Обращение к XIX партсъезду

ОБРАЩЕНИЕ К XIX ПАРТСЪЕЗДУ

Как хороша вечерняя столица!
Как много света, тысячи огней,
Как поневоле сердце будет биться,
Когда увидим красный Мавзолей.

Проснись, Ильич! Взгляни на наше счастье
Послушай 19-й партсъезд!
Как мы живем под игом самовластья
И сколько завоевано «побед»!

Взгляни на сцену, как поют артисты,
Литературу тоже не забудь,
Но за железные кулисы,
Прошу, Ильич, не вздумай заглянуть!

Там страшно! Там страдают люди!
Там жизнь не та, что ты им завешал.
Там нет святых советских правосудий,
Там власть штыка, насилий и кандал.

От тяжкого труда согнулись спины,
Кровавые мозоли на руках.
Живут по быту тягловой скотины
И спят под пломбой на сырых досках.

Они построили все стройки коммунизма,
Канал Москвы и Волго-Дон —
За это благодарность скажет им Отчизна
И поколения услышат их кандальный звон.

Опутана колючкой вся страна.
Я лагерей представлю список длинный,
Чего, Ильич, ты сроду не видал,
Их не охватит и твой взгляд орлиный.

Взгляните на Урал, на Крайний Север,
По трупам их железные дороги пролегли,
На карте лагери раскинулись, как веер,
И в затуманенной теряются дали.

Караганда, Норильск, Тайшет и Воркута
Пред грозной Колымой склоняются невольно.
Везде течет немая жизнь, не та,
Как завещал ты жить свободно и привольно.

Там ходят люди с номерами на спинах
И тяжкое влачат ярмо неволи,
Клянут судьбу, стеная и скорбя
И содрогаясь от стыда и боли.

Не верь, Ильич, что это всё враги,
Их просто этой кличкой окрестили,
Кто не хотел лизать чекистам сапоги,
Того схватили, в лагерь посадили.

Там девяносто человек из каждых ста
Совсем, совсем ни в чем не виноваты,
Их Берия сажает неспроста:
Ему нужны дворцовые палаты.

Продаст Россию он, чтоб в Грузии
Царем остаться смело,
А Сталин стар и глуп —
Погубит он тобою начатое дело.

И если Берия захватит власть,
Погубит он все дело коммунизма,
Придет в страну к нам новая напасть,
Заплачет, кровью изойдет Отчизна.

Уж кровь народная потоками течет
Все тюрьмы полны до отказа.
Никто не думает, куда это влечет,
Когда излечится садистская зараза.

Везде царит ужасный произвол,
По тюрьмам пытки, стоны, плач,
И, если б даже ты туда зашел,
Там зубы вышибет любой чекист-палач.

Твоих соратников в подвалах задушили,
Пришили им изменников клеймо.
Иных в Сибирь на каторгу угнали,
Навек надев позорное ярмо.

Тщеславием твой Сталин заразился
И гением себя изобразил,
Стеной чекистов от народа отделился
И все твои заветы позабыл.

Детей и стариков он пачками ссылает
В холодные сибирские края,
Республики совсем уничтожает,
И СССР как вотчина своя.

Недавно он на что-то рассердился
И шесть народов стер с лица земли.
Он хочет, чтоб народ ему молился,
И этот геноцид в заслуги записал свои.

Слепой силач когда-то дом разрушил,
Чтобы на крыше поразить врагов!
Но этим жизнь свою безвременно нарушил
И славы не добился от веков.

И Сталин как слепой силач!
Кромсает и калечит...
В Кремле ему не слышен плач,
А уши он свои не лечит.

Презренный трус, своей боится тени.
Врагов он видит всюду и во всем.
Все это от ничтожных мыслей и от лени.
Нет! Невозможно дальше жить при нем.

Ильич! Ильич! За то ли ты боролся,
Чтобы рабочий гнулся в три дуги,
За черный хлеб слезами обливался
И целовал чекистам сапоги.

Чтобы переносил насилия и муки
И жизнь свою он ставил на туза,
Чтобы рубил свои родные руки
И в двадцать лет выкалывал глаза.

Послушай, съезд! Взгляни на вещи смело.
Слепому старику глаза открой,
Возьмись за дело Ленина умело
И разгони чекистов грязный рой!

Они позорят званье коммуниста,
Страной торгуют оптом и вразнос,
Ведь на Лубянке далеко не чисто,
Так надо вычистить оставшийся навоз.

А Сталину сказать: «Иди в отставку,
Ты не способен больше управлять,
И не на то берешь ты, старец, ставку.
Иди, под старость надо погулять!»

А Берию в тюрьму отправить надо,
Его соратников повымести как сор,
Чтоб не казнил народ сей новый Торквемада
И не накладывал на партию позор.

Невинных выпустить немедля на свободу,
Простить тому, кто в чем-то виноват,
Свободу слова полностью отдать народу
И сократить чекистский аппарат.

Тогда народ сплотите Вы на деле.
Забудется и горе и беда,
Наш каждый гражданин останется при деле,
И не страшны тогда любые господа!

Народная волна поднимет Вас высоко,
К вершинам счастья наш народ пойдет,
А позади останется далеко
Садизм и как кошмар пройдет.

Проснись, Ильич! Приди на съезд партийный
И помоги задачи им решить.
Ведь, если Берии останутся на воле,
Все дело коммунизма могут погубить!

Владимирская особая тюрьма, камера 37
октябрь 1952

Геннадий Куприянов

 


Геннадий Николаевич Куприянов (1905-1979) родился 21 ноября 1905 года в крестьянской семье в деревне Рыло Солигаличского района Костромской области. В 1925 году вступил в партию. Закончил в Костроме совпартшколу, преподавал в городе Солигаличе обществоведение, заведовал отделом пропаганды и агитации райкома партии. Окончил в Ленинграде Всесоюзный коммунистический университет. С октября 1937 года второй, затем первый секретарь Куйбышевского райкома партии в Ленинграде. С июня 1938 года первый секретарь Карельского ОК ВКП(б) (с образованием Карело-Финской ССР — ЦК компартии республики}. На XVIII съезде партии избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б), в 1940 году— депутатом Верховного Совета СССР двух первых созывов, депутат от Карелии.

В годы Великой Отечественной войны генерал-майор Г. Н. Куприянов был членом военного совета 7-й армии, с образованием Карельского фронта — членом военного совета фронта. Действиям этого фронта он посвятил выпущенную Лениздатом книгу «От Баренцева моря до Ладоги». О партизанах, подпольщиках рассказал в книге «За линией Карельского фронта», изданной в Петрозаводске (два издания).

17 марта 1950 года Геннадий Николаевич был арестован по «ленинградскому делу». В июле 1957 года по протесту Генерального прокурора СССР Военная коллегия Верховного суда СССР сняла с него надуманные обвинения, и он был реабилитирован. В последние годы занимался общественной деятельностью, много встречался с ветеранами войны, читал лекции в военных училищах, частях, в Ленинградском университете, в организациях по путевкам общества «Знание».
Умер Геннадий Николаевич 28 февраля 1979 года — скоропостижно, дома.

Лидия Куприянова


Рецензии