Фламенко

Итак, Равель, танцуем болеро!
Для тех, кто музыку не сменит на перо,
есть в этом мире праздник изначальный —
напев волынки скудный и печальный
и эта пляска медленных крестьян…
Испания!  Я вновь тобою пьян!..
(Николай Заболоцкий "Болеро")



Вязкой патокой сумерки льются на затихший рыбацкий причал,
на велюр антрацитовых улиц,  где недавно торговец кричал…
Я сбегу к тебе вниз по ступенькам, в сень бильба́оского двора,
под завесою тайны фламенко  будем мы танцевать до утра!

Экспрессивный испанский танец, пышной юбки летящий каскад,
на щеках твоих — пылкий румянец, и глаза безрассудством горят.
Дробный звук моего каблучка, реверанс, разворот… и атака! —
озорно  кастаньеты  стучат,  выверяя  гармонию  такта.

Нас закружит любовное пламя, в гулком ритме сливая сердца,
от досужих на заднем плане  защитит мерный звон бубенца.
Твои руки — две белые птицы, взор, как молнии жаркой полёт,
и гроза, что вокруг разразится, пламя нашей любви не зальёт!

И отрадно мне видеть и сладко: твоё тело искрится от влаги
в ореоле пенном из складок  белоснежных кружев рубахи…
Я с цыганскою страстью Кармэн в завихрениях яркого танца
терпеливости жалкой взамен стану смело и дерзко сражаться.

Нашей тайне не слыть достояньем утомлённых сарказмом зевак,
мы отныне с тобой постоянно  в этом дворике станем бывать.
Здесь зазывно звучит серенада,  надрывая гитарные струны,
разрушая привычный порядок,  умаляя унылость угрюмых…

Знойный вечер огнём померанцев разукрасил невзрачный фасад,
безрассудный испанский танец — складок платья струящий каскад,
свой последний бесценный реал бросит к нашим ногам оборванец, –
мы взлетим с тобой на пьедестал в сумасшедшем испанском танце!



Post scriptum:
* * *
Фламенко!
Чувств безудержное пламя,
и платья шёлк трепещет, словно знамя,
но роза алая совсем не мирволи́т
черноволосому красавцу — как болид,
пронёсся по ступенькам рядом с нами.
О, Лола из Валенсии, мечтами
Она в родной стране, стране олив.
Бушует, огненную страсть разлив,
фламенко!
Танцоры перед нами словно в раме,
Мы лишние в картине горькой драмы.
Как одиночества вдвоём печален вид!
Но руки гордые пленяют, и горит,
нечеловеческою гордостью изранен,
фламенко!

(Бирченко Татьяна)