он был истлен

В тех глазах, давно, не горел свет.
Не танцевала искра и не было, ни намёка, на жизненный пульс.

В его силуэте, не читалось ни частички энергии.
Он, ветшал изнутри, протяжно и длительно, мучительно-длительно.
Разрушив, быть может, неосознанно - то, что ему пытались внушить, а именно: искренность, чувства, мечту и знания того; что так больше жить нельзя, он навсегда запечатлел себя в монолитной, серой, охраняемой вечным, надежным надзором моих придворных воронов - гранитной, гробнице, запечатляющей и не дающей никакого шанса.
Обесточившей и молчаливой.
Бессловесной.
Бесчувственной бездне.

Ты, как абстракция.
Многотонно, многолико и монохромно.

Ореховый батончик писал необъяснимый гипсокартон


Однажды, в студёную зимнюю пору
Я из лесу вышел был сильный мороз
Взаправду, осколками дивной природы
Служил - сущий деспот и апофеоз

Его звали - просто, точнее - Серёжа
Но в нем поселился, бесстрашный снегирь!
Который, вдруг, вздумал играться в вельможу,
Но, вмиг - остудили и сдули, весь пыл..

Ему же, прислали, волшебную птичку,
Что, нежно чирикнув, пропела письмо,
Которое он - по незнанию, вычел
А нужно-то, было, внимать. Вот и всё.

И он, опечалился дивному эхо.
Его, замечтала, лишь, сущая даль -
Страна, на которой немые проспекты,
 И улицы целы - носили вуаль.

Они, для него лишь, сокрыты - как знаки,
Как все те слова, что он слышал, но знал:
Глубины веков и массивные страхи,
Сильнее, чем свет (для него). Что ж. Вуаль.