Ночь, луна... Только снова никак ей не спится...

Ночь, луна... Только снова никак ей не спится,
То ли дождь за окном, то ль в душе непокой,
Томик Блока в руках... и слеза на ресницах,
Подавляет собой, может, ритм городской?
Бег с утра, всё дела, всё проблемы, задачи,
Не под силу порой их решенье найти,
За спиною соседи ехидно судачат:
"Эх, не замужем девка, уж тридцать почти!".
За плечами, увы, школа жизни лихая -
Детский дом, интернат, вечно пьющая мать,
И сестрёнка (помладше, от рожденья больная),
Надо было учиться да сестру поднимать.

Ночь глухая, луна... Скоро утро наступит,
На работу бедняжке успеть бы к восьми,
Но терзает бессонница, злющая губит
Ту, которая в сорок ещё без семьи...
Дребезжащий рассвет, чашка кофе, маршрутка,
По дороге суметь бы к сестре заскочить,
Не на час, не на два, а хотя б на минутку,
Так крепкА между ними незримая нить...

Словно кони, вперёд годы жизни летели,
Вот уже юбилей - завтра ей пятьдесят...
Намели на виски снег невзгоды-метели,
За спиною соседи всё о том же твердят...
Юбилейное  утро,  макияж,  туфли,  юбка,
Не маршрутка, автобус... Конечно, такси,
Взгляд таксиста и голос: "Моя ты голубка!",
Будто рядышком юность, будто юность вблизи.
"Слушай, Машка, скажи, а как муж твой, как дети?", -
Улыбнувшись, таксист еле слышно спросил,
С ним учились давно на одном факультете,
И сдержаться от слёз не хватило ей сил....

С той поры они вместе, они неразлучны,
И шептать за спиною не будут ей впредь,
Не тоскливо ночами ей будет, не скучно,
Жаль... сестре суждено было всё ж умереть.
И племянница Юлька, сестры её дочка,
Стала дочкой для Машки. Храни Юльку Бог!
А у Сашки-таксиста два теперь голубочка,
Так даруй им, Господь, много ровных дорог.