Ель
Вот и я. Под родными оградами
гроздья алой брусники во мху,
шляпки солнечных рыжиков радуют,
звонко цокает белка — вверху
на еловой кривой сухобоине,
что видала снега и дожди...
что причалы навек упокоенных
верой-правдой хранила, поди,
от полярного натиска истого
и от жара июльского дня...
Жаль, духмяной ладонью пушистою
не встречает, как прежде, меня,
и сама вековуха скукожена —
оголился коряжистый торс;
больше бархатной юбкой расклёшенной
не прикроет колени берёз,
не склонится в немом утешении,
прочь стряхнув надоедливых птиц,
и кресты горькой ночью осеннею
не омоет слезами с ресниц...
Пригубила кончины, да сдюжила! —
подставляет под небо плечо,
с рыжих омутов хвои засушенной
восстаёт поминальной свечой;
как янтарь — золотится осколками
на коре огрубелой смола...
и кольнёт под лопаткой иголкой — мол,
слишком долго ты здесь не была.
Свидетельство о публикации №121030306488