МХ-137 До апреля торчит новогодняя ёлка...

До апреля торчит новогодняя ёлка
в кабинете у хлорной уборной в НИИ.
Всё, чем жил он доныне, не столь трудоёмко,
сколь винтами «Британника» режет буи.

Чертежи сквозь пенсне деловито эйнштейнил,
человеком надеясь покинуть сей мир,
но к семидесяти превратился в контейнер
знаний, поданных в липовой плошке к семи.

Что ни смена – фокстротики перед начальством,
туалет по отмашке, отбой по звонку...
Всё махровее в тело болячки стучатся,
а пернатое счастье – с берёзы: ку-ку!

Был ли шанс? Неизвестно. И много ль он вспомнит?
Ну, сиял заоконный проспект во весь лак,
и кривое шоссе автобан в Лиссабоне
как-то в мае напомнило в птичий аншлаг.

Он глядел неподвижно в немытые стёкла
битый час, оторвавшись от пользы стране, –
вроде все жили маршем, а танго Эль Чокло
чётко слышалось даже в собачьей грызне.

Так витал над судьбой праздник кульмана с колбой,
упрощая программу задач бытия,
и в пунцовых шарах отражалась по полной
бестолково проложенная колея.

Кто кому (и когда) не пошёл на уступки –
стёрлась база поросших риторикой дрязг.
Этажи от пасхальной пирушки в скорлупке
всех цветов... А ему нужен праздник. Сейчас.

И уносят медведи на тоненьких нитках
золотой огонёк, что на шпиль водружён,
вместе с выцветшей в старом серванте открыткой,
дневниковыми кляксами и чертежом.