Важный момент при постройке шале. Февраль, 21

ПОЕДИНОК
Поединок

он доплыл до разделительной полосы песка и заплакал от счастья
из разбитого тела вылилось еще много воды но чувство жизни осталось навсегда
океанский левиафан признал его годным и выплюнул на берег
чего бы это ни стоило им обоим
это был поединок без единого свидетеля
у заката появился запах крови
на лодыжке – шрам от поцелуя медузы
перевернутый мир лежал на ладонях
он оперся на них встал на колени и пошел вперед на падающее солнце
как победивший зверь не оборачиваясь


Танго

эти двое начинают строить планы на будущее
под первые аккорды Libertango
он подарит ей кольцо
она познакомится с родителями
они составят список гостей
а между тем аккордеон кричит опомнитесь

потом дети
сколько же будет детей
большая черная собака
она не умрет

дом на берегу
новая жизнь
счастливая долгая новая жизнь
а между тем пора сходить с ума орет аккордеон

количество детей поднимается до пяти
большая дружная семья
бесконечная жизнь у моря
а между тем танго подлетает к концу

музыкальная школа
их надо будет отдать на скрипку и теннис
еще купить новую машину и заехать в Барселону
но это после Кадиса
а между тем ваши 3:16 истекли

Пьетродарки закрывает распахнутый рот
в последней судороге бросает аккордеон
и оставляет пустой стул в кадре


КОМНАТНЫЕ ЗАПИСКИ
Хроники Литсовета

*
на пороге день весенний
пишет всяк стихотворенье
вот и я его пишу
и тоже думаю шел бы ты мимо в грязных ботинках
сплошное болото развели

*
вот стоит береза
родины начало
песни продолженье
нерв стихотворенья
чтобы все серьезно – дальше ее положено взять и заломати
что не преступление – а литература
а она вдруг заверещит на всю улицу
стою я здесь на посту дура – вставай кто вместо меня встанет
да ладно стой себе пошутить нельзя и

*
Я и сама уже не значу
В грядущем свете ничего.
Меня, как леденец на сдачу,
Забыть не стоит ничего
В торговой пасти батискафа
Или, к примеру, в чреве шкафа,
Иль в недрах дома моего,
И не случится ничего.

*
все может быть на свете
даже бог
хотя я хорошо справляюсь и без него
но плохо

*
жду Годо
вокзал давно опустел
долго скучающий полицейский говорит
слушай Годо вали-ка отсюда пока я добрый все уже разошлись

*
сижу весь вечер
переписываю отчаяние
не кричит

ухожу в глухую деревню
в избушке Зоткин
оставил отчаяние и ушел босиком
открывать новые места для тоски по дому

*
тихо широко горизонтно
как у Зоткина в Монголии только другое дело
птички не летят
ангелы не летят
лошади тоже не летят
съели всех потому что
тем более не летят

*
снеговик растаял но оставил след в литературе
Зоткин взял
на место Кузи воздвиг верлибр пусть помнят

*
налил водки осе перед заданием
полетела на корабль
ну как – спросил
жжж – доложила обстановку и упала замертво
налил осе водки накрыл горбушкой
сказал слово
тоже на ж

*
понедельник вторник среда четверг пятница суббота воскресенье понедельник
если так будет продолжаться я не выдержу и умру

*
открываю стихи на середине второго становится темно не хватает драйва и вообще на хрена все это когда пропадает свет хорошо остался снег на улице спать ложиться нельзя не то и снега не останется стоит отвернуться какой-то гад все уносит так проснешься однажды а жизнь кончилась один пустой лист в окне

*
еще бывает иногда развернешь какой-нибудь философский трактат как свет кончился листать дальше нельзя иначе все захлопнется читаешь до утра не переворачивая через абзац случается амнезия ни строчки не повторить ну и слава богу ему экзамен не сдавать можно начинать заново с любого слова там уже подают солнце пора завтракать и ложиться спать с правильной философией никогда не пропадешь

*
литература должна быть фертильной
если с ней не о чем говорить то и говорить не о чем

*
верлибр как первый марафонец
должен замертво упасть на финише
Толстой даже босиком гуляет постепенно
успеваешь согреться аперитивом и плотно перекусить
за него за себя да и за весь мир с наполеоном или к примеру эклером сегодня
там и по крестьянам пора

*
с утра чищу апельсин никак не кончается
попробовать не успеешь как время смешает кости потом и не угадаешь
вырастет все равно вишня
магия одесской области


Комнатные записки

*
деликатно на цыпочках научились уходить старые вещи
словно бы говоря не стоит ставить людей в неловкое положение
мы больше друг другу не пригодимся
давайте будем ждать снега и не портить никому настроение

*
заденешь взглядом фотографию и смотришь как качается в рамке пустое кресло
тот кто там сидел только что встал и ушел в дом
оставив раскрытую на середине книгу
слышно как ветер шелестит страницами под скрип соломенных полозьев
скрип скрип скрип


Развоплощение

Развоплощение – странное чудо,
Будто бы мир оказался Иудой,
Или же сам охраняющий Бог
Для поцелуя тебя подстерег,
Будто не знал ты, что так вот и будет…
Нет, ничего ты не ведал о чуде.
Впрочем, такого не ведал и Бог.
Ну хоть что-то ему недоступно.


Старые книги

Даже книги тяжелеют,
Требник в руки не идет,
И страницы еле-еле
Совершают поворот.

Что же так, и вы устали
Шелестеть и отвечать,
А ведь были крепче стали
Вера в ручку и тетрадь.

И не дальше книжной полки
Тянется к руке рука.
Ах, полночные разборки
Мертвецов и дурака!

Никого не обманули,
Никого и не спасли.
Сами в мире утонули,
Сами по миру пошли.
………
Никогда не доживайте
До неверия словам,
Книжки славные читайте.
И дурацкие читайте.
Да хоть справочник читайте.
Как завидую я вам!


НЕУЛОВИМОЕ ПРИСУТСТВИЕ
Возвращение

Вдруг эта улица навстречу!
Бегут знакомые дома.
Бежит акация сама.
Сирень, сошедшая с ума,
Как с ней всегда бывает в мае.
А я смотрю на сумасшедших
И думаю, что время лечит.
Иду, дорог не разбирая,
И ничего не отвечаю.


Фотоснимок

Застыли летние холмы.
Застыла в полуобороте
Шелковица, собака, мы
В последней лагерной субботе.

А кто на мушку нас берет
В прицеле фотоаппарата,
Должно быть, любит спелый рот
И краски сочного заката.

Подумать только, там уже
Написано зерном на лицах:
«У смерти на карандаше».
«У жизни в загнутой странице».

А тот, кто нас приговорил
Остаться на полууходе,
Должно быть, музыку любил,
В метафизической природе.

И эти букли облаков,
И воздух, облаченный в сетку.
Как он снимает нас легко…
Как воробьев с садовой ветки.

Застыли на холмах сады,
Осекся стук под левой грудью,
И трещина по Я и Ты
Прошла, как по границе люди.


Неуловимое присутствие

какой он Христос
Христос очень даже уловимый был
вот доктор Менгеле уже другое дело


Оскорбление

любое движение кого-нибудь заденет локтем
каждое слово повернется дурным профилем
однажды я встану как статуя закрою белые глаза
и это будет самое большое оскорбление
но никто не заметит


Снег

я набираю ладони снега
ты падаешь в них лицом

ты говоришь что на земле живут белые птицы
нет говорю я на земле живут черные птицы

ты говоришь что я не права и умираешь
я иду в черном и держу в руках мертвые цветы

если взмахнуть они упадут в снег


*
Хор ликовал и скорбел,
Поп отпевал и кадил.
Только покойник не пел
И ничего не просил.


Опьянение

Бесстрашие приходит как вино –
Лишь дух уперся в потолок сознанья
И вывалился в темное окно,
Перешибив стропила мирозданья.

И вот лежит он, сломанный, как жердь,
Хохочет так, что каждому понятно –
Душа пробила костяную твердь
И растеклась на пальчики и пятна.

К чему теперь они ни прикоснись,
Все потеряет чистоту и силу.
Он больше не цепляется за жизнь,
И наплевать, что жизнь в него вцепилась.


На кладбище иллюзий

На кладби'ще иллюзий цветет резеда
И плющи обвивают ограду.
Здесь гуляет ночами душа без стыда
Нагишом по пустынному саду.

И не спится душе, и сквозь ребра растут
То репей, то лопух, то ромашка.
Все любовники мира встречаются тут,
В этот раз без нелепой промашки.

Обнимаются так, будто свет разлучит,
Разметет оголенные кости.
Только мертвое сердце о камни стучит
И уснуть не дает на погосте.


Силуэт

Идет по снегу силуэт.
Дороги нет, исхода нет.
Собаки, слава богу, нет,
Пропала б к черту цуценя.
Вот это снег.
А это я.


УПАВШЕЕ С КРЫШИ СТИХОТВОРЕНИЕ
Упавшее с крыши стихотворение

*
упавшее с крыши стихотворение
успеет сказать все важное
и останется лежать на дороге

не поднимай
оно второй раз не совершит самоубийства

*
пока кричит стихотворение все думают что у тебя все в порядке
кто-то поздравляет со счастливыми родами
когда ты пытаешься перерезать пуповину
обмотавшую две шеи

*
мумия вечно живого стихотворения
миллион раз похороненного на дне чужих глаз
снова восстает из книжного гроба
и улыбается бесстрашному отроку на уроке русской литературы
на самом деле так ему только кажется
на самом деле она еще страшнее

*
есть ли на свете не убивающие глаза
они ведь не могут не моргнуть
пока в них купается мое стихотворение

*
кошка сидела на подоконнике и смотрела на луну
я хотела пройти под окном
но подумала что моя тень может внести помарку в их разговор

*
дождаться зимы
смотреть на снег
слушать ветер
и никогда не выучить язык
иначе может случиться как с английскими песнями

*
февральская ночь невероятно хрупка
если бы снег ее не обнял рассыпалась бы от лунного света
но он по счастью проходил мимо и она обрела тело и цвет и смысл

*
так могут смотреть кошки и шелестеть во сне деревья
кормящие соком уже тяжелые плоды
бросаться врассыпную тени от крика фонаря заполнившего весь переулок
слишком смелого перед мерцающим небом
где древние звезды полушепотом творят седые заклинания
и иногда роняют взгляд вниз
на Китобойный переулок одного приморского города

*
что ты делал на берегу
строил песочные замки а ты
я их развеивал
ветер и песочный ангел обнялись на краю крыши и стали смотреть на звезды

*
о как я молил птицу не прилетать –
ветер принес ее на крыльях и сбросил с обрыва

потом долго смотрел на поднимающиеся перья
потом одним из них вырезал крестик печали на скале
так был написан первый стих

эти смертельные враги всегда подставят друг другу крыло
остальное никого не касается

*
зима играет на бандонеоне
растягивая деревья перед окном
снег скрипит когда по нему идет белая музыка
деревья умирают
музыка не оглядывается


Реликтовое излучение

*
язык режет на куски
поэзия знает о кровном родстве всего в мире
но никогда не помнит твое место – его там нет

*
пустая ракушка на берегу
она поет об ушедшем море
там твое ухо

*
мы слишком быстротечны чтобы делить время
мы только штопаем оставленные словами дыры


Астрофизика

*
открывать тайны вселенной
как снимать лепестки с розы
боже мой о чем только не помечтаешь в детстве
хорошо что колючая

*
в три года я знала о звездах больше

*
я перестала плакать по выброшенному диплому
я плачу над обреченными звездами


Архитектурная деталь

он перевернул десяток лодок в море
искалечил половину деревьев в парке
согнул фонарный столб
и сел передохнуть на карниз продолжая ругаться

да ладно с кем не бывает
овеял его крылом столетний купидон висевший рядом
брось хренью маяться
давай споем твою любимую «а ну-ка ветер»

вот я к тебе за этим прилетал каменная курица?


ДЕЖАВЮ
Майское утро

*
смотрела через веки красный рассвет

*
красота разрушительна
искусство калечит
страшная мать Тереза достойная святая этого мира

попросила Бога создать меня муравьем
тогда придется спасать каждого ответил Бог и улетел на самолете

*
Зоткин волк и привидение
трех персонажей вполне хватает на все байки
хотя можно объединить
но съедят волка

*
какое время
какие возможности
позвонить в Америку
слетать в Австралию
отправить в посылке Букет Молдавии пингвинам
и все это я не хочу

*
у времени язык Мебиуса
что бы оно ни говорило
я где-то это уже слышала


В рамке

Клены, дома, угловая квартира,
Все охраняет незыблемость мира.
Лампу подвинешь, рассыплешь листки –
И разлетится весь мир на куски.
Так и боишься задеть рукавом
Месяц на крыше, окошко и дом.


Когда они не молчали

Когда умели вещи говорить,
Когда с луной в окне играла кошка,
А куст сирени по ночам ходить
Мог по Фруктовой улице с гармошкой…

Все так и было, давние дела,
Тогда я тоже до утра любила
Смотреться в звезд немые зеркала.
Потом одна из них заговорила.

Бескрайнее – немее немоты.
Все замолчали, звери и цветы.


Журнал учета
                Т. В-кой

Доносит мнимые известья
Из мнимых стран и государств.
Я разбираю их на месте
И в мнимый заношу кадастр

Немые призраки пророчеств
И отголоски катастроф.
И прилетают птицы ночи,
И гнезда ставят между строф.

Настанет день – птенцы проснутся,
Они живы, как свет и тьма,
Им лишь во мраке встрепенуться
И не свести меня с ума.


Неприкосновенный запас

Железный век родил металлолом.
Там вьюга лепестков еще кружится,
Там сквозь нее проглядывают лица,
Белей снегов сияет Часослов –

Но преступленью не остановиться.
Не варвар, и не демон, и не рок –
Идет навстречу человек из массы.
Век лиц и личной подписи истек.

Жить в коробке' на дедовых запасах –
Как завещали партия и бог
Эпохе потребительского класса,
И с кратким содержанием согласный
Класс обустроил красный уголок.

Вот соберутся ветераны роты:
«Что, – скажет Бог, – травили анекдоты?
И почему мне было не смешно…»
Ну, нет его. А грустно все равно.


Летопись

Опять найдет перо на камень
И переломится от смеха –
И ярок мир бытописаний,
Но потеряли человека.

А человек, он что такое? –
Не только палка-огуречик.
Он притяжение земное,
Закон и космос бесконечный.

Ему от вычурности тошно,
Он потеряется в салонах
И завинтит в окно калошей
Без косяка и самогона.

Все не хватает потому что,
Скажи чего – и не ответит,
Как бездне законопослушник
И преступленье на планете.


Разочарование

Блестела маска красоты,
Или скрывала тлен развалин,
Цвели бумажные цветы,
Но, как сады, благоухали.

Кричало мягкое лицо,
Но рот открыл ворота бездне…
Одним огнем, в конце концов,
Проверишь правду и исчезнешь.

Одернешь руку, замолчишь,
Мешая ужас и обиду
На то, что с призраком сидишь,
Но подавать не стоит виду.


Размышления о пчеловодстве

Смакуя подробности дня,
Иллюзию словом рисуя…
Не вечер тревожит меня,
А голос, рокочущий всуе.

Осиный поток приглушишь…
А все-таки море ночное.
Одно только море и тишь
И звезды в огромном покое.

Все это и правда и ложь.
Как быть запечатанным в улей? –
Молчание входит, как нож,
Но пчелы несутся, как пули,

За хлебным, медовым, непрочным…
Натружены крылья рабочих
И, кажется, крепко уснули.
Лишь трутню послышится хруст
В избыточной тонкости чувств.

Но трутней не балует улей,
Как знает и розовый куст:
Что пчелы несутся, как пули,
Что жала не по'днявший – трус.


Аладдины пустыни

Он был наивен и смешон,
Как все попавшее под руку, –
Век начинался Пустозвон
И разгонял тоску и скуку.

При нем поэт приставлен был,
Кричал себе по воле личной,
Пока в пустыне не остыл
И не сгорел на дне «Столичной».

Теперь иной раз зазвенит,
Как Аладдин пустой бутылки,
Как в трезвом мире паразит
Или горошина в затылке.


Следы на снегу

Что за кони пролетели,
Прокатились над землей –
Гривы вились, вьюги пели…
Тихо-тихо, боже мой!

Мир лежит новорожденный,
Ни развилки, ни дорог.
Только цуцик удивленный
Лапой трогает снежок.

Кинешь взгляд – и не заденешь,
Гостя в поле снег занес.
Пес отпрянет от ступенек
И уткнет в колени нос.

Я пойду в первопроходцы,
Я открою эту дверь.
Только больше не вернется
Мир без вмятин и потерь.


Вести с морей

А теперь-то что за новости
На отплывшем корабле?
Если свет – то свет во мгле.
Если дрожь – то разве в голосе.
Кто не плачет о земле,
До которой дела, в общем-то,
Никому в проклятом обществе?
Если кости на столе –
Пусть бросает их скелет.
Море черное не кончится,
Нет у моря берегов,
Носа нет у переносицы…
Да и черт с ним. Будь здоров!


На смерть орхидеи

Вот разбился цветочный горшок,
Распластался цветок покалеченный.
Можно вывернуть человечество,
Изучить содержанье кишок…
Чем, собственно, наконец искусство и занимается.
И на этом печально кончается
Орхидея моя и стишок.


На смерть одуванчика

Одуванчик в белом саване,
Неудобный самому,
Прячет голову за травами.
Я теперь его пойму.

Солнце катится пасхальное,
Каждый саженец цветет.
Оттого еще нахальнее
Одуванчик смотрит в рот.

Дела нет ему до общего,
Да цветения травы.
Он как тело нерабочее
Недостоин головы.

Каждый видит униженье
В голове его большой.
Вот взорвется, боже мой,
И испортит настроение.


Лицедейство

Ну пусть я жизнь просозерцала
Не видела ее лица
Так и смотрю в ее начало
Как будто не было конца
Как будто вся трава травою
На камне космоса растет
Младенец открывает рот
И ест и пьет ее живою
И только впрок ему идет


ВАЖНЫЙ МОМЕНТ ПРИ ПОСТРОЙКЕ ШАЛЕ
Дорожные заметки

*
над безлюдной улицей открылось окно
чья-то рука погрозила кулаком небу
и закончив разговор выключила свет

в ночной тишине потерянного временем города
где люди до сих пор рано ложатся и ведут беседы с богом перед сном
иногда наливая ему стакан вина из своего виноградника и чокаясь с пустым небом

*
этот пес мне кого-то здорово напоминал
один из нас приветливо помахал хвостом
мы подошли на допустимое приличиями расстояние
посмотрели глаза в глаза
и молча разошлись почти вспомнив друг друга

*
колодец без ведра
как метафизическая идея в молдавский полдень
или басня Крылова в стране виноградников

*
мы проехали дальше по пустой улице
закончившейся каменными словами добро пожаловать и дорогой на горизонт
две коровы забытые у обочины съели нас печальными глазами
там уже садилось четыре солнца
и безвозвратно пропадало в утробной темноте желудков
вместе с большим куском осеннего неба

*
на завтрак я думаю кто создал такое большое утро
одуванчики у меня под окном
и счастливый как удачный брак запах кофе

после ужина я смотрю на втянутые головы цветов
пустую чашку и беспросветную улицу
и думаю что этому злодею нравится убивать

где-то в районе обеда все испортилось

*
писать о политике – унижать поэзию


Сон камня

Откуда музыка звучит? –
Словно во время обмеленья
Сама находит продолженье
Тому, что в каждом камне спит.

На камнях мхи растут и крыши,
Повозки едут по камням,
Могила под плитою дышит,
Бросаю в море гальку я.

А море каменные яйца
Берет под синее крыло.
Их миру время вылупляться
В поспешном мире не пришло.

В них спит свирель и рокот моря,
Друиды будущих веков,
Купцы торгуют на агоре
Прекрасной парой пустяков

Никем не виданной страны,
Вдруг обретенной на минуту.
И песни у воды слышны,
Окаменевшие как будто.


Галерея места

Моя галерея глухая темница
Тому, кто еще не рожден, но родится,
Тому, что не названо, но на картине
Оставлено время, написано имя,
Но слово готово, распято на пяльцах.
Моя галерея ждет постояльца.


Порядок мира

Кто-то сказал, что морда смерти в хаосе,
И сочинил убийственный порядок.
А я смотрю на стройные парады
И думаю, что нет его безжалостней.

На дерево, цветущее для печки,
На руки, возносящиеся лесом,
На все, что право –
                потому нечестно,
Заведомо в цепи бесчеловечной.

Где человек на дне воспоминаний
Глазного омута
                ест яблоко вселенной,
И семечко прокалывает вену,
И руки Гульда исполняют Гленна
Шизофренично и самозабвенно.


Разговор

Ты звал меня – и вот я здесь.
Зачем ты звал меня?
Твой ад останется как есть,
Со мной и без меня.

Твой рай не спустится с небес.
Однако с этих пор, –
Закончил ангел разговор, –
Он для тебя исчез.


Тень

Стояли двое на снегу,
Он и она, допустим.
Он говорил ей «не могу»
И умирал от грусти.

Она не спорила, она
Движение ловила.
Она была ему верна,
Немая как могила.

Стояли двое на снегу,
В одних ботинках пара.
Один был должен двойнику
Не нужное и даром.

Он был, допустим, человек,
Она, допустим, тенью.
Он снял ботинки, бросил в снег
С прилипшим привиденьем.


Пименову

Я выпрыгнул в окно и улетел.
Шел мокрый снег, трамваи верещали,
Кондукторы билеты проверяли,
Не зная, что я по небу летел.

А я летел на северо-восток,
Махали дети радостно руками.
И я почетный совершил виток,
Как самолет, пройдя под облаками.


Любовь

всесоюзные соревнования в Баку
мальчик из грузинской команды
я его видела в зеркале гостиницы в день приезда
в день отъезда положил кулек конфет на кровать и убежал
не помню кажется мы выиграли
мы почти всегда выигрывали
конфеты назывались Гулливер


Важный момент при постройке шале

когда-то я попросила художницу нарисовать мне горный пейзаж
с уединенным приютом пастуха – для отдыха глаз в тишине
ну да у меня были дополнительные пожелания
хотелось уместить на картине пару облаков
выразительный кусок леса раннеоктябрьского времени
и что-нибудь из водных ресурсов вроде озера или речки на авторское усмотрение
деревенскую лошадку с телегой уже добавили в качестве бонуса

учитывая размеры холста дом получился скромной точкой посередине горы
теперь когда я на нее смотрю все в мире приходит в равновесие
что особенно важно перед сном
тот кто там живет не успеет ни спуститься вниз через густой кленовник как стемнеет
ни взобраться по камням на опасную вершину покрытую снегом
значит в девять утра я все найду на своем месте
иначе зачем она тут висит пятнадцать лет

надо сказать за это время подвела всего несколько раз
но это ей можно простить я тогда была в гостях где некому следить за порядком


Темна царица, светел царь
                И свет во тьме светит…

Царица ночь и месяц царь –
И ты бежать готов
Служить как птица-секретарь,
Прощай родимый кров!

Играй серебряный рожок!
Заприте крепче дверь –
Никто обратно не пришел
И не придет теперь.

Поймал на дудочку дударь,
Как птицу птицелов.
Зовет к царице государь –
И ты бежать готов…

Вот потому стоит фонарь
На страже двух миров.


Насекомости

они не ушли
их просто съели другие
теперь когда выключаешь свет прибегают тараканы времени
страшно забыть себя в пустой кухне и уснуть


След

мы сидели на берегу твоих глаз
пока не зашло солнце
все те картины которые ты мне показывал где они теперь

там только луна похожая на китайца в бамбуковой лодке
морщины давно опали с его лица
ветхая кожа не удержит свет под конусом шляпы
и он прольется как масло из наклоненной лампы
от безоблачного горизонта до безлюдного пирса


Потепление

А на улице потепление –
Выходи и вовсю гляди
На весеннее возрождение,
На грядущее впереди.

Выхожу и гляжу в хорошее.
А под ноги я не гляжу –
Там белеет накрывший прошлое
Нераскрывшийся парашют.

Да никак ему не белеется,
Не лежится ему никак.
Будто смотрит Горыныч в Змеича:
«И меня отдашь за пятак?

Ну, ступай к королю хорошему.
Я ж твоя, – говорит, – земля!
А потом принесешь заросшую
Тиной голову короля».


Космогония

что Земля
мыслящий камень
горячее сердце
и бег по кругу
где еще мог родиться человек


Обед с рыбой

я думаю эта рыба умела говорить
но предпочла быть зажаренной сразу
и попасть на тарелку поэтов уже без головы
равнодушно участвуя в процессе пищеварения


Минимализм

лестница давно кончилась
а Мюнхгаузен продолжает перебирать ногами воздушные ступеньки
да и зачем этот театральный реквизит занятому человеку


Эпитафия

не надо со мной рыдать
не надо меня смешить
просто верните удивление которое все вы давно похоронили


Книга зерен

Это улица тишины.
Это дом на краю молчания.
Там есть комната ожидания
С юго-западной стороны.

Есть в нем книга на подоконнике,
На страницах – гнездо орлиц.
Ветер славы к листу притронется –
Поднимается стая птиц.

Он привык возвращаться к вечеру,
У окна расплескав закат.
Он питается человечиной
И растит молодых орлят.

Не стоит на ней год издания,
Перевода не дал никто.
Я смотрю из соседнего здания
То на север, то на восток.


Индульгенция

*
вы говорите со старой телефонной книжкой
повторяет самоуверенный голос в трубке
ну и слава богу отвечаю я
в мое время тоже книжки умели разговаривать а голоса в трубке думали что никогда не изменятся
так и есть ничего не изменилось

*
целый месяц я занималась бытописанием равнодушных вещей
в то же время умирали мои призраки теряя последнюю связь с миром
в результате я стою ночью посреди каменного города
где некому даже оценить совершенное преступление

*
эй – показываю ладони небу – мои руки чисты как никогда
может кто-нибудь наконец соберется спустить паутинку для хорошего человека хотя бы по случаю полнолуния
но круглая луна уверенно изображает круглую дуру всем космическим твердым телом
не хватает только ленты через плечо «мисс вселенная»

что в миссах хорошо – в следующем месяце можно будет выбрать новую
пока жить надеждой ничего другого от нее и не требовалось

*
кто-то читает мои письма и живет моей жизнью
наконец-то я могу в этом не участвовать