Здесь край земли. И здесь, на вдохе вечности...

*  *  *

 
Последние полтора года, осквернённые постоянной угрозою погибельного мора, остаётся только вспоминать о тех прекрасных картинах большого мира, которым радовался некогда в живую.

Авиарейсы почти по всей планете отменены, деньги за наперёд оплаченные билеты летучие мыши авиакомпаний в родной стране ворья и жулья возвращать, конечно, не собираются. Но и это уже кажется не вполне существенным на фоне того, что едва ли не каждый день слышишь всё новые и новые знакомые имена тех, кто погублен новоявленной чумой.

О новых вылетах в большой и полный чудес мир не стоит думать ни сегодня, ни завтра, ни ещё Бог весть сколько месяцев и лет. Тоскуют, застаиваются, отвыкают от вольных взмахов твои крылья. И неважно, что они, скорее всего, - метафора пополам с аллегорией. Тоска это ощутима вполне реально.
 
Вот и вспомнишь сегодня, скорее невесело, чем молодцевато, что, начиная с 1968 года и первой студенческой поездки в Венгрию-Мадьяроршаг, удалось тебе побывать почти в четырёх десятках стран, побывать, правда, почти всегда на бегу и на лету, практически не прерывая ежедневного труда пяти десятилетий…

Наверное, всё же повезло в том, что живые и яркие воспоминания
не устают приходить к тебе до сих пор снова и снова –

Воспоминания о странах,
о страннических временах,
о белоснежных пеликанах
в океанических волнах
 
плывущих к португальской Синтре,
что над молитвенной скалой
вознесена, подобно мантре
о жизни вечно молодой...

Ну вот, раз уж припомнилось только сейчас несколькими строками это облачное видение древнего чудо-города португальского побережья, вспомню снова и свои стихи о Португалии – великолепной, неповторимой, незабываемой.


Португальский триптих


1.


Сочинял магелланские песни,
пальцы рвал в семиструнной игре.
Не забылся лишь звук той болезни:
"С бриллиантом Лишбоа в ноздре..."


По волненью воздушного лада
плыл с уклонами в речитатив,
пел для узкого круга баллады,
на инфизе диплом защитив.

Затерялась навеки кассета,
лента магнитофона "Весна",
где записаны барда куплеты.
Лишь строка не забылась - одна.

Век пройдя, оживлю и вторую,
полуострова карту раскрыв,
ибо линию береговую
смять не смог океанский прилив.

Ибо дышит всей грудью константа,
молодея на дальней заре:
"Португалия - профилем гранда
с бриллиантом Лишбоа в ноздре..."



2.


А что искал ты в красках Португалии,
то и нашёл. Пейзаж и натюрморт
смешав с наброском в профиль,
шёл ты далее,
минуя Сетубал, античный порт.

И в городке Кашкае на Атлантике
прозрачным зельем ужин запивал,
вином легчайшим -
тем, что в здешней практике
зелёным звал кофейный португал.

Хрустя и золотясь, дорада-рыбина
сполна дарила нежность языку...
Но побережье
чёрным камнем вздыблено,
не оставляя подступов врагу

за краем бухты.
За игрой и резвостью,
за мелом вилл и прозеленью хвой -
суровый чёрный берег дышит резкостью
суждений оконечности земной.

Здесь край земли.
И здесь, на вдохе вечности,
Кашкай, Лишбоа, Синтра, Сетубал
вздымают сверхидею твердоплечести
непокорённых океаном скал.

Мир искривлён вдоль кромки Португалии,
вдоль тяготенья неподъёмных глыб.
Любовь впадает в смерть.
На тонкой талии
железа рукавиц сойтись могли б...

Поэт - дитя, для мира несуразное.
Но, чем дорога дальше, тем верней
его открытки с берега - атласные
на аверсе, но между строк опасные -
на обороте, на изнанке дней...



3.


Уйдёт без упрёка Цезария Эвора
из мира, где молодость «Бесаме мучо»
сменяется за ночь синдромом Альцгеймера
иль хворью иной, на порядок покруче...
И мне, Кабо Верде, к эбеновой зелени
твоих островов не досталось билета.
Но нечто мятётся в сегодняшнем эллине –
и скрипами мачт, и изломами света.
Вот так и люблю – босиком отошедшую,
к Зелёному Мысу, кофейную диву,

как Осипа, брата-поэта, нашедшего
подкову под Ветхим Заветом оливы.
Есть царствие Эворы, детское, кроткое,
где каждый – глазаст и стыдливо не встречен.
Туда и плыву я папирусной лодкою,
поскольку и сам тем же резусом мечен.
Верблюды влачат сквозь игольные уши
с богатством тюки и баулы с грехами...
А чёрных сестёр бесприданницы-души –
певучи. И небо ступает по суше
босыми праматери Евы ногами.