Письмо позвало в дорогу

Написано для конкурса "Три медведя" по мотивам одноименной сказки Л.Толстого.
 Задача: используя сюжет сказки, написать произведение в другом жанре.


                ПИСЬМО ПОЗВАЛО В ДОРОГУ
               (Очерк на морально-этическую тему)

                « Уважаемая редакция!
Взяться за перо меня побудило происшествие, недавно случившееся в нашем доме. Надо сказать, что я работаю лесником в Верхнеянском лесничестве уже 20 лет, и за всё время моей работы не сталкивался со столь вопиющим случаем.  У нас с супругой в этом лесничестве свой домик с огородиком, небольшое хозяйство – словом, всё, как у людей, без излишеств. Сынок Мишутка в институте  учится, вот недавно на каникулы приехал. Мы на радостях-то пикничок организовали – есть у нас специально приспособленная под это дело полянка: мангал, столик со скамеечками. Сами знаете, как оно – давно не виделись, пока наговорились, уже и стемнело. Вернулись домой и застали полнейший разгром. В наше отсутствие в дом вломилась  на тот момент нам незнакомая несовершеннолетняя Мария К. Она переломала мебель, уничтожила продукты питания – словом, плюнула в душу и испортила праздник по случаю приезда сына. Мы застали её спящей на месте преступления и незамедлительно вызвали полицию. Однако разбуженная нами Мария К. дожидаться приезда стражей порядка не стала, а сбежала с места преступления, нахально выпрыгнув в окно.
     Нами было написано заявления в полицию, в сельскую администрацию, в прокуратуру и в органы опеки, однако ни одна инстанция надлежащих мер не приняла. В полиции нам лишь сообщили имя правонарушительницы и пообещали разобраться. Другие же инстанции наши жалобы проигнорировали. Убедительно просим вас помочь нам сдвинуть дело с мёртвой точки и наказать виновницу.
 С уважением лесник Верхнеянского лесничества Медведь Михаил Иванович».
      Такое вот письмо пришло к нам в редакцию в понедельник. А в среду я уже ехала по лесной дороге на стареньком редакционном «Пассате». «Не заблУдитесь, – сказал глава сельской администрации, объясняя, куда ехать. – Мостик переедете, а там всё прямо».
   И действительно, вскоре показался крепкий двухэтажный дом, окружённый надворными постройками. Песчаная дорога, по которой я приехала, не заканчивалась у высокого крыльца, а убегала дальше, в чащу леса. На стук хлопнувшей дверцы из дома вышла ещё нестарая  полная женщина в ситцевом халате и повязанном поверх него чистом фартуке – видимо, сама хозяйка.
– Ой! – всплеснула она руками, – а вы, верно, из газеты?
– Из газеты! – улыбнулась я.
– Дак заходите в дом, не на улице же нам разговаривать!
    В небольшой светлой комнате царила идеальная чистота.  Пламенела на окнах махровая герань, громко тикали на стене часы-ходики.
– Да вы вот сюда, к столу, присаживайтесь! – хлопотала хозяйка. – Сейчас чайку вам!
За чаем и разговорились. Настасья Петровна – так звали хозяйку ¬– ходить вокруг да около не стала.
– Вот здесь всё и произошло! – она обвела комнату руками. – Вернулись мы домой, а тут всё перевёрнуто: стулья на полу валяются, вон то, Мишенькино любимое, кресло сломано. Это уж с тех пор хозяин починил. Он у нас, Михал Иваныч-то, рукастый, за что ни возьмётся, всё спорится. Хватились, а продуктов в холодильнике-то и нет, как не было! А ведь мы к Мишенькиному приезду готовились: и наварила я всего, и напекла. Пока ахали-охали, Мишутка-то в ту комнату заглянул, а там эта нахалка – СПИТ! Представляете, залезть в чужой дом, такую шкоду учинить – и спит! Это же какую совесть надо иметь, а?
– А кто полицию вызвал?
– А Михал Иваныч и вызвал. Да только пока они приехали, эта девчонка в окошко выскочила и была такова. Мишутка только крикнуть успел, дескать, держите её! Да разве ж её догонишь: у меня гипертония, у мужа нога хромая – давно, ещё в молодости в браконьерский капкан попал – какие из нас догонялки! Миша вдогон бросился, да неудачно – поскользнулся на крыльце и ногу подвернул. Так и ушла девчонка-то!
Заявление мы тут же и написали, только толку от этого чуть: девчонку нашли, а наказания ей никакого нет. Это что ж теперь, всем так можно: по чужим домам лазать да безобразие устраивать?
   Этот вопрос Настасьи Петровны я задавала и в полиции, и в прокуратуре, и в сельской администрации. Ответственные за связи с общественностью кивали, соглашались, что случай, действительно, вопиющий и обещали разобраться. Я поняла, что таким путём ничего не добьюсь.
– А поговорить с ней самой можно? – наконец спросила я у инспектора опеки – пожилой усталой женщины.
– С Марьей-то? Да говорите, если охота! – она равнодушно пожала плечами. – Они тут, недалеко, на улице Лесной живут. Как магазин пройдёте – так сразу налево. Калинины ихняя фамилия.
 Домик Калининых выглядел довольно запущенно:  давно некрашеный деревянный забор, заросший бурьяном двор, две старые яблони у щелястого крылечка. На мой стук никто не откликнулся, лишь в соседнем дворе залилась лаем собака.
– Да вы стучите громчее! Фу, Буран! – прицыкнула на кобеля старушка-соседка, выглянувшая на лай. – А то старики плохо слышат уже, а Марька – дома ли, нет ли?
– А старики – Марькины родители?
– Куда там! Бабка с дедом ейные. А родители … Мать у ей одна. В городе живёт. Марька там тоже до прошлого года болталась, а теперь, видать, не ко двору пришлась, старикам её сплавили.
– Что же так-то?
– Мать, вишь, по второму разу взамуж вышла. А муженёк-то, как теперь модно, моложе её летами-то, лет, пожалуй, на десять. А Марьке, поди, пятнадцатый годок пошёл, вот мать от греха подальше к старикам её и отправила.
– Что, старая сплетница, все кости мне перемыла или ещё на завтра оставила?
На пороге дома Калининых  стояла крашеная блондинка в тесно облегающей маечке и коротких шортах. Из-за обильного макияжа на вид ей можно было дать лет двадцать.
– Вы – Маша? – обрадовалась я наконец-то найденной  героине очерка.
– Кому – Маша, а кому Мария Прокофьевна!
Я пропустила выпад мимо ушей.
– Маша, я из газеты. Нам бы с вами поговорить ...
– Ой, надо же, какая цаца! Из газеты! Опять воспитывать будете? Видала я ваше воспитание… знаете где?
– Я не воспитывать! Я про другое. Маш, ну, неудобно же вот так, через забор! Может, я зайду всё-таки?
Я толкнула калитку: в нашем деле дожидаться официального разрешения нужно не всегда.
– Ладно уж! – Мария извлекла откуда-то сигаретную пачку. – Посидим вон на брёвнышках, покурим.
Вообще-то я не курю. Но ради того, чтобы разговорить девушку… Марья хмыкнула, глянув на мою неловко зажатую в пальцах сигарету.
– Что, эти нажаловались? – она мотнула подбородком в сторону леса. – Медведь с медведихой?
– А разве они неправду рассказали?
– Ой, да какую там правду! Дом им разнесли, продукты украли! Да кто их крал, ихние пироги вонючие!
– А как же на самом деле было?
– А вам зачем? В газете напишете? Ну, пишите-пишите!  – она непонятно усмехнулась. Сейчас будет вам правда-истина.
      Значит, поехали мы на речку, а возле их драного кордона машина возьми и заглохни: Лёха её заправить забыл, бензин  кончился. Лес кругом, кто поможет? У МедведЕй – ни гу-гу, дома никого нет. Тут Дэн и говорит, что Медведь – куркуль, каких поискать, наверняка в сарае канистры с бензином есть. Давайте, говорит, у него взаймы возьмём. Пока пацаны в сарае возились, мы с Юлькой и Дашкой на крылечке сидели. На дверь облокотились, а она не заперта. Зашли водички попить. А там на столе жрачки стоит немеряно. Жарко же, пропадёт закуска! Девчонки за пацанами побежали: на фига нам теперь речка, если бухло у нас с собой, а закуси – полный стол? Пока девки бегали, я Настасьину стряпню попробовала: салат противнющий, то ли горький, то ли кислый и ещё дрянь какая-то в вазочке, я так и не поняла, что. Фу, гадость, в общем! Стояло там ещё типа тирамису что-то, вот только его и можно было есть. А девки с пацанами застряли где-то, нет их и нет. Я ждать устала, села. Ну и рухлядь же эти кресла у них! Как на  них сами Медведи сидят? Одно кривое, другое – косое, третье – вообще сразу развалилось! Во, синячище какой набила! – Марья ткнула себя в загорелое бедро. – Ну, думаю, надо компресс поставить, чтобы быстрее прошло. Сунулась в холодильник, а там водки нет, только коньяк стоит. Синяку-то какая разница, из чего на него компресс лепят? А он, коньяк этот, такой пахучий оказался! Я его как нанюхалась, сразу спать захотела. Помню, меня между кроватями мотыляло, и другим бедром о спинку стукнуло. Так что это не Медведи на меня, а я на них жаловаться должна. За нанесение тяжких телесных.
    Проснулась от воплей в соседней комнате. Медведь басом орёт, Настасья ему дискантом вторит. И этот малахольный, Мишутка ихний, тоже там что-то вякает. Ой, боженьки, несчастье какое: кто-то всё тирамису слопал и кресло любимое разломал! Я сначала думала миром всё уладить, однако когда этот чокнутый принялся в полицию звонить, поняла, что надо сматываться. Потом-то, конечно, разберутся, но ночевать лучше не в «обезьяннике».
Марья заглянула мне через плечо в блокнот:
– Ну, как, всё верно записали?
– Всё! – кивнула я, удивляясь её откровенности.
– Всё, да не всё! – ухмыльнулась она. – Фамилию не указали.
– Ну, для очерка подойдёт и просто Мария К.
– Нет уж, вы полную пишите, одной буквой не отделаетесь!
– Пожалуйста! – не переставая удивляться, согласилась я. – Если вы настаиваете – Мария Калинина.
– Фигушки вам! Это бабка с дедом Калинины, а я – Климова! – торжествующе пропела Марья.
«Климова, Алевтина Григорьевна, – тут же всплыло из глубин памяти. – Главный прокурор области. Сын, Климов Максим Прокофьевич, погиб в ДТП в 2013 году – пьяным сел за руль и врезался в дерево. Дочь Маруся… Мария Прокофьевна Климова»…
Так вот почему молчат и полиция, и прокуратура, и опека… И некому, совсем некому ответить на вопрос Настасьи Петровны: это же, теперь всем так можно?