О моей тюрьме

Дело было по осени. А я пах стройкой, осенним дымом и табаком.
И как так получилось, что с основами этикета будучи не знаком,
Я ухитрился стать другом одной особе женского пола.
Увы в то время я был лишь чуть умнее тупого обломка лома и абсолютно не представлял что ждет меня впереди.
Прошло лет 15 с тех пор. И вот сижу я с дырой в груди

И помню ветер. Он основателен и свиреп.
И вечерами, на груди её, терялся тусклой лампы настольный свет.
Немые, пьяные... вдрызг... весьма бесимые по пустякам,
Бездонно-падкие, от солнца прятались. Да и остались наверно там.

Да не нам в той тьме оставалось томно вздыхать да охать.
Больше думалось: - "Господи... Да не отдай нас вдоль по той кривой где тоска да похоть.
Не отдай чертям". Там на дне, свет луны был сочнее священной влаги.
Черти охали и кривились, но копыта свои грязные ожидающе потирали.

И если были-б мы другими, то я писал бы что то вроде....
Родная и любимая... Смотри!! я таю в глубине твоих бездонных глаз как в море.
И Ты подаришь мне двоих прекраснейших детей.
В разлуке и в нужде и в горе. Я благодарен.
И надеюсь вскоре мы станем лучшим из прообразов людей.

Ты как считаешь. Одинокий ближе к богу?
А может встанем на колени и по счету три.
Все будем ближе... даже те кто в ссоре.
После молитвы поцелую... Спи...

И пусть тебе не снится Невский.
И волны что томятся подо льдом Невы.
И ты не думала как завтра как завтра холод злой и резкий
Прорвется под пальто.... я обнимая замираю на секунды три.

И ухожу. Всего до завтра попрощавшись.
Шальной уставший на исходе дня.
Я буду в сумраке двери пропавшей,
Стомиллионной копией меня,

Любившей холод в зное лета,
Согретой солнцем злой зимы.
Ты знаешь... есть закон. И он гласит, что там, где много света,
Всегда есть место для тюрьмы.