Прощая

   Прощай, прощай, прощая!
А дальше — вспоминать, и, опускаясь в сон,
свой разум постепенно превращая
в фарфоры чаш дождям Индокитая,
в футляр от скрипки или камертон.
   И в звуки пустоты, где боль ты обретёшь,
останется кричать и чутко слушать эхо,
налить вина, напиться, пока не перейдёшь
черту, став скорлупой разбитого ореха.
За нею - запах смол, и вот он - ветер воли,
вкус соли на губах, а на ресницах - пот.
Я был свободен там, смотрел наверх до боли,
где курс в ультрамарине чертил мне самолёт.
И рома было вдоволь... Глуши, пока не вырвет,
пока табун коней не встанет на дыбы.
Идёшь хмельнее ветра, шатаясь, у обрыва,
вокруг — лазурь пустыни, но пресной нет воды.
А солнце, словно гвоздь, расплавленный и белый,
буравит дырку в темени и проникает в мозг.
Но есть ещё закат, пластины гладит тела
и доски узкой палубы — янтарный старый воск.
   Ложись на край, раскинув крылья — руки,
смотри в глубины вечности, а голову — на сгиб
каната... Ну, а дальше, за гранью мира — трюки
коралловых лесов и оперения рыб.
Зажмуриться не выйдет, из синевы — ладошка
погладит по щеке... Покажет медь плеча.
Нефритовый зрачок. Там ласковая кошка?
А, может, сталь узорная меча?
Сон вещий? Это женщина, туника мотыльковая,
красивые лодыжки в полосках ремешков.
Заметила? Не знаю, но повернула голову.
Заколка — черепаховый янтарный гребешок.
Потянешься, руками за талию схватить
промажешь потому, что там - мираж Востока,
где всё обнажено, где наготу не скрыть
подобно молнии в аорте водостока.
   Ломает ветер гик, и парус полотна
зажёван, но повис в железной пасти блока.
Я слышу тихий вскрик, лаванду вижу льна,
серебряные нити и платиновый локон,
вокруг бедра платок,
застёгнут медной пряжкой,
похожей на цветок...
- Замёрзла? Вот рубашка.
Вот кофе с молоком. Ты, верно, голодна?
   Но тише шелест ног, где море — ткань, рогожка...
Тропа, фонарь и тень, звучание струны...
Махнула на прощанье мне бронзовой ладошкой,
Бегущая по лезвию волны.