Про народ и покровителей

(поэтический хронос)

                1
Идёт война… гнилая, злая.
Идёт давно, не первый век.
И нет конца её, ни края,
Всё стерпит русский человек.

Ну да, терпеть - святая доля
Ещё с нашествия татар.
Где за еду пахали в поле
И день, и ночь, и мал, и стар.

С приходом Рюрика вздохнули,
Но ненадолго – тот же хрен:
Не усидеть двоим на стуле,
Кому-то нужно слезть с колен.

Пока шли родственные распри,
Народ ишачил на полях.
А тут с визитом Димка – Аспид,
И друг заморский, польский лях.

Что ж делать: бросили лопаты,
Скрутили гадов и под крест.
Собрали вече (не без матов),
Да, гул стоял на весь окрест.

На кресло Мишку посадили –
Ну, щас, ребята, заживём,
Так хочется простых идиллий:
Народ и царь, как встарь, вдвоём.

Но вскоре жизнь вернулась в русло:
Царь – это царь, народ – народ,
Царям смешно, народу грустно:
Опять лопатить огород.

                2
Ура! Настало бабье время –
Не рай, конечно, только раж.
Смешалось с русским вражье семя,
Ну, было дело – Крым-то наш.

Балы, распутство, офицеры,
Шампань рекой, шарман, шарман -
Каноны православной веры,
Повергнутые в балаган.

Когда ж кутить иссякли силы,
Что каждый прапорщик был пьян,
Народ смекнул, и хвать за вилы:
Отныне царь наш Емельян.

Ну, кто ж идёт с кайлом на пушки?
Короче, всех под трибунал,
Война, ребятки, не игрушки,
С тех пор народ мудрее стал.

Учился воинскому делу:
Французов бил, и турок бил.
Был сильным, храбрым, честным, смелым,
А вот царям не угодил.

Сия немилость, словно язва,
На чистом полотне души.
Давай, немилостливый, празднуй
На вдовьи медные гроши.

                3
Двадцатый век пришёл с рассветом
Под робкий гул фабричных труб.
Играло солнце в эполетах,
И «Боже мой» срывалось с губ.

А в это время, в серой кепке
Писал на пне апрельский спич
Мужик с бородкой, с взглядом цепким,
В простонародии – Ильич.

И вроде всё вещал толково:
Про землю, волю, капитал.
Ах, если б знал ты, деда Вова,
Во что страну свою вогнал.

Где брат на брата, дед на батю,
Война пришла – все против всех.
С небес кричали: «Люди… хватит,
Стрелять в своих - постыдный грех».

Но лишь когда устали шашки
И захлебнулся карабин,
Как будто кто-то дал отмашку:
«Прости, народ, ты не один».

Всё стихло – больше нет царизма,
Кто френч одел, кто чёрный клифт,
Понёс к победе коммунизма
Наверх асоциальный лифт.

                4
Жаль, не доехали немного,
Напал внезапно подлый зверь.
Июнь, два-два, рассвет, тревога:
«Мам, я вернусь, ты только верь».

Был долог бой – четыре года.
За Родину и за вождей,
Ушла святая часть народа
К Богам, в страну цветных дождей.

А сколько вёсен после битвы
Должно пройти, чтоб отпустить
Ту боль из сердца и молитвы?
Нисколько… не порвать ту нить.

Костры потухли, разметало
По белу свету угольки.
А что осталось? Хлев, орало,
Взвод баб, мальцы да старики.

И ведь смогли, восстановили
Страну, подняли из руин.
Вождём тогда был Джугашвили,
Обычный горец из грузин.

                5
Вожди ушли, пришли генсеки –
Пожалуй, лучшая пора:
Без войн, излишеств, ипотеки.
Где социальные права

Не попирались, а служили
Народу, партии, стране.
И где бы что ни говорили,
Все были счастливы вполне.

Учитель, инженер, спасатель,
Учёный, повар и шофёр.
Военный, хлебороб, писатель,
Спортсмен, электрик и шахтёр.

Одной семьёй в костёр и прорубь –
Была ж идея, цель была.
Летел над миром с миром голубь
За тенью «Белого орла».

Сказал народ: «Ну наконец-то,
Почти все блага для людей:
Друзья, работа, детям детство,
И отпуск двадцать восемь дней».

Страна росла и процветала,
Пусть за железною стеной –
Уже потом, после развала
Назвали время то «застой».

                6
А ведь в семье не без урода –
Пошла внутри раскачка масс.
Вот что за мерзость, что за мода,
Дурить и злить рабочий класс.

Опять волнения и драки,
Низвергнут был родной «кумач»,
С которым дед ходил в атаки,
Когда был молод и горяч.

Продали Родину за жвачку,
Купились на окорочок,
На иностранную подачку -
Обычный медный пятачок.

Страна усохла… заболела,
Друзья покинули приют:
Восток направо, запад влево,
А кто-то прям в Гаагский суд.

Товарищи сменили тапки,
Да что там – поменяли цвет.
А что возьмёшь с них: взятки гладки,
Одно лишь – новый партбилет.

Слыл волком, стал хамелеоном.
Был братом, ныне - господин.
Народу ж бросили талоны
На мыло, водку, маргарин.

Кооператоры, картели,
Бандюги – полный кавардак.
Тепло ушло - пришли метели,
Где друг не друг и враг не враг.

                7
Миллениум, век двадцать первый.
Проснулся ветер перемен.
Путь унижения был прерван
Путём вставания с колен.

Ушёл Борис, пришёл Володя –
Полковник Питерских дворов.
Спортивный, к строевой был годен,
Гроза бандитов и воров.

Он сразу взял быка за холку –
Разведка, их не проведёшь.
Стальные пальцы – хватка волка,
Ведь что захватишь, то пожнёшь.

Летал на двадцать пятом Миге,
Спускался к амфорам на дно,
Был форвардом хоккейной лиги
И высшим даном по дзюдо.

Страну объехал на «Калине»,
И даже оседлал «Камаз».
Такого не было в помине…
Ребята, он один из нас!

Воспрял народ, поверил в чудо:
Да снизойдёт Святая Рать.
На фоне нищего фастфуда
Один лишь путь – голосовать.

Да не вопрос – собрались скопом:
Уезды, веси, города.
Никто не жаждал быть холопом,
И большинство сказало: «Да».

                8
Как нервно тикают минуты,
Промчалось лихом двадцать лет.
В деревне до сих пор распута,
В столице новенький паркет.

Одна страна, да два народа.
Хоть между пропасть без границ –
Живут под общим небосводом,
С игрой Божественных зарниц.

Низы в полях, верхи у власти,
Где тут чужие, где свои?
Ах, как поют взахлёб о счастье
Со всех каналов соловьи.

Несправедливость? Да… конечно.
Идёт судилище, не суд.
Не уместить судьбу и вечность,
Как не пихай в один сосуд.

А дальше что? Никто не знает.
Хотя, по правде, не секрет:
Верблюд идёт, собака лает,
А рулят СМИ да интернет.

А где народ? На заднем плане.
Упрямый, всё чего-то ждёт…
Твой номер пятый в караване,
Не вешай нос, ты ж патриот.

Представь на миг: деревня, лето,
Пасётся на лужайке конь,
И слышно, как с вечёрки где-то,
Бредёт одна домой гармонь.

И войны просвистели мимо:
Нет ни винтовок, ни лопат…
А ты на лавочке с любимой
Сидишь и смотришь звездопад.

М.Ж.