Не потому ль так часто о железной

Не потому  ль так часто о железной
дороге, что какой-то тайный смысл
в ритмичном тыгыдыме скрыт, и крыс
в вагонах нет, и под ногами бездны
не чую, и единственный сюрприз -

внезапно пергидрольная блондинка,
топящая за Путина и Крым,
"мы если чё пиндосов разбомбим" -
но с ней у нас не будет поединка,
пустое, русский дух неистребим.

Звенят стаканы, входит проводница,
приветлива, тактична и стройна,
блондинка уверяет, что война
ни в коем случае не состоится,
"уж им война-то точно не нужна,
у них у всех ведь дети за границей".

Ничё, не баре, перебьёмся "Майским".
Пакетик в бурый красит кипяток.
На верхней полке малый без порток,
трёх лет от роду. Требуется майса,
а я на них горазд.
                Итак, дружок,

однажды в тридевятом государстве
власть захватил невиданный злодей -
в крыс и мышей он превращал людей,
и четверть века пробыл он на царстве,
пока внезапно не настал тот день,

когда весёлый странствующий рыцарь
вдруг захотел бессменного прогнать,
надел доспех...
                но тут вступает мать:
его к нам подослала заграница,
не надо мне ребёнка разлагать.

Окей, окей. Жила-была принцесса,
любила птичек, кошек и собак.
Неподалёку жил опасный враг,
он по субботам выходил из леса
и учинял в ее стране бардак.

Взгляни в окно, мой юный собеседник,
вишь, там, на горизонте тёмный лес?
А вот, смотри, руины МТС.
Всё правильно, сегодня воскресенье,
бандит поураганил и исчез...

Мужчина, вы достали.
Извините,
Шахерезада закрывает рот,
глядит в окно и чай остывший пьёт.
Когда б я был нечастый посетитель
сих вечно неухоженных широт,

я б рассказал историю другую.
Итак. Жил-был на царстве прохиндей:
мышей и крыс он превращал в людей
и доверял и другу и врагу, и
не парился приростом площадей

своей и так немаленькой державы,
ценил науки, шахматы и арт,
и граффити на крышках школьных парт
любил рассматривать; а меч свой ржавый,
доставшийся от деда, снёс в ломбард.

Он встретил жницу. Свадебку сыграли,
детей родили, тишь и благодать.
Ни возвеличить, ни повоевать.
Увы, конфликта в этой пасторали
не разглядеть. Мой слушатель лёг спать.

Тыгдым-тыгдым. Пора и мне уснуть бы,
раскачиваясь между двух столиц.
Просрав очередной Аустерлиц,
мы стонем так, как будто наши судьбы
наказано писать с приставкой зиц-.

А что ж? Увы, мы стали частью мифа.
Нам из него уже не выйти вон -
он, в том числе, и нами сочинён.
Мы едем по особому тарифу.
У нас СВ. Столыпинский вагон.