Гадам неугодный

Он с малолетки начинал свою дорогу,
В её стенах, он встретил первый беспредел,
Когда за то, что не шагал с отрядом в ногу,
Под бой киянок в оперчасти загремел.

А дальше всё пошло с удвоенною силой:
Дежурство, тумбочка, подушка петушком.
Чтоб отказаться, другим духа не хватило
И оказался он один под молотком.

Где раз-там два, где два-там стало постоянство,
Его лупили, он озлобленно терпел.
Но не смогли сломить побоями упрямство
И, изолировать от массы, кум велел.

Он, в одиночестве, досиживал до воли,
Были лишения и боль его друзья,
Но не играло в его жизни это роли,
Он для себя решил-назад идти нельзя.

Не только телом рос с годами, но и духом,
Он ради принципов готов был умереть,
На малолетке, стал героем местных слухов,
На отрицалу хотел каждый посмотреть.

На волю вышел, его сразу подтянули,
За городскую закрепили молодёжь.
От изобилия, в ту ночь столы тонули
И продолжался до утра шальной кутёж.

Он начал двигаться достойно, с головою,
Ко всем вопросам, по-людски лишь подходил,
Не забывал за тюрьмы, грел всегда, с лихвою,
Чем в окружении завистников плодил.

Он не стремился завладеть авторитетом,
Не обирал до нитки, таксой не душил.
К нему всё чаще обращались за советом
Он всё от сути и по совести вершил.

Однажды, сходка в ресторане проходила,
Весь круг собрался, отмечали новый год.
Вдруг шум раздался и облава всех накрыла,
Отрезав путь к спасенью через чёрный ход.

Лежал спокойно он, на чищенном паркете,
Переживать, он думал, не о чем ему
И мысли не имел, что порошок в пакете
В пиджак подброшен был заранее к нему.

Его забрали, за столом переглянулись,
Все знали сторону, откуда ветер дул,
Розлили в рюмки, опрокинув улыбнулись,
В ладоши хлопнув, положенец подмигнул.

Он снова вспомнил: боль, лишенья, одиночку.
Лишь вкус предательства в новинку был ему.
На волю выгнал он маляву в одну строчку:
"Ваш день настанет и придёт конец всему!".

И жизнь пошла в этапах, тюрьмах, пересылках,
Пять жутких лет в плену режимных лагерей,
В которых, часто, отправляли на носилках
Вперёд ногами, выходить в проём дверей.

Немало выдержал, к активу не склонился,
Всё стойко перенёс, не хроманул в пути.
Он местью жил и к одному в душе стремился-
Всех наказать, чтобы спокойствие найти.

И вот открылись долгожданные ворота,
Свобода, ветром, хлестанула по щекам.
В кармане хрустнула измятая банкнота,
Мотор, к предателям, рванулся по снегам.

Они, всё также, собирались на озёрах,
Коттедж служил им местом тихих сходняков.
Он закрепил взрывчатку на его опорах
И ждал на бойню, уготованных быков.

В бинокль видел, все собрались на субботник,
Он пригляделся, девок было не видать.
И, предвкушеньем, наслаждался, как охотник,
Прежде чем кнопку детонатора нажать.

Раздался взрыв и стены в щепки разлетелись,
А что осталось, язык пламени слизал.
От мести праведной, они не отвертелись,
Через пять лет, но он их, всё же, наказал.