Все малышу

***
В облаке дыма и перегара,
Рядом с тобой как за стойкой бара,
И бармен, как завсегдатай старой: "Вам как всегда?"
Я отвечаю: "Да.
"Мастера и Маргариту" с кубиком льда."

***
Ничего не хочу знать о преисподней, что тебя изрыгнула.
И в нашем королевстве кривых зеркал начался бал.
Желваки на скулах у грозных влиятельных монгулов,
а ты как эльф воздушен, чудесен, светел, удал.

***
Прячусь, как пуганый зверь, в тишину
и бездарность.
Признания ни к чему,
похоть и странность
правят мнимостью ледяной
кролика в цепких лапах.
Снимаю шляпу
перед войной.

***
Ты говоришь, они смеются
и отдают тебе на блюдце
все что попросишь.
Она иная,
величина ей идет.
Ты выживаешь
и видит око, да зуб неймет.

***
Она вяжет крючком
И мурлычет как кошка.
У неё на окошке
Его сидиром.
Он скучает, зевая, на кухне немножко,
Представляя её своим лишним ребром.


***
Она в воздушном шаре.
Он прикасается к розовой резине,
нащупывает ее череп
и не испытывает кайфа от прикосновения,
но радость от близости
и тоску от безысходности.
Она знает, что резина тугая.
Она в прыжке пытается
усилить прикосновение толчком,
ее пружинит, она спускается
по шершавой, скрипучей окружности
и улыбается. Потому что ей не страшно,
он не причинит ей боль,
он не проникнет внутрь,
он никогда не узнает
как плохо она готовит
и вытирает пыль.

***
Казалась почти невозможной
устойчивость перед соблазном
фарфоровой матовой кожи
и чашечки чая с фаянсом.

***
А может в странный период жизни его повстречала не только ты?
И у него в голове другие коты
маются по весне, прутся от валерьянки,
чередуют попутки и пьянки,
ломают мосты, обивают пороги,
взрослые женщины, девочки недотроги.

***
Как хочется кричать под окнами
с оркестром мрачных похоронных
мужиков с трубой,
у одного гобой,
тарелкой об тарелку.
На стенку лезть,
сбивая спесь
высокомерного безразличия,
не думая ни о правилах ни о приличие.
А потому что хочется
игрушкою звенеть
над колыбелькой темной.
И быть красивой,
и быть влюбленной
и, падая, не умереть.

***
Прощай, лети,
пусть ветер чёлку щекотит,
а крылья облака мельчат
в труху.
Тебя я в сердце сберегу,
как ушки от зайчат,
что между пальцами хрустят
на ощупь шелковисты.
— Вдовы Клюко на триста.

***
Посмотри на себя внимательно
и скажи, разве можно иначе
как множиться до бесконечности,
оставляя девочек, мальчиков
женщинам, знающим толк в красоте,
ничтожней, которой нет и святей.
У тебя должно быть много детей!

***
Я открываю осень как бутылку,
играю в кости, глажу по затылку.
— Вот это новости, ты уезжаешь? Что ж...
ведь не удержишь словом, не вернешь.
Лети, голубчик, вот тебе винцо,
не много, чтоб не треснуло лицо.
Пиши, звони, и не держи обиды...

Я замолчу и на порог не выйду,
скукожившись, глазную соль хлеща,
останется лишь выдавить головку от клеща.

***
Я проиграла маленький бой,
ты не узнаешь, как мы смеемся,
ты не наполнишь меня собой,
ты о меня не разобьешься.
Не вскликнешь "вау", не скажешь "фи",
не вздумаешь. Жаль, я была готова
тебе посвятить неживые стихи,
циклично в которых все и не ново.

***
Очень мила,
особенно когда надевает халат
в мелкий цветочек
и очочки.
Чай попивает, когда саднит.
— Милая, милая, без обид,
меня ждут,
пять минут
и я дома.
А уходит на пару дней.
А что делать ей,
она любит таких парней.
Да и кому все это,
в халат одетое,
продать подороже,
коли не вышла рожей.

***
Мама, у которой все всегда просто,
говорит: "Дочь, у тебя такой возраст".
Соглашаюсь, иду по аллее,
не кручинюсь, переболею.

***
Ода. Ты вода.
Жду, когда коснешься,
хороводом сомкнешься.
И не так, чтобы навсегда,
не нужна мне эта беда.

***
Со спины, без чувства вины.
Хочу, говорит, хочу,
даже, если пупок развяжется,
доволочу.
Под порчу
спрячу желтое пикачу
в своем княжестве.

***
И нету тревоги
о скользкой дороге.
Не встать на которую
еще вчера казалось
совсем невозможно.

***
Пока не привыкла —
гони взашей.
Хватит грудью выкармливать
малышей!

***
Стало спокойно,
купила игрушку,
как похотливая
тетка-старушка.
Или как дед
с невстающим,
но хочущим
радовать "очищи".

***
Спустился на ковре самолете,
сказал пилот,
что заберет
от этой тети
через год,
а он не против.

***
Как там без тебя мир распутных баб,
мое солнце, стынет?
Ты не раб, ты не краб, ты не баобаб.
Ты тот, кто меня скоро покинет.

***
Моя светлость,
моя спонтанность,
окаянное во плоти.
Незабудка моя
и странность,
то за что я скажу прости.
Выйду в поле, коса по пояс,
небо, плёсы, течёт река.
Ты мой камень, я так серьезно
сохраню тебя на века.
Из-за пазухи да в ладошку,
как из памяти, что в груди,
достаю тебя понемножку,
раскрываю ладонь — лети.

***
Плакальщица знатная
и богатая думкой
смотрю на тебя как в последний путь,
прощаюсь, не успев моргнуть.
Клади на грудь
волос копну,
я все равно ведь не усну,
как похоронку жду весну.
Надену траур раньше срока.
Как жизнь мила, как жизнь жестока.

***
Подарок судьбы в золоченом кафтане,
мне уже страшно — тебя не станет.
Сапоги скороходы укажут носком.
Я до вокзала бегу босиком.
Постучусь ладонью в окно вагона
как потерпевшая и бездомная.
Бездомная на века,
сердце в трубочку,
руки дрожью.
Твоя безразличная рожа
улыбнется наверняка.

***
И снова он тут
и головы гнут,
что глаз оторвать невозможно.
На страшном суде
по горло в воде
с иголкой под матовой кожей.
Он не понимает, что чем-то встревожен,
встревожен уже.

***
Временщики, арестанты на выданье,
глиттером веки усталые.
Выдумал.
Брякнул. Отмерил.
А я сокрушаюсь и медленно верю,
что после бала
останется тыква и пара крыс,
Маленький принц, лис
и пшеницы колосья,
напоминающие твои волосья.

***
Как зверь из угла в угол клетки,
Потуже обняв ноги,
Пью редко
В итоге.
Жду писем, приветов, улыбок, лучей
И брови сдвигаю, чтоб не казаться ничей.
Чтобы казаться серьезной и занятой,
а отвечать на письмо лет через сто.
Потерялось, мол, в тысяче мелочей.

***
Молоденькое тельце,
не тянущее на умельца,
но на "не стоит и начинать
это грязное дельце".
Твоя в углу кровать.

***
Похожий на первый снег,
Тающий от дыхания,
Ты человек для испытания.
Данный на казнь, на смерть,
Нож не поможет в рубке,
Смотрю на твои губки и попадаю в сеть

***
Я просила тебя, как человечка,
не наноси мне увечья,
спрячь топор,
лучше в упор.
Но ты грыз мою шею,
возил в клетке по улицам.
Я не умею так,
я умница,
клоун, бьющий исподтишка,
тонкая у меня кишка.

***
Тебя зарежут как свинью,
а я на это посмотрю.
Всегда боялась в детстве,
но нынче куда деться.
Приправлю перцем хвост
и съем не в пост.

***
Ты исчез, дверь осталась открытой.
Я сижу, предо мною корыто
все как есть из жести.
И не склеить тебя, не сплести.

***
Пытка красой сожгла веки,
устояла, служить не в силах.
Дар без узды – калека,
милый.

***
Мой мишка плюш,
ты стар, обрюзгш,
ложись на лавку,
а рядом свалку
не замечай.
Прощай.

***
Милый прости,
я не сумела вывести и разгрести,
терпя беды,
ждать лета
светлого яркого.
Я маркая,
я гиблая,
похоронку твою выдала,
растрепала космы,
по миру пустила,
потому что просто
не любила.

***
Когда ты пожалеешь о решении,
пришли в знак извиненья мне печенье.
А совесть усыпи, даруй ей сон глубок,
свернется пусть калачик и ляжет мне под бок.

***
Ничего не способно тронуть.
Иногда бабочка посидит на пупке и вспорхнёт.
Этот мальчик не вызовет даже стона.

***
С тебя я не смогла собрать плодов,
ты был высок и всем вселял надежду,
что будет день и веток твоих между…
но ты на это просто не готов.
Ты пустоцвет приветливый и пряный,
под твоей сенью душу отвести,
а из цветов венок себе сплести,
всегда готовой к боли и обману.

***
Ты сжёг портфель, лассо и кнут,
от всех освободился пут,
но от себя не убежать.
Опомнись, дядь.

***
Я ищу тебя в светлой памяти,
но не могу найти,
только бумажки
с холодильника
«я больше не буду
твоим будильником»,
«там есть сыр колбаса».
Я даже не помню твои глаза.

***
Отдала на съеденье
плюшевое загляденье.
Не подавится
красавица
самка богомола.
А я, нахлебавшись не солона,
каюсь, горблюсь, виню,
что подложила свинью
Коню.