Старообрядцы часть 3 глава 15

                Мировая
                Годы 1952 - 1953.
        Дома взяла коромысло с вёдрами и пошла по воду. Плывущее над степью огромное багряное солнце зажгло пожар в окнах. В розовом цветении дремали заиндевелые травы и кусты. Осыпанная инеем земля, словно опрокинутое небо, перемигивалась мириадами багряных звёзд. Надя ступала по звёздным россыпям, оставляя за собой чёрные дыры следов. Енисей в искристой пачке заиндевелых берегов и торчащих из воды валунов, исполнял неизменный танец веков. Зачерпнула кристально чистой воды с первыми хлопьями шуги. С лёгким поклоном поддела полные вёдра коромыслом, распластала по нему руки, как крылья, и, прошуршав прибрежным галечником, заспешила вверх по тропике.
      Изувеченная Светкина спина угнетала из-за необходимости возвращения к родным пенатам. Вспомнились бражничества матери, от которых она сбежала, но, видно, от судьбы не уйдёшь. Коротая время до объяснения с матерью, Надя перебирала лук и чеснок, заплетала их в гирлянды, которые,  девичьими косы, струились по стене. Когда возилась с ухватом в печи, хлопнула дверь. Надя резко повернулась к матери. Та окинула дочь взглядом, полным укора:
      – Всему миру поклонилась, теперь и о кормилице вспомнила!
      – Прости, так получилось.
      – Когда ей надо – "так получается", а когда мне надо –наоборот…
      Пока Надя собирала на стол, Марфа разделась и умылась. После молчаливого ужина, спросила:
      – Прикатила зачем? Опять деньги нужны или за Светкой?
      – Ушла я от них. Нет мочи терпеть…
      – Да-а-а… Порадовала. Дальше что думаешь делать?
      – Работать, Светку растить. Не в омут же головой…
      – Об омуте надо было думать, когда шашни по кустам крутила, теперь поздно. Где работу в зиму найдёшь?.. Если только Сергей Иванович позволит полы в магазине мыть. Баба Маня пока у дочери, которая ногу сломала, а на руках – мал, мала меньше. Светку не привела?
       – Привела, на огороде в стёклышки играет. Зачем ты так?
       – А что - Богу на неё молиться? И меня так воспитывали: «Бей дитя, пока поперёк лавки лежит, потом поздно будет».
       – Прибавилось у неё ума от того, что отхлестала? Ведь ей и трёх годков нет!
       – Ума может не прибавилось, а душа крепче стала. В непослушании и вседозволенности плесневеет ядро, а потом орех только выкинуть. Лучше сейчас прокалить, чтобы радовало и цветом золотистым, и запахом душистым, и вкусом добрым.
        Надя не спорила, привела Светку, забралась на печь и уснула.
        На работу взяли до весны. Зима выдалась лютая, с буранами и морозами ниже 40 градусов,  Светку держали дома под замком. Когда мать куролесила, Надя уходила из дома, жизнь вроде наладилась. Но убедилась, что аппетит, и тошнота не случайны. Когда встал Енисей, Дмитрий приходил, уговаривал вернуться, но тогда выпроводила его. Теперь руки опустились, надежды рухнули. Ни с кем не решалась поделиться новой бедой. С матерью, хоть и под одной крышей, общих интересов, кроме работы и дел домашних, не было
      Венка дома был редко. Прибежит с работы, наносит воды, наколет дров, перекусит наскорях и бежит в школу. После школы в кинобудку – помогает крутить кино. По выходным возится со Светкой. Когда фильмы не привозили, вечерами вышивал крестиком и с каждой получки покупал себе мулине, канву, рисунки и ткань. На стене красовались его «Ласточкино гнездо», «Лебеди», над кроватью и на столе - ширинки* с венками из диковинных цветов. Марфа дома не засиживалась, на рукоделье времени не оставалось, но на столе была скатерть, связанная в детстве, на кровати обвязанные простыни.
А искушение стояло у порога. Надя подошла к окованному железными полосами сундуку, достала из него полотенце, которым отец утирался последний раз, перед тем, как шагнуть в жернов войны. Прижала его к сердцу и горько заплакала:
        -  Папонька, родненький! Как пусто без тебя! Ты бы понял, защитил, не дал слезинке выкатиться. Зачем оставил? Кому понадобилось сломать всех? Зачем?..
         В дверь постучали. Надя оттолкнула Светку, которая робко прижалась к ней и смотрела на плачущую мать. Вытерла лицо полотенцем, сунула под подушку и отворила дверь. В сенях стоял Дмитрий в заиндевелой шапке и виновато смотрел из-за ресниц, опушённых инеем. Она оторопела, отступила в сторону, он
вошёл и протянул свёрток:
       – Вот… Крепдешин… На платье… Здравствуй… Ты плакала?.. Прости, возвращайся… Пропаду без тебя…
Шагнул к окаменелой женщине, робко прижал к себе, и она, уткнувшись в плечо, заплакала навзрыд. Он молча гладил по спине, волосам, словно боялся спугнуть.
      Дверь отворилась, вошла мать:
      – Вот так-то лучше. Чё коровой ревёшь? Привечай гостя, замёрз, поди.
        Надя вырвалась из объятий, раненой птицей метнулась в горницу, забилась в угол кровати, старалась остановить рыдания.
        – Ну, здравствуй, зятёк, проходи, хозяином будешь.
        Сбросив полушалок и плюшку, Марфа загремела ухватом. Дмитрий разделся, присел на скамью. Развязал котомку, позвал Светку, забившуюся в угол, из которого наблюдала за происходящим. Она не знала, как отнестись к отчиму, воле которого не могла не подчиниться. Не забылась жуткая ночь, проведённая у его матери…
         В тот вечер родители ушли в гости, её уложили спать у Матрёны. Проснулась она оттого, что бабка злобно сорвала с неё одеяло, выдернула раздетую из мокрой постели, поставила в угол и легла спать.
         Бр-р-р… Как воет вьюга за окном, как холодно, темно и жутко. Почему они с отцом такие злюки?.. Какой холодный пол и стены! Опять храпит. Храпи, храпи… Думаешь, простудишь меня в углу, и я умру, не буду вам мешать? А я ручками согрею одну ножку, потом другую…  Какая долгая ночь… Чем бы плечики укутать, а то майка мокрая и холодная? Всё спрятала… А вдруг она проснётся? Обрадуется, что может сорвать с меня одежду… Нет, потерплю, пусть злится, что не дождалась моих слёз.
      - Боженька, миленький, я замёрзла, устала и хочу спать. Помоги мне, пожалей. Нет у меня никого, кроме тебя и лёлечки. Как темно, как воет ветер. Петушки снова кричат - наверно, замерзли. Боженька, объясни им, что не хочу я крепко спать, не хочу мочить постель… Как тепло под одеялом! Все спят… Нет, не все… Кто-то идёт, смеётся… Бедненькие, и им холодно! Холоднее, чем мне…  Стукнула калитка… Сюда? Сейчас злюка испугается и положит меня спать… Спасибо, Боженька!.. Ага! Перестала храпеть! Ишь, как испугалась маминого голоса! Вспомнила, обо мне! Так тебе и надо, злюка! Боженька всё равно сильнее тебя!.. Как тепло под одеялом…  Какие грустные глаза у мамы… Конфеты я завт…
       Светка помнила, как все ругались, а мама плакала. Поэтому и сейчас она сжалась в комочек, словно в предчувствии беды, но с мамой и бабушкой не так страшно.
    - Иди, Света, я тебе куклу и конфеток принёс.
   Перед глазами появилось розовое целлулоидное чудо.  Заворожённо глядя на первую настоящую игрушку, Светка робко подошла, схватила куклу и хотела убежать, но Дмитрий взял на руки и стал угощать черёмуховыми подушечками.
      - Мамаша, а это вам, на платье, - он выложил на стол отрез, поллитровку, сыр и колбасу.
       Отвыкшая от знаков внимания, Марфа растерянно вытерла о передник руки, бережно взяла ткань, рассмотрела, аккуратно разгладила складки и спрятала в сундук.
      - Спасибо тебе за милости твои.
      Подала кружку воды дочери, которая всё ещё всхлипывала, велела умыться. Нарубила в сенях розовой капусты, которую любила солить с анисом и свеклой, смыла лёд, накрошила луку, полила конопляным маслом.  Нарезала соленого хариуса, налила горячего, разомлевшего борща, наложила в тарелку запечённых в русской печи яиц. Нарезала гостинцы Дмитрия, налила ядрёной браги.
       Гость разлил водку:
       - Давайте за мировую.
       Чокнулись, закусили. Дмитрий пожаловался:
         - Запил я, как от вас тогда пришёл. Мать гонял да песочил. Крепко, видно, напугал месячным запоем. Пришла, уговорила бросить пить, выйти на работу и вас забрать. Обещала не совать нос в наши дела.
        - Дай-то Бог! А то Надька совсем извелась, когда узнала, что тяжёлая ходит. Чё зыркаешь, думаешь, если молчу, то ничего не вижу?
        - Правда, Надя? Тогда и подавно тебя не оставлю, завтра и поедем. Я только на пару дней с работы отпросился. Мамаша, вы со Светкой до весны посидите, до тепла, а то сейчас не дотащим – обморозим.
         - А ты погодь-кось. Сбегаю к Сергею Ивановичу. Завтра в Ленск подводы с зерном отправляют, а там до дому рукой подать.
         Мать засуетилась, но Дмитрий пригласил выпить ещё по одной и потом отпустил.
В сенях Марфа столкнулась с Венкой.
       - Явился полуношник? Иди хоть поешь. Гости у нас.
       Венка не любил деверя из-за Светки, поэтому встреча с ним не обрадовала. Перекусил и забрался со Светкой на печь.
        Через полчаса вернулась Марфа.
        - Подводы загрузили, завтра чуть развиднеет – тронутся. Собирай одёжу. Я еды сгоношу. Светку укутаем в одеяло – поди, не замёрзнет. Венка, услышав про Светку, спрыгнул с печи и заканючил:
          - Мам, пусть Света до весны поживёт, а? Здесь, пока мы на работе за ней бабонька доглядывает, а там будет одна в холодной избе. Мам, а мам?..
        Все неловко молчали. Каждый с лёгкостью разрешил проблемы в свою пользу, не заботясь о судьбе Светки. Дмитрий понял, что молчание нарушить должен он:
         - Присмотрит за ней мать. Обижена не будет…
         - Она присмотрит…
 - огрызнулся Венка и снова приступил к матери, но та отмолчалась…

Ширинка - продолговатая салфетка, украшенная ришелье, вышивкой, кружевами.