Провидение. Глава 4

       Алекс не был уверен, что мать любила его в привычном понимании этого слова. Виталина любила его по-своему, несомненно, как самое прекрасное свое творение, как самое дорогое сокровище, принадлежащее ей по праву. Из эгоистичных собственнических чувств она не желала расставаться с сыном ни на день. И Алекс дико завидовал друзьям, убывающим в пионерлагеря на месяц, а то и на всё лето, и возвращающимся оттуда загорелыми, повзрослевшими, полными приключений и романтических историй. С матерью нельзя было заводить речь даже о том, чтобы переночевать у родной бабушки по линии отца. Лишь пару раз за все его детство Алекс оставался у Елизаветы Марковны на ночь, и вспоминал эти вечера с мечтательной улыбкой.
      Его колоритная родственница когда-то давно, еще до войны, служила в театре, истории из ее жизни, рассказанные вместо сказки на ночь, были самыми яркими детскими впечатлениями. Там были и настоящие приключения, и пылкая любовь, и взрослые драмы, которые Елизавета Марковна подавала так артистично и элегантно, будто читала со сцены авторский текст. Она курила тонкие ароматные сигареты, от «одного дипломата», добавляла себе и внуку в кофе ликер "Бейлис", "от него же", и играла с ним в Дурака, Пьяницу, Ведьму, и другие "детские карты". Она писала письма витиеватым, каллиграфическим почерком, и учила Алекса выводить на бумаге такие же завитушки. Внука же чрезвычайно заинтересовала ее размашистая, почти в полстраницы, подпись, которую бабушка именовала "Автографом". Ее одну можно было помещать в резную рамку и держать на самом видном месте в качестве художественного украшения. Ее он и пытался повторить, старательно выдавливая на бумаге вензели и многочисленные ответвления от них, считая это самым настоящим искусством, которым стоит овладеть.
        Однажды он имел неосторожность поучать мать, как правильно варить и пить кофе, и предательски вывалил подластившейся к нему Виталине обо всех их с бабушкой "запретных" занятиях. За что немедленно был отлучен от общества дурно влияющей на него старорежимной родственницы. Виталина резко поменялась в лице, и прямиком направилась к телефонному аппарату. Эпитеты, типа « декадентствующая старуха со старорежимными замашками, которая всю свою пенсию до копейки  тратит на дорогие напитки и заграничные сигареты", не казались Алексу оскорбительными, но сам тон, с которым Виталина произносила их, превращал их в ругательные.
     Через месяц Елизавета Марковна скончалась в одиночестве, пережив сына всего на год. Обнаружили ее спустя неделю после смерти, заставшей ее в нарядной блузе с жабо, театральной бархатной юбке и в жемчужном ожерелье, раскладывающей пасьянс на карточном столике. Алекса не взяли на похороны, которые были устроены хлопотами и за деньги тайного благотворителя. Мать вернулась с процессии несколько потерянной и одновременно возбужденной. На поминки она не осталась, чувствуя себя неуютно в квартире, в которой неделю «жила» мертвая свекровь. Алексу очень хотелось, чтобы мать поговорила с ним о бабушке, но она удалилась в свою комнату, сославшись на головную боль. Тогда Алекс тихо и взросло сказал: «могла бы потерпеть, всего месяц оставался». И стало ему вдруг так тошно, будто вывернули его кишками наизнанку. За стенкой громко заплакала мать, он вбежал к ней, прижался к мокрой ее щеке и понял: они двое - это все, кто остался, и роднее друг друга у них больше никого нет.