Второе начало

    Хотелось бы взять за руку Аристотеля, который написал следующее: "Необходимо, чтобы было или одно начало, или многие, и если одно, то или неподвижное... или подвижное,; если же начал много, то они должны быть или ограничены по числу, или безграничны", взять и отнести к этим диким пещерным людям, и показать ему, что их начало - нечто одно, коллективное, общее, со-бытийное, но это нисколько не отменяет того, что оно же - и многое - ведь что бы тогда со-бытийствовало, если бы в пещере сидел всего один гоминид? Отнести и показать, чтобы он наконец-то убрал свои "или", отменил свой столь известный запрет противоречия и не утверждал, что истины нет там, где об одном и том же мы вынуждены говорить и утверждать противоположные вещи.
    Глядя в лицо нашим первым и самым древним предкам, мы смогли бы быстро ответить на многие запутанные философские вопросы. Правда, истинно бытийные философы, не Аристотель, а Николай Кузанский к примеру, итак знали ответ, и не глядя на наших предков, им хватало верно взглянуть и на самих себя. В одном начале - много начал, но число этих "многих" не бесконечно - вот ответ Николая Кузанского. И наш Космос не бесконечен, говорил Кузанский, он чудовищно огромен, настолько огромен, что человеку его никогда не сосчитать, но при этом число его - всё равно конечно. И это правильный ответ. Трудно сосчитать песчинки на каком-нибудь морском побережье, но мы знаем, что число их всё же конечно.

    Племена гоминид, проживавших в одной пещере, не могли несомненно, быть многочисленными, но число всех этих племён, когда-либо живших за все эти миллионы лет превращения обезьяны в человека - вполне напоминает песок морской. Так что начало - одно, и многое как немногое, и многое как очень многое и всё это - начало.
    И поэтому, когда Аристотель пишет дальше: " и если ограничены, но больше одного, то их или два, или три, или четыре, или какое-нибудь иное число", то ты понимаешь, что Аристотель мыслит рассудочно, мыслит "о" бытии, но не из бытия, и что ему, а точнее вообще рассудку обязательно нужно только так, а не этак, и он не успокоится, пока не утвердит какое-нибудь "так".
   Но сами древние греки, в целом, всегда мыслили Космос конечно-бесконечным и у них выходило что-то подобное Кузанскому - что Космос определён и телесен, но познание его безгранично. То есть они мыслили Космос очень близко к его Истине. Не перебором "или-или" следует заниматься человеческому мышлению, а пониманием чем отличается, скажем, одно как многое какого-нибудь физического тела от одного как многого, взятого как бытие человека. И чем отличается одно как многое муравейника и муравья от одного как многого опять же человека? Вот вопросы воистину интересные, потому что единое и многое повсюду, но человек не муравей и не любое физическое мёртвое тело. Поэтому "изначалие" при едином и многом у них какое-то разное, но в тоже время чем-то и подобное - и здесь зияние бытия, а из него проглядывают искомые истины, и философ смело шагает прямо в это зияние.

    В момент "осевого времени", удачно названного таким образом Ясперсом, раскрылось или разверзлось самое глубокое для человечества зияние бытия - обнаружилась пропасть между мышлением и бытием. Появилась философия. Не то, чтобы самые древние люди не знали мышления - когда они делали свои орудия, они уже мыслили, хотя во многом больше руками, чем головой, - нет, мышление уже тогда было, потому что бытие не может быть совсем без мышления; но только никто с тех времён и ровно до нашей точки - точки появления первой философии, не обнаруживал своего мышления как такового.
    Философия - это мышление, которое впервые дано самому себе. И это - второе начало человечества. Моя мысль есть факт для меня самого, никакие народные мудрецы на это не были способны, так как продолжали мыслить только жизнь и человека. Но вдруг, мысль была открыта как мысль в её саморазвитии и независимости, в её самостоянии и самовозрастании, это была колоссальная революция!
   Ещё одно начало - спустя миллионы лет пещерности и тысячи лет цивилизаций!
Мышление уже давно мыслило о звёздах, о человеке, о Боге, мыслило и о математике, и о музыке, но вдруг, в "одно мгновение" ( а для такой истории это и было одним мгновением) оно попало на бытие и помыслив само бытие, оно воспламенилось необычайно как от своего истинного источника! Вспыхнул яркий свет - после которого невозможно, просто немыслимо было представить как могло быть иначе.

   Но Хайдеггер прав, что не всякое мышление было бытийным и в самом начале философии, и во всей истории её, потому что невозможно попасть абсолютно точно в яблочко всем и всегда - стреляли по бытию и из бытия, словно на гребне новой волны, но не все стрелки были равно удачны. Восточное же начало мышления так и не добралось до бытия, оно похоже застыло в этой потенции волны, вполне самобытной на свой лад, но так и не ставшей чем-то завершённым и актуальным. Ведь необходимо было добраться до второго бытия или второй ступени бытия - до бытия осмысленного - чтобы именно такое бытие стало ступенькой, новой лестницей, новым началом. А второго бытия в восточной философии не получилось, получился разговор о первом - мудрый, религиозный, ритуальный, телесный - какой угодно, но... не приподнимающий бытие на совершенно новую ступень. По иронии судьбы именно потому, что этого не случилось для восточных прктик, все они утверждают, что достигают как раз этого - перехода на новый уровень. Между тем как, западные мыслители практически никогда не употребляют таких фраз, и наоборот, крайне осторожны в подобных заявлениях, однако же создают совершенно новую жизнь для человека прямо в реальности. Наверное, судьба всегда так подшучивает над нами - и скептицизм западного человека в познании уравновешивается его бодрой прагматической уверенностью в завтрашнем дне, а восточное самодовольство "посвящённых" - затянувшимся раздумием что же делать нам с этой жизнью и цивилизацией.