О надежде на единого Бога и уверенности в Нём

Мне в руки попались два небольших газетных листка под названием «Вестник Свято-Пафнутьева Боровского монастыря (№№ 37, 39 за 2003 год). Казалось бы, что в них может быть? Однако, в этих маленьких листиках оказалось весьма много и интересного, и полезного, чем я и хотел с вами поделиться.
1. Отрывок из труда Никодима Святогорца «Невидимая брань». Вы этот труд изучали, но место настолько важно, что я хотел бы его вам напомнить. Вообще, свойство духовной литературы таково, что её можно перечитывать бесконечно, и всегда она будет нова и актуальна.
«О надежде на единого Бога и уверенности в Нём.
Хотя в невидимой нашей брани столь необходимо … отнюдь не надеяться на себя самих, при всём том, если мы только отложим всякую на себя надежду и отчаемся в себе, не приискавши другой опоры, то или тотчас убежим с поля брани, или всеконечно будем побеждены и взяты в плен врагами нашими. Посему вместе с совершенным от себя самих отречением потребно ещё нам водрузить в сердце совершенное упование на Бога и полную в Нём уверенность, т.е. потребно полным сердцем чувствовать, что нам решительно не на кого надеяться, как на Него одного, и ни от кого другого, как от Него одного, можем мы ожидать всякого добра, всякой помощи и победы. Ибо как от самих себя, которые есмы ничто, не ожидаем мы ничего, кроме преткновений и падений, по причине которых и отлагаем всякую на себя надежду, так, напротив, всеконечно от Бога получим мы всякую победу, как только вооружим сердце своё живым на Него упованием и полною уверенностью в получении от Него помощи по следующему псаломскому свидетельству: на Него возуповало сердце моё, и Он помог мне (Пс. 27, 7).
Утвердиться в такой надежде и ради её помощь всякую получить помогут нам следующие размышления:
1) То, что ищем помощи у Бога, Который как Всемогущий может сделать всё что ни восхощет, следовательно, и нам может помочь.
2) То, что ищем её у Бога, Который как Всеведущий и Премудрый знает всё наисовершеннейшим образом, следовательно, вполне знает и то, что пригоднее для спасения каждого из нас.
3) То, что ищем такой помощи у Бога, Который как бесконечно благий с неизреченною любовью предстоит нам, всегда желательно готовый с часу на час и с минуты на минуту подать всякую помощь, потребную нам для одержания полной победы в духовной действующей в нас брани тотчас, как только притечём в объятия Его с твёрдым упованием.
И как возможно, чтобы добрый оный Пастырь наш, Который три года ходил, ища погибшее овча, с таким сильным гласом, что изше гортань Его, и ходил стезями столь трудными и тернистыми, что пролил кровь Свою всю и отдал жизнь, как, говорю, возможно, чтобы Он теперь, когда овча сие идёт в след Его, с любовью обращается к Нему и уповательно призывает Его на помощь, не обратил очей Своих на него, не взял его на божественные рамена Свои и, принесши в сонм Ангелов небесных, не устроил бы с ними празднственного по сему случаю торжества? Если Бог наш не перестаёт искать с великим тщанием и любовью, чтоб найти, подобно евангельской драхме, слепого и глухого грешника, как возможно допустить, чтобы Он оставил его теперь, когда тот, как овча погибшее, вопиет и зовёт Пастыря своего? И кто поверит когда, чтобы Бог, Который непрестанно толкает в сердце человека, желая войти внутрь и вечерять с ним, по апокалиптическому слову (см: Апок. 3, 20), сообщая ему дары Свои, кто поверит, что сей самый Бог, когда человек открывает Ему своё сердце и призывает Его, оставался глухим и не желал войти в него?
4) … Никогда не был оставляем постыжденным и беспомощным никто из возуповавших на Бога. Воззрите на древния роды, взывает премудрый Сирах, и видите, кто верова Господеви и постыдеся (Сир. 2, 10).
Такими четырьмя оружиями облекшись, брате мой, мужественно выступай на дело брани и веди её бодро, в полной уверенности, что тебе дано будет одержать победу. Ибо ими всеконечно стяжешь ты совершенное упование на Бога, а такое упование непрестанно будет привлекать к тебе помощь Божию и облекать всепобедительною силою. То же и другое, наконец, глубоко укоренит в тебе полное ненадеяние на себя. Об этом ненадеянии на себя я не пропускаю случая напомнить тебе и в этой главе, потому что не знаю, кому когда не было бы нужды напоминать о сём. Так глубоко внедрилось в нас и так крепко сцепилось с нами это самоценение, будто мы нечто, и нечто не малое, что оно всегда скрытно живёт в сердце нашем, как некое тонкое и незаметное движение, даже и тогда, когда мы уверены, что никакого не имеем упования на себя, а напротив, исполнены полного упования на единого Бога. Чтобы избегать тебе, сколько можешь, такого сердечного самомнения и действовать без всякого на себя надеяния, но с единым упованием на Бога, всякий раз настраивайся так, чтобы сознание и чувство своей немощности у тебя предшествовало созерцанию всемогущества Божия, а то и другое предшествовало каждому деянию твоему.
Как можно узнать, с ненадеянием ли на себя и совершенною надеждою на Бога действует кто?
Нередко случается, что иные самонадеянные думают, будто не имеют никакой на себя надежды, а всё упование своё возлагают на Бога и в Нём одном почивают своею уверенностью. На деле же не бывает так. В этом сами они могут удостовериться, судя по тому, что бывает в них и с ними после того, как случится им пасть как-нибудь. Если они, скорбя о падении, укоряя и браня себя, в то же время замышляют: сделаю то и то, следствия падения загладятся, и у меня опять всё пойдёт как следует, то это верный знак, что и прежде падения своего они надеялись на самих себя, а не на Бога. И чем скорбь их при этом мрачнее и безотраднее, тем обличительнее, что они слишком много уповали на себя и очень мало на Бога: оттого скорбь падения их и не растворяется никакою отрадою. Кто же не полагается на себя, но уповает на Бога, тот, когда падает, не слишком дивится сему и не подавляется чрезмерною скорбью, ибо знает, что это случилось с ним, конечно, по немощности его, но паче по слабости упования его на Бога. Почему вследствие падения усиливает ненадеяние своё на себя, паче же тщится усугубить и углубить смиренное упование своё на Бога; а далее, ненавидя непотребные страсти, бывшие причиною его падения, спокойно и мирно несёт за оскорбление Бога покаянные труды и, вооружаясь крепким упованием на Бога, с величайшим мужеством и решительностью преследует врагов своих даже до смерти.
О сказанном пред сим желал бы я, чтобы поразмыслили некоторые личности, думающие о себе, что они добродетельны и духовны, которые, когда впадут в какое-либо прегрешение, мучатся и томятся и покоя себе не находят, и, уже истомившись от этой печали и томления, происходящих у них ни от чего другого, как от самолюбия, бегут по тому же опять побуждению самолюбия к духовному отцу своему, чтоб освободиться от такой тяготы. А им следовало это сделать тотчас по падении, и сделать ни по чему другому, как по желанию поскорее омыть скверну греха, оскорбившего Бога, и приять новую силу против себя самого, в Святейшем Таинстве покаяния и исповедания.»

Обратите внимание, какие слова употребляет Никодим Святогорец для обозначения этой силы, живущей в человеке: «Некое тонкое и незаметное движение в сердце». Не в уме и не в чувствах – в сердце. Наше сердце живёт своей жизнью, при этом являясь средоточием нашего существа, руководящим всем нашим внутренним миром. Жизнь сердца тонка, и немногие вообще способны ощутить, расслышать, довести до сознания свои сердечные чувства. «Жизнь сердца» – это не просто оборот речи, это реальность нашей жизни. Тот, кто это понимает, сразу становится тише и углублённее, потому что жизнь сердца тонка и тиха, иначе её не расслышишь. Человек же огрубевший имеет окамененное сердце, становящееся таким от множества малых и больших повседневных нераскаянных согрешений. Такие люди, естественно, не чувствуют своего сердца и не могут его почувствовать, потому что оно, за своей тяжёлой твёрдой коростой, может быть, и не дышит уже. Чтобы сокрушить такое сердце, освободить его, часто требуется много скорбей и страданий, пройдя через которые, человек, если не озлобляется, снова обретает жизнь в сердце. А даже если и озлобляется, это состояние всё-таки часто бывает ближе к жизни и покаянию, чем омертвевшее самодовольство, мнящее о себе как об олимпийском спокойствии праведности. А где озлобление, там уязвлённость, а значит, жизнь, боль, возможность встречи с Богом.
Состояние окамененного бесчувствия также тесно связано с гордыней, когда кажется, что ты есть нечто определённое и неподвижное, неизменное и, возможно, вечное. На деле же ты есть нечто тонкое и эфемерное, весьма подвижное и удобно изменяемое. Здесь, кстати, довольно ощутимо просвечивает возможность ада и погибели, в которую не верят люди с окаменевшими сердцами. Но в своё время они всё увидят сами.
Так вот, всё живое в человеке проявляется через сердце. Для большинства людей это редкие моменты жизни – когда сердце вдруг подаёт голос. Как правило, это бывает тогда, когда тебя гладят против шерсти – внутри поднимается смутное неприятное чувство, которое изливается в негодовании и последующей «незаслуженной» обиде. Поскольку движение сердца неожиданно и захватывает человека с головы до ног, он его не может ни осознать, ни запомнить. А ведь в этом недобром движении и проявился он сам, настоящий, без мнимых прикрас того образа, который нафантазировала его гордость. Грустные всё это вещи… Но даже и у добрых людей, с открытым сердцем, есть этот внутренний «самоцен», когда к доброте примешивается, а если копнуть глубже, вдохновляет его по жизни ощущение себя как светлого, благородного, возвышенного существа… А ведь это ложное чувство. И когда доброта такого человека, по каким-либо причинам, не находит успеха и признания, хотя бы потому, что уж очень она себя навязывает окружающим, а может быть, окружающие просто заняты своими переживаниями и тяготами, она оборачивается своей задней стороной – мрачной озлобленной обидой. Это я, между прочим, про себя всё пишу. Святые люди почитают себя за ничто и ощущают себя, когда о себе вспоминают, чем-то очень некрасивым и далеко не святым. (Макарий Оптинский говорил о себе как о нравственном чудовище.) Тайна святости (а только она наследует Царствие Божие) состоит в том, что человек познаёт, что он ничто, пустое место, не имеющее за собой ничего доброго, всё же хорошее в себе сознаёт даром Божьим, незаслуженным, который легко потерять. И тогда они глубоко смиряются, убирая себя из своего сознания и своей жизни, и вместо себя в душу и в жизнь с годами и десятилетиями всё более входит Господь Бог, так что всё хорошее бесконечно усиливается и набирает нечеловеческую мощь. Сам же святой только всё более смиряется и всё более ощущает себя ничем, поражаясь величию Божества, действующего через него, убогого и никчёмного. Вот что значит надеяться на Бога и не надеяться на себя. И помоги Господи нам всем в этом! Ведь Он желает жить в нас. Просто нам нужно познать себя, свою убогость и злобу, смириться и перестать Ему мешать, соединившись с Матерью Церковью в её благодатных таинствах и послушании ей. 17.10.2004 (из письма к дяде)

http://stihi.ru/2019/04/25/5236

https:// ridero.ru/books/apologiya_pravoslaviya/ - бумажный вариант книги