыслом моей жизни. Он ведь должен быть у каждого. Мой смысл, наверное, и был в том, чтобы, прожив опыт нелюбимого ребенка, научиться прощать и сделать все, чтобы потомки моего рода росли в любви.
        Со дня нашего знакомства с Аленкой прошло почти три года. Прошлым летом, на целых два месяца, благодаря большим отпускам педагогов мы, с разрешения её матери, путешествовали  вдвоем. Побывали  в Крыму и сфотографировали те места, где познакомились её родители. Ведь это история её семьи.
       Я часто рассказываю Аленке об её отце. О том, каким рос Ромка, как учился, жил и работал, какие у нег были достижения. Рассказываю и о бабушке с дедушкой. Аленка гордится, что она также как все мы любит естественные науки. «У нас научная династия», - говорит она и улыбается, от чего на её щеках появляются две ямочки, как у моего папы.
     Я вспоминаю своего отца и то, как я  хранила его свитер, не позволяя матери его выбросить. Свитер был с запахом папы. Я заворачивалась в него, когда мне было особенно плохо дома или в школе, кода весь мир не понимал меня. Этот свитер спасал меня  и давал надежду на лучшее, он залечивал мои раны от насмешек одноклассников и пренебрежения матери…
     Аленка тоже взяла у меня на память о своем отце - несколько вещей и фотографий Романа, а еще -  его письмо из-за границы. В этом письме, которое он написал для меня и мамы, есть такая фраза: «Я знаю, что мой папа хотел, чтобы я занимался наукой. Сегодня я исполнил его желание. Я учусь в самом престижном колледже Европы! Отец бы мною гордился. Интересно, а буду ли я гордиться своими детьми когда-нибудь?».
    Увы, Роман так и не узнал, что у него родилась дочь… Но я, хоть и человек научный, предпочитаю верить в то, что душа не исчезает никуда. И сейчас, возможно, душа Романа наблюдает за нами с Аленкой, радуясь тому, что мы нашли друг-друга, что у его дочки теперь есть родной человек, который любит её всем сердцем и никогда не даст в обиду. Ведь он слишком хорошо знает, что такое - расти нелюбимым ребенком.
      Не потеряла я контактов и с детским домом и со своим американским другом  Майклом. Для детского дома мы собирали с Аленкой подарки. В прошлом году Аленка включилась в проект по наставничеству, который я курирую в нашей школе. Проект подразумевает  дружбу между учениками нашей школы и воспитанниками детского дома. Аленка подружилась с интересной девочкой, гуляла с ней и делилась секретами. Вместе с этой девочкой и с Аленкой мы побывали и в Майями, где погостили в  доме Майкла. Как я и предполагала, симпатичная няня-мулатка стала второй женой Майкла. Они счастливы. Старшие дети из этой сборной семьи уже вышли во взрослую жизнь, и они планируют взять еще двух приемных. Жизнь продолжается.
     Я вдруг ощутила её – эту жизнь всеми своими клеточками души и тела. Будто глаза открылись заново. И вся моя прежняя жизнь показалась мне бесконечной чередой дел, долгом и ответственностью за кого-то и за что-то... Я не жалею о том, что часть жизни я посвятила своим родным и близким людям, особенно матери, стараясь, чтобы её жизнь была спокойнее и комфортней. Не жалею я и о годах работы в детском доме. Эти годы мне дали многое.
       Но сейчас наступил новый перелом и новый поворот в моей жизни. Сейчас я могу просто сидеть на скамейке в сквере и любоваться тому, как светит солнце. Как в его ярких лучах играют малыши на детской площадке, как голуби курлыкают, разговаривая между собой…. И мне не нужно никуда спешить… А ведь раньше я спешила везде и всегда и мне некогда было остановиться, оглянуться, увидеть, как хороша жизнь и вспомнить о том, а чего же я хочу сама. Лишь иногда летними вечерами на даче я позволяла себе немного посидеть на крылечке, мечтая и любуясь закатом солнца.
      А сейчас я будто заново ощутила жизнь во всех её красках, захотела  жить на полную катушку. Будто брат передал мне это свое постоянное стремление – жить, путешествовать,  познавать новое и наслаждаться этой жизнью взахлеб вместе с его дочкой… Желания мои вдруг увеличились в разы. И сама я прошла долгий путь нелюбимого ребенка, который из одинокой ветки, превратился в крепкое дерево, в  успешного и уверенного в себе человека.

***
     Любовь это самое главное. Это то, что дает человеку силы, то, что держит его на плаву. И сейчас Иветта стремилась отдать свою любовь одной маленькой девочке, чтобы у неё было больше шансов вырасти счастливой и любимой.
    Иветта ворочалась на полке в купе поезда. Она ехала в один из военных городков, чтобы увидеть свою племянницу, а затем забрать Аленку к себе. Почти полгода она добивалась того, чтобы мать согласилась на проживание девочки у тети. Умом Наталья понимала, что её дочери нужна любовь и  хорошее образование. Но все равно не отпускала дочь. Иветта не сразу поняла причину несговорчивости Натальи, а когда поняла, испытала горькое чувство отчаяния из своего детства. Аленка была нужна матери не просто так, а как помощница по хозяйству и для присмотра за младшими детьми.  Лишь когда Иветта написала Наталье, что готова взять на себя все финансовые расходы на обучение и развитие племянницы, а также помочь Наталье материально, та наконец-то дала свое согласие.
    Иветта размышляла под мерное укачивание поезда и смотрела в окно, где мелькали поля и  деревья, дома и мелкие полустанки. Была у неё  когда-то мечта. Организовать частный академический лицей для одаренных детей. Может быть пришло время воплотить её? Чтобы развивать таланты Аленки и других перспективных детей. Это было бы лучшей памятью их династии, посвятившей свою жизнь науке и знаниям. И она была твердо уверена, что справится и с этим.
      
Елена Сидоренко.
Январь-апрель 2021г.г.