Генетическая память

Сегодня, у мемориального комплекса «Журавли” я стал свидетелем необычного разговора папы с, пятилетней на вид, дочкой.

- Папа, а зачем мы несём цветы, у кого-то день рождения?
- Да, моя хорошая, день рождения – у Ленинграда; день второго рождения – уже 77-й.
- Тогда почему мы кладём эти цветы на камни,  они же не живые.
- Живые, дочка, живые. Помнишь, мы с мамой говорили тебе, что живым называется всё, в чем есть душа. В этих камнях – очень много душ, душ ленинградцев, которые отдали их, чтобы мы сегодня смогли прийти на этот грустный второй день рождения Ленинграда. И чтобы эти камни оставались живыми, мы должны помнить о их душах. Читать рядом сними стихи, говорить благодарственные слова, возлагать цветы...
Пятилетний ангел со взрослым видом выслушала отца, подошла ближе к мрамору и положила на холодный камень горячую ладошку. А я, сквозь полное ощущение нереальности, словно чувствовал, как будто она видит страшные картины бытия, пережитые детьми блокадного Ленинграда - её ровесниками. Наверное, это и есть генетическая память, которую нельзя разрушить, исказить или предать.

Спокойный степенный, ещё себе молодой, мужчина с дочкой, вытирающий одинокую слезу на обветренной от январского ленинградского ветра щеке, и ребёнок, растапливающий рукой мемориальный мрамор, словно пласт эпох. И эхо, метрономом звучащие из глубины времён далёкого блокадного сорок третьего.