Война и мир. гл. 17а и 17б

17а

Жизнь каждой семьи протекает отдельно,
В одних – веселятся, в других – смерти ждут,
Не стали Ростовы и Пьер исключеньем,
Закон общей жизни достаточно лют.

В то время, как в доме Ростовых шёл праздник,
В другом – граф Безухов уже умирал,
Всю жизнь нас людей она просто, как дразнит,
Она пролетает так быстро, как шквал.

Вердикт докторов – никакой нет надежды,
Пред домом толпилися гробовщики,
«Друзья», и просители, люди-невежды,
Наживы любители – целы полки.

Приехал проведать и сам губернатор,
Проститься с вельможей прошедших времён,
Возможно, он станет, как организатор,
Достаточно пышных его похорон.

Его опекал к графу сам князь Василий,
Его провожая, так тихо шептал,
Ему что-то стоило бо;льших усилий,
Весь план по наследству его волновал.

Реальных наследников, их было трое,
Княжны, сам Василий, конечно же – Пьер,
И все они были готовы, как к бою,
Один только Пьер не мог при;нять всех мер.

Надежд у него, он считал, было мало,
Ведь он – незаконный ему же был сын,
Ему графский титул иметь не пристало,
Он высшего общества – не господин.

Решающих дней битвы их за наследство,
Уже наступил долгожданный черёд,
Из них – никому не нужно; их соседство,
Один кто-то вырваться должен вперёд.

Из них всех троих самым – даже юристом,
Из всех, вездесущим, является князь,
В задуманном плане, возможно, не чистом,
Надеялся – да поможет ему его связь.

В борьбе за наследство союзник был нужен,
А самым надёжным могла быть княжна,
Лишь ей в деле этом он сам – словно сужен,
Она в этом деле понять всё должна.

Он полон решимости, также сомнений,
Отважно направился к старшей княжне,
По этому поводу всех своих мнений,
Лишь с ней обсудить здесь наедине.

-- Меня напугали, уже – что случилось?
-- Пока – всё одно, ещё так ничего,
Но нам с тобой, может быть, даже не снилось,
С наследством проблем у нас больше всего.

Пришёл обсуждать наше здесь положенье,
На нашем пути слишком много проблем,
Судьбы нашей с вами – не быть униженью,
Проблем на пути нашем – целый гарем.

Княжна с выраженьем понятной печали,
Усталости, верности князю во всём:
-- Мы с сёстрами, здесь находясь, ожидали,
Что с вами мы, князь, «одну песню споём».

-- И мне, моя милая, в том положении
Нисколько не легче от этих проблем,
Как лошадь в упряжке, я здесь в услужении
И должен вещать, объяснять это всем.

Князь вдруг замолчал, щёки дергаться стали,
Лицу придавая презрительный вид,
Такими они никогда не бывали,
Когда он в гостиных обычно сидит.

Глаза тоже стали совсем, как другие,
То – нагло-шутливы, пугливы, как вдруг,
В них скрыты все мысли его пагубны;е,
И то, что в тех мыслях ютится испуг.

Но честь и богатство – вот те два понятия,
Всю жизнь человек ведёт с ними, как бой,
Они для людей, как два неприятеля,
Они этот бой и ведут меж собой.

Княжна же худыми, сухими руками,
Собачку держа, на коленях пригрев,
Почти что пугливыми тоже глазами
Смотрела в глаза ему, вся присмирев.

По ней было видно, молчанье вопросом,
(Хотя бы пришлось ей молчать до утра),
Она не прервёт волнующим спросом,
Прозреть бы ей надо давно уж пора.

-- Вот видишь, княжна моя, мила кузина, --
Он не без борьбы продолжал свою речь:
-- Мы с вами – родные, моя Катерина,
Нам надо подумать, как честь нам сберечь.

И вы, и жена моя – все мы прямые
Наследники графа, и наша здесь связь,
Тебе тяжело вещать вещи такие,
Казалось, не может иметь право грязь.

Под грязью имею в виду его сына,
Хотя – незаконный, но может так стать,
В его завещанье – другая картина,
И нас с тобой, Катрин, он может «продать».

А дело всё в том, ещё прошлой зимою
Исполнил последнюю волю свою,
И нам эта воля окажется злою,
Мы с вами окажемся не, как в строю.

17б

По этой-то воле своё всё богатство,
Единственно Пьеру он всё завещал,
На наше с тобою далёкое братство,
Он даже внимания не обращал.

-- Он Пьеру не мог завещать по закону,
Ему незаконный приходится сын,
-- Должна ты понять, что граф близок к трону,
Тогда же имел и высокий он чин.

И, если попросит письмом к государю
Его по закону как усыновить,
То мы с тобой, Катя, потерпим аварию,
Но я-то на службе, а вам на что жить?

Судя по прошедшим у графа заслугам,
Так будет уважена просьба его,
Скажу тебе больше, хотя и по слухам,
Ещё не отослано графом оно;

Вопрос только в том, есть письмо иль пропало,
И, если письмо ещё, всё-таки, есть,
Когда же всё кончится, время настало,
С тобой нам, Катюша, вкусить эту месть!

Письмо с завещанием, конечно, одобрит,
Ему благодарный во всём государь,
Заслуги Безухова он ещё помнит,
И Пьер всё наследство получит в свой дар.

Ты знать очень важно должна всё об этом,
Написаны ли, иль забыты они,
Найти, если есть, не увидеть им света,
Иначе померкнут надежды твои.

Княжна возражала, который раз снова,
Как сын незаконный – вернейший посыл,
И он, как закона важнейша основа,
Чтоб князь бы отстал и немного остыл.

Пришлось повторять всё «светлейшему» князю,
Что – это тот случай, минуя закон,
Важнее как с троном являются связи,
И будет он лишь в пользу Пьера решён.

-- Нет, я не могу опуститься на подлость, --
И голос крепчал от предложенных дел:
-- Вот нам благодарность за нашу всю верность,
Всему, князь, всей мерзости есть же предел.

Выходит, мы с сёстрами – жертвы обмана, --
И губы бледнели на гневном лице:
-- Смертельная сёстрам нанесена рана
От графа Безухова, в самом конце.

Мы с честью и честно служили все графу,
Ему не хватало всех женских забот,
И вот – мы за это подвергнуты штрафу,
А сын незаконный себе всё возьмёт.

Нет, я всё решила, умываю я руки,
Не нужно от них мне уже ничего…
-- Сестёр ты своих обрекаешь на муки,
Возможно, и даже его самого.

Так знаешь ли ты, где письмо, завещание? –
Уже даже с гневом вновь поднят вопрос;
-- Глупа я была, приложив все старания,
А лишь получить одну дулю под нос.

Я знаю, плетёт кто вокруг все интриги, --
Казалось, покинута вера в людей:
-- Кто жаждет отнять у нас эти ковриги,
И сделать всех нас и глупей, и бедней!

Княжна пребывала в расстроенных чувствах,
И злобным казался её уже вид;
-- У нас ещё время есть, этих всех гнусных
Интриг и деяний за наших обид;

Исправить ошибку ту из-за болезни,
Возможно, нечаянно он совершил,
В минуты ли гнева, под чьи-нибудь песни,
Он так необдуманно всё и решил.

Облегчить последние жизни минуты,
Не дать ему в мыслях таких умереть,
Лишив вас наследства, вовлёк себя в путы,
В беспамятстве он не успел в том созреть.

-- Он сделал несчастными нас, ему близких,
Мы – жертвы усердной заботы о нём,
Теперь буду помнить о подвигах низких,
О комплексе подвигов, мерзких во всём.

В делах о наследстве, делёжи богатства,
На свете нет чести, один лишь – обман,
И всякие нежные преданность, братство
Съедают интриги и прочий изъян.

Мне надо быть хитрой особой и злою…
-- Не надо, Катишь, себе ставить в укор,
Прекрасное сердце, готовое к бою,
Нам надо продолжить сей наш разговор:

Что знаешь об этом его завещании,
А главное – где оно, ты должна знать,
Мы графу покажем его, с пониманием,
Он, верно, забыл, ему трудно понять.

Напомнить ему, что есть близкие люди,
Уходом все долгие годы за ним…
У них, беззащитных изломаны судьбы,
И надо, хоть что-то, оставить бы им.

Он, может, захочет его уничтожить,
Иль в нашу же пользу его изменить,
Быть может, давно его мысль эта гложет,
И некому мысль ему эту вменить.

Я полон одно лишь иметь в том желание,
Исполнить последнюю волю его,
И не допустить никакого попрания,
Помочь ему, вам и – как прежде всего.

-- Теперь – поняла; всё, чьи это интриги,
Конечно же, ваша она протеже,
Лишь ей, Трубецкой, нужны эти ковриги,
Застрял её род с головой в нищете.

Бывала у графа как прошлой зимою,
Извергла на нас всяких гадостей воз,
Что граф заболел и лишился покоя,
И доктор признал в нём какой-то невроз.

Неделями он не хотел нас  и видеть,
В то время, я знаю, он что-то писал,
Ах, как же могла я в то время предвидеть,
Что он завещанье тогда и создал.

Была я уверена, всё – незаконно…
-- Но прежде, зачем не сказала ты мне?
-- Портфель под подушкой лежит с ним спокойно,
Возможно,  с ним вместе и сгинут во сне.