Инцидент

Мне позвонил главный врач:
- Евгений Иванович, я пришлю к тебе Деспатули Галину Павловну, ты её прекрасно знаешь. Она разругалась с Саповым и ушла из онкологии. Она специалист высокого класса, возможно, в будущем примет заведование рентгенотделением. Ты пока встреть её вежливо, пусть она два-три дня отсидится–отплачется. Покажи ей отделение.

К 1986 году в рентгенотделении горбольницы сложилась кризисная ситуация с кадрами.  Болела Тамара Ивановна Карасёва – онкология, у Эллы Наумовны Гуревич набиралось полгода по уходу  за двумя маленькими дочками,  и после ухода Виктории Архиповой остро встал вопрос о заведовании.
- Некого ставить, - говорил мне главный врач Владимир Николаевич Чередниченко, - старики ушли, молодые ещё не созрели. А с заведованием надо решать.
- Ну, в этом плане,  - я позволил я себе шутливый тон, - как только, так сразу – найдёте достойного,  уйду по первому вашему слову!

На том и порешили.

Главный не вдавался в воспитательские тонкости. Наставительную беседу со мной провёл Володя Иванов, молодой заведующий травмотделением, член партбюро больницы. Владимир Иванович пришёл в больницу годом позже меня, я был для него «стариком» и ему неловко было «поучать» старшего товарища. Он сбивался с тона и отводил глаза. В рентгенотделении недавно отгремели «бунтарские» настроения, спровоцированные бестактным руководством одной из прежних заведующих, и разговор сводился к недопустимости повторения подобных ситуаций.

Но это будет позже, на заведование меня утвердят через полгода, а пока я оставался и. о. - исполняющим обязанности.

Все шансы принять заведование были у молодого, растущего Игоря Вадимовича Насонова, но его подвело отсутствие всяких подхалимских и карьеристских ноток в характере. Как-то, обычно приветливая и тактичная наша заведующая Виктория Александровна Архипова, доведенная до белого каления неувязками с отчётом, пробегая мимо нас, куривших у входа в отделение, сказала что-то резкое в адрес мужчин-бездельников. Шутка прозвучала оскорбительно.
Ложка кавказской крови в характере Игоря Вадимовича взбунтовалась. Он вполголоса скаламбурил что-то вслед уходящей насчёт раннего климакса, но как раз замолчал, воющий дурным голосом вытяжной вентилятор в поликлинике, и слова его были краем уха  услышаны. Добрая атмосфера в отделении не пострадала, но когда встал вопрос о заведовании, Виктория по партийной линии категорически не рекомендовала Насонова. Игорь Вадимович вскоре ушёл в онкологию и был безмерно благодарен Виктории Александровне, что избавила его от суетных хлопот с заведованием. В онкологии он полностью раскрыл свой профессиональный потенциал.

Галина Павловна появилась через пятнадцать минут после звонка. Не успев поздороваться она, она сразу взяла «бразды».
 - У вас снимки черепа некачественные…  у вас урограммы не соответствуют… у вас лёгкие серенькие…
Замечания сыпались одно за другим. Самый придирчивый ревизор не смог бы найти столько пробелов работе.

Я помалкивал.  Я знал цену нашим снимкам. Рентгенлаборант онкологии делал Галине Павловне «красивые» снимки – при большом времени и низких киловольтах рёбра были беленькими, легкие чёрненькими, но контрастность съедала тонкие облаковидные структуры.  Кроме того за полсекунды выдержки пульсация сосудов смазывала легочной рисунок.

Как раз шла борьба за снижение лучевой нагрузки на пациентов, и мы осваивали «мгновенные» снимки на высоких киловольтах и сотых долях секунды. Такие снимки были «серыми», но на них просматривались тончайшие градации теней – шедевром такой техники был снимок стопы со штопкой носка на пятке.

Кроме того, R-лаборант* онкологии,  хороший специалист, в прошлом старший лаборант центральной больницы, работая в отделении «окончательной диагностики», с годами стал формировать о себе мнение, как о лаборанте, знающим онкопатологию лучше врачей. «Здесь, несомненно, рак!» -  авторитетно говорил он, вынимая из фиксажа снимок лёгких с «гулей» величиной в кулак.

При неисправности аппарата, онкология  квартировала в рентгенкабинете терапии.
Лаборант онкологии показывал наши «черепа» забежавшей глянуть снимки невропатологу-начмеду Чернокнижниковой, и не упускал случая заметить тоном человека, знающего своё дело досконально: «Да-а, Анна Пантелеевна, не умеют ваши лаборанты делать снимки!».
Как раз шла всесоюзная кампания борьбы за качество исследований, и я воспринимал претензии начмеда к нашим снимкам, как «принято к исполнению».

 Николай Александрович, так звали лаборанта, был симпатичным мужчиной, вальяжным и представительным, он ездил с  врачами  на охоту, неплохо смотрелся на фоне громадных Олега Фархутдинова и Юрия Захарова, и панибратски подшучивал над худеньким анестезиологом Александром Швец:
    - Тебе, Саша, водку маленькой ложечкой надо кушать!
При всём этом он боялся Галину Павловну, как огня. Он приходил к нам в больницу:
 - Можно я у вас сделаю урограмму родственнику, а то там… эта… Галина Павловна!
- Приходи после четырёх, - не отказывали мы «своему кадру». Николай, пошушукавшись с лаборантами, умудрялся впихнуть своего «клиента»  между урологических больных.
- Боится он, - хмыкала язвительная лаборант Альбина, - у Галины Павловны все «родственники» через регистратуру идут!
Все понимали, что больной «левый», но мы в это не  вникали, нас это не касалось.  Мы тогда считали зазорным брать с больных  мзду, мы «за державу болели»!

- Я не претендую на ваше рабочее место в хирургическом корпусе, - говорила Галина Павловна.

На моё рабочее место трудно было претендовать. Как раз шла обкатка нового аппарата с громоздким телевизионным преобразователем, экран весом почти в 300 кг было трудно двигать даже физически крепкому мужчине.

Галине Павловне было далеко за шестьдесят, но выглядела она хорошо. Греческие гены сообщили ей смуглую без морщин кожу,  античный профиль, и  бодрую причёску при разумно подкрашенных сединах. Но при всех её достоинствах мои нагрузки ей не подходили. В условиях постоянно возникающего дефицита кадров  (кто-то в отпуске, кто-то в декрете, кто-то на учёбе; заведующая по два месяца сидела за отчётом или заседала в «высших сферах») мне часто приходилось в одиночку отдуваться за всех. При норме по лучевым нагрузкам четыре «желудка» в день, я смотрел по десять: шесть на полторы ставки и ещё четыре в смежном отделении. Обязательно набирались ещё парочка «очень срочных», которым я по глупой доброте души не мог отказать.  Часто мой рабочий день строился так: я смотрел «желудки» в хирургии, потом, надев тёмные очки, чтобы не «разадаптироваться»**, бежал в терапевтический корпус и проводил скопию там. После спешил «в травму» - описывал ночной травмпункт. Возвращался в хирургию, описывал хирургические истории, потом в терапии описывал терапевтических больных, и после обеда описывал истории травматологического отделения. Рабочий день был насыщен до предела. Богатая практика давала опыт и знания.

У Галины Павловны подобной беготни в онкологии не было, и быть не могло, она свято чтила лучевые нагрузки и организовала работу без лишней суеты.  У неё были опыт и усовершенствования в столичных клиниках. Мы с Викторией Александровной ходили к ней учиться грамотным описаниям контрастных урограмм.  Патологию мало увидеть, надо описать её научными фразами и терминами. У Галины Павловны было картотека динамического наблюдения за обследованными больными, что никак не давалось нам из-за разбросанности рентгенкабинетов по больничным корпусам.  Галине Павловне было проще, у неё был один кабинет и один лаборант в подчинении.  Попутно замечу, что в горброльнице, с недавно пущенной  в строй флюоороустановкой,  насчитывалось восемь кабинетов.***

Галина Павловна при всей мягкости характера держала в каучуковых тисках коллег врачей. К ней не входили без стука, не хлопали по плечику и не говорили небрежно – сделай-ка нам то, сделай это! Они изучала истории и если считала, что исследование больному не показано, отказывала  без церемоний. Конфликт с рентгенслужбой назревал и он произошёл.

В то время партия и правительство заботились о повышении качества обследования больных, и из столичных клиник нам постоянно спускались новые методики.  Всё эти методики были громоздки и неприменимы в текущей практике.  Заведующий онкологическим отделением Виктор Николаевич Сапов потребовал исследовать желудки в условиях искусственной гипотонии, согласно спущенной сверху методике. Больному надо было через зонд вводить контраст в 12-перстную кишку.  Зонд скручивался в спираль в желудке, на процедуру могло уйти полдня, информации минимум…
Галина Павловна категорически отказалась заниматься «этой ерундой».

- Методику рентгеновского исследования определяет рентгенолог, - сказала Галина Павловна, - я ведь не диктую вам методику операций.
Виктор Николаевич был не из тех, кому можно бесцеремонно отказать.
Атмосфера накалилась
 Главный врач онкологии не приняла ничью сторону, тем более что Галина Павловна была уже трижды пенсионер по вредному стажу.

Галина Павловна говорила негромко, монотонно, и почти брезгливо. Брезгливо не по отношению к собеседнику, а к ситуации, в которой ей приходится разжёвывать очевиднейшие вещи. Говорила  глядя в сторону - реакция собеседника её не интересовала – всё, что она произносила, было истиной в последней инстанции. Я до сих пор не могу вспомнить сути ни одного её замечания. Но они следовали практически одно за другим.

К концу второго дня взорвалась Раиса Ивановна, мой старший лаборант:
 – Евгений Иванович, - зашипела она на меня, - да скажите ей по-мужски!
Раиса Ивановна Кравцова, бывшая главная медсестра больницы, была примером добросовестности в работе. Она тоже знала цену нашим снимкам и организации работы отделения. Если в каком-то кабинете «не шли» снимки, она всё бросала и неделю работала с отстающим лаборантом, доводя снимки до совершенства. Все бумаги и дисциплина в отделении лежали на ней, я отрывался от диагностической работы по мере необходимости.

Я отмалчивался.  Я был и. о. зав. отделением, автоматически ведущий специалист города. Галина Павловна пришла ко мне рядовым врачом - ни устного распоряжения, ни письменного приказа о заведовании на неё не было.

Через три дня я отправил Галину Павловну  в рентген кабинет терапии.

Ещё через три дня в рентген кабинет терапии вернулась из отпуска Татьяна Фёдоровна Немченко-Цох и без церемоний выставила Галину Павловну со своего рабочего места.
Татьяна Фёдоровна имела право считать R-кабинет терапевтического корпуса своим, поскольку была постоянным совместителем в терапевтическом отделении. Попытки возмутиться со стороны Галины Павловны были подавлены на корню:
 – Я в заслуженном трудовом отпуске восстанавливаю здоровье, подорванное непосильным трудом в зоне ионизирующего излучения и в ночных дежурствах, а меня тут будут всякие с укороченным рабочим днём подсиживать!

Галина Павловна пошла к главному врачу, но у того был как раз напряжённый разговор с урологами и он не принял её незамедлительно. Галина Павловна не стала ждать, прошла в отдел кадров и там оставила заявление на увольнение.

Через месяц я случайно увидел её издалека на больничном дворе. Она сразу отвела взгляд, а у меня не хватило мужества подойти и поговорить с ней «по-человечески».  Можно было предложить ей совместительство, к примеру описывать травмполиклинику. Но я, честно говоря, тоже побаивался и стеснялся её.

1986 -2021
г. Шахты

Коллаж автора

Имена причастных не изменены, право на их публикацию оговорено.

*    Повсеместно в документации, вместо громоздкого "рентгенологический" применяется сокращение "R-логический, R-лаборант, R-снимок".
**   Чтобы видеть слабое свечение экрана, рентгенолог должен переключиться (адаптироваться) на ночное зрение, для этого надо полчаса сидеть в темноте.
***  Рентгенологическая служба городской больницы была представлена восемью кабинетами с тридцатью сотрудниками и заведующим отделением. R-служба онкодиспансера того времени располагала одним кабинетом и тремя сотрудниками - врач (заведующий рентгенкабинетом), лаборант и санитарка.