И здесь одиноко, конечно

В руку поводок зиме ослепшей,
от насилия и льдов окрепшей, 
ей указ идти сюда прошептан.
Потребность.
Нос и губы наконечник секший,
путь в сугробах давно пролегший.
Зима не знает от снов рецепта
и здесь одиноко, конечно. 

Особняк стоит голый,
только льдины, да иней.
А вокруг черный лес
и спасенье от мира.
Дует ветер басово –
дудкам соловьев честь,
и собак злобных лай
тень прохладную бесит.
В самой гуще леса
Бога каприз,
это не каприз, а гнев,
когда нет больше сил.
Он был первый, приполз
пока тощие шли,
он видел стены и холст,
а рок рычал: «Задыми!».
Он не знает «сдаюсь»
хоть исхлестаны спины,
он без палева полз,
сам паленый и синий,
елей сленга шеренг
видел ряд темно-синий.
Такая волна скупой панихиды.
Он приполз, было много порванных ран,
это самый последний его андеграунд.
Если отступит на миг тишина
ты увидишь, как рана из ора видна.
Здесь порвана икона, 
зачем?  Когда и так здесь рай.
И только о чем-то еще вздыхают
суровые стены.
Здесь сходят с ума.
Заходи.  Здесь комары умеют свернувшуюся кровь сосать.

Я ждала тебя долго,
ты был ко мне нем, 
то страдал от асфиксий,
то дышал всем никем.
Понимаю, тяжело небо
и скоростна течь.
Мои сорваны шлюзы
и вода не есть интим.
Здесь заполнено лето
холодком темно-синим,
даже если слышны стоны
и они эксклюзив
ты бываешь псих,
а психа не подводит инстинкт.
Мой горит синий лес и тебя не спасли!
В каждом хрусте поваленных в овраги елок
был сознания ствол. 
Ты сходил с ума.
Это даже не боль от пушистых иголок,
это то, что проткнуло насквозь сон.
Если нет пощады от грустных поэм,
то и нет пощады от ора, нем.
Ты горишь, но снова сживаясь мгновенно
то ли со свету, то ли в жизнь откровенья.
И когда спадает под утро мгла
ей неподвластны стоны и воды льда,
ты помешан, но тебе не надо ума,
чтобы видеть, где свет, а где просто тьма.

Я сама здесь спасаюсь
и мой здесь каприз,
нет сейфа
и открыт для вер.
Ветра дуют
и поблекший мир,
не упаду
даже с лестниц тоски.

Ты хочешь мне кровь пососать?
Поток сладкий.
Весенний зимних доз,
ты его фанат.
Ты подходишь сплюнуть в небосводы, 
а сам тоску свою несет мир.
Или тебе кровь пососать?
Хочу очень.
Весь тоскливый мор
в тюряге браке.
Нет травки,
во лбу от пуль знаки,
отсосан,
кровь мою блажит.
Горят синюшные дали,
ты был, милый, неправ.
Я давно преклоняюсь
перед морем из соли,
я тебя запускаю в свой сейф слепой веры,
ты видишь какие льдины плохие?