Дед Игнат и небо

     Бывают  осенью долгие ночи, когда на небе  ни облачка, и  оно такое черное,  что ничего более черного отыскать просто невозможно. Непостижимая, бесконечная глубина. Удивляет не столько  тьма, сколько звезды, которые, как цветы на  лугу, им нет числа.  Небо – бездонный колодец. И не будь на нем звезд, едва ли бы кто понял, как огромна, как глубока вселенная.  Только десятка два-три крупных звезд имеют имена,  их можно отыскать, а у  остальных названия  нет. Они светят многие века, не уставая, не покидая  назначенного им места. Люди многое знают о звездах, разглядывают их в телескопы, им хочется понять, как мир устроен.       
         
      Как устроен мир, как мне кажется, нам мог бы рассказать дед Игнат.  Мне он запомнился  очень старым, когда ему было уже за девяносто,  но он был еще довольно бодр и мыслил здраво. Ему приносили пенсию, небольшую, но ее хватало, чтобы месяц прожить. Жил он в деревне один, в своем старом доме, Дом большой, пять окон смотрят на  улицу. Для меня  это было непостижимо. Как это топить зимою печь? Жил он хорошо когда-то, справный хозяин был. Да вот старость подошла. Детей нет, помочь некому. В доме, как и на небе, кажется, ничего не меняется целый век.  Нет, пожалуй, это не так. На небе не меняется, а в доме меняется -  покосился, заваливается забор, давно нет коровы-кормилицы, дед живет  на покупном молоке.  И уже три года, как нет в доме жены. Оставили деда силы, отсюда и запустение, которое смотрит из каждой щели.
      Дед смотрит  на небо за окном, на звезды, которые кажутся ему теперь   в длинные безлунные ночи  опускаются все ближе и ближе. Сколько ни живи, к одиночеству не привыкнешь. Оно давит на плечи, как небо.  Все время чувствуешь эту  звездную тяжесть, клонит она к земле. Только когда угнездишься в уголке кровати,  лишь  перед сном перестаешь чувствовать свою  обреченность, забудешься на короткое время, но бодрость  не возвращается. Тяжело, грустно,  одиноко.
      Была бы деревня побольше, может быть,  нашелся бы умный человек, кто отыскал бы  старые книги, нашел бы ответы на вопросы, которые мучили  старика.    Но никто  не заводил с ним разговор о божественном промысле, давшем начало всему сущему на земле. Я не мог ему в этом помочь.
        И дед вспоминал свою жизнь, друзей, отошедших в мир иной. Свои добрые  дела и  удачи кажутся теперь маленькими, не стоящими людского внимания. Кажется ему, с годами   он стал понимать каждую былинку у  тропки на краю, и зайчонка, и волка в лесу, и речку, и засыхающее дерево. Бывает дорога каменистая. А знаешь ли, зачем камень на дороге лежит?  Не просто он лежит. Чтоб споткнувшись, ты задумался ты о трудностях жизни. А может, это ты, кто камень в сторону отодвинет, добро для людей сотворит.
        Дед привычно творит молитву, крестится и засыпает…

        Я  был хорошо знаком с дедом Игнатом.  Мы  были далекие родственники, но  в деревне не считают родства,  просто держатся друг за друга. Многое выветрилось, но многое  памятно мне из долгих разговоров с ним, особенно на исходе его жизни. Сейчас уже не найдешь тех,  у кого не было бы образования,  а его взгляд на мир оказался незамутненным, какой  бывает  чистая вода в роднике. У деда  он сложился в результате долгой безвыездной жизни в селе, где все прочно устоялось, плотно слежалось,  сцепилось со временем в единое целое.
       Приходил я помочь деду  дрова расколоть, когда доску прибить. Полешки заносил  в  дом. Сосед ему дрова привозил, не за дорого, а из понимания необходимости поддержать старика. Надо, чтобы огород сорной травой не зарос. Картошку соседи в его огороде сажали, и ему  на еду оставалось. Соседям это на пользу. Картошка есть, заготовят сено,  значит,  у них  скотина на дворе.
       Люди  любили поговорить с дедом Игнатом. Уважали его.  Нам, могутным, было  не трудно ему помочь. Забежишь, что-то поделаешь и останешься с дедом потолковать.  Теперь в дому другие люди живут, молодые. Не помнят они деда.

         Врезался в память мне один разговор. Ночи темные, темнота осенью наступает  быстро. Заработался я,  засиделся я у него. Достал дед  свою настойку, угостить.
- Не надо, спасибо, - говорю ему.
- Это не расчет, а уваженье.  Уж прости,  сам пить не буду, но рюмочка  пусть и для меня стоит.  Глоточек сделаю, авось бог простит.
       Стал дед рассказывать про старые времена. Перебрали мы все дома по улице, дед всех припомнил, кто в них обитал,  кто  теперь живет. Хоть историю села пиши.
       Припозднившись, вышли на крыльцо. Темень - глаз выколи, осень.  Крупные, звезды встали над деревенькой. Расчувствовался  дед:
      - Вон, видишь, две звездочки рядом…   Это мы, я и моя Настасья. Она однажды мне эти звездочки  показала.  Одинаковые они, и век  друг за друга держатся.  Моя левая, ее справа. Нет уже моей Насти на белом свете, а они вместе. Видишь,  здесь и мне адресок указан.  Меня не будет, взглянешь на небо, вспомнишь про нас.  Наверное, они для этого и на небе постоянно находятся, чтобы люди  помнили друг о друге. Все время на них гляжу. Веришь, смотрю, и стариковская слеза из глаз вдруг  покатится. Ты глянешь, плакать не будешь. Но увидишь, нас вспоминай. Помяни  нас,  эти две звездочки не теряй.

        Долго не мог заснуть я этой ночью. Вроде  такого никогда со мной не было, ощутил и я на  своих плечах прожитые годы. Стал я к нему  часто захаживать. Встречал он меня всегда  внимательным взглядом  своих усталых глаз. Мы подолгу сидели  летом на скамеечке. Сидит и иногда положит руку ко мне на колено. Рука иссохшая, старого человека. Аж холодок по  спине пробежит. Нужен я ему стал.
     Над нами шумела рябина, которую дед еще в молодости посадил, всюду его пригляд. По-особенному устроенное крыльцо,  резные перильца,  досочки наборные, одна к другой подогнаны. 
    -Для  кого все это? -дед говаривал, - Кто будет тут после  меня жить, вот эту досочку пусть бережет. не выбрасывает. Я ее еще в молодости поставил, птиц кормить. Много годочков  стоит, обветшала.
      Сделал, принес я деду  скворечник, прибили мы его к рябине.  Сколько  радости, сколько разговоров у нас было, когда поселились тут птичья семейка,   До последнего вдоха любил дед жизнь.
      Прости, дед, сменил я ту досочку неновую. Старую убрал, к себе унес. В память о тебе.  Я понимал, что я  был тебе вроде сына.
      Не потерял я, дед Игнат, эти две звездочки. Поэтому и пишу. Может, кто и после нас на эти две звезды взглянет и подумает,  жили  на свете чистые, светлые души. не теряйте их. Звезды разные, их много и будут они светить людям всегда...