Поэт-халиф

Подушек шёлк и запах хризантем,
Урюк и груши, пудра, охи-вздохи.
У старого поэта был гарем,
В нём – девушки, бабульки и бабёхи.

Поэт девицам руки целовал,
Бабёхам гладил груди, попы, ляжки,
В свой кабинет бабулек зазывал,
Играл там с ними в шахматы и шашки.

А девушкам и бабам фильмоскоп
Для общего развитья был подарен,
С картинкой, где рогатых антилоп
Пасёт то ли индус, то ли хазарин.

И девушки, и бабы день-деньской
Гадали: «Олигарх? Индус? Хазарин?»
Кричали восхищённо: «Ах, какой!»
Стирая с голых плеч следы испарин.

Порхали бабочки в их тёплых животах.
В гарем несли лепёшки с брынзой к чаю.
И до поэта доносилось – Ах!
Он бормотал: «Стихи их восхищают».

Поэт любил Ганноверских кобыл.
Наложницы одни в серале кисли,
Халиф их содержал, но не любил,
А без бабулек жизнь свою не мыслил.

Они его умели услаждать,
Играя ловко в шахматы и в шашки,
Поэт мог с ними долго рассуждать
О судьбах правоверных, выпив бражки.

Наложницы халифа - все в шелках -
Выписывали туфли из Милана,
Включали фильмоскоп, шептали: «Ах!»
Увидев профиль пастуха-мужлана.

Как ночь, так оживал пастух,
В постель ложился с каждою бабёхой.
Витал Эрота бестелесный дух.
Всю ночь в гареме – аханья и охи.

И доносилось до поэта – Ах!
И чувствовал он запахи сантала.
Халиф молился молча – о, Аллах!
«Стихи их восхищают», -
бормотал он.