Любовь

        Какая с нами случилась любовь? Кантиленная, по утрам собирающая росу посреди соснового леса, хранящая трепет и тепло рук в тумане над рекой, вечерами — лихорадочная, по-маркесовски юная и пленительная, с подтянутыми колками, с полузакрытыми влажными веками, с россыпью звезд по кратерам ключиц, с мягкой поступью поцелуев по запястью и — к пальцам, привыкшим извлекать музыку, к пальцам, сплетающимися со струнами — с тысячью душ под сурдиной, к пальцам, подушечки коих — бархатное туше. Каждый ее аккорд в преломлении света, в твоей улыбке, в ожидании вдохновения и становлении на путь истинный несмолкающей дивной музы — она подводит черту за каждым твоим словом, мыслью, мелосом, перевязывает серебристою лентой небо, нанизывая на нее бусины перистых облаков и предрассветных капель дождя, бросает блики солнечных зайчиков, касающихся твоих ресниц, целует тебя из окна и говорит «доброе утро, время любить пришло». Она вступает без ауфтакта: ты еще не вдохнул аромата июньских роз, не вкусил терпкого чилийского con leggiero, а уже всецело принадлежишь ей — листаешь Фаулза и Пруста в цветущей сиреневой бахроме, потому что они близки ему, читаешь Бродского вечером у костра, потому что она обязательно придет с его томиком, упиваешься красотой итальянского кватроченто, гуляя по мощеным улочкам Вероны. Вспоминаешь ли бронзовую Джульетту Нерео — коснулся ведь ее тогда, сам не подозревая, привлек любовь. А как же ваш первый поцелуй, когда весь день над городом непрестанно колесил ливень, срывая листья с деревьев и зонты из рук прохожих. Вдвоем вы ели мороженое, она — со слезами на глазах наблюдала за скатывающимися по стеклу капельками дождя, предчувствуя поцелуй — эту непоправимость и неоправданность, водруженную на крест кистью Рубенса, но разве не ошибки определяют ход любви? Почти гладиаторская трагедия — принять на себя этот искус, ополоснуться кровью побежденного, когда в первые секунды после наступает оцепенение — все кончено, мачты в щепки, корабль на дно, двадцать восемь лет за кромешной тьмой острова столетнего одиночества без права на искупление… Я теряю тебя? Два поцелуя в одном, тридцать прикосновений в ладонях.
        Что же ты делаешь с нами, любовь? Ты меняешь нас до неузнаваемости, осчастливливаешь до слез, останавливаешь сердце и заводишь его заново. Раз, два, три… разряд. Три тысячи вольт, тридцать нажатий к двум вдохам. Томные майские сумерки, арка напротив садика, вокруг ни души, лишь цветущие яблони и ветер, вшептывающийся в тишину шелестом листьев и трав. Мириады признаний в любви, заговаривание души мира, чтобы по-коэльовски превратить пустыню в призрачный оазис блаженства. Первое свидание — сонмы вьющихся теней на августовских аллеях парка и здесь же духота египетской ночи, миражи от фонтанов. На нем — высоком, аполлоноподобном — светлая джинса, на ней — струящееся шифоновое платье, с тех пор любимое. За неделю до того предвкушение: гитарные флажолеты Пьяццоллы, заклинающие струнные всхлипывания в libertango будто факиры-беде, капельки перцовой горечи на губах, мускус и закатное марево с примесью алых эшшольций. Все символы выпестованной любви замирают в партитуре пюпитра, в нотном стане, в стихах, написанных в бессонных бдениях полуночниками, ты пропитываешься насквозь ядом от стрел лучников любви, бродишь по лабиринтам пауз и вечных синкоп, порой выныривая в печальный мир поседевших красок действительности, ибо связь с ней необратима, ибо уход от нее противоестественен.
        Еще разряд. Три с половиной тысячи вольт, тридцать нажатий к двум вдохам. Многое изменилось за эти годы в вашей любовной игре в бисер, в этой комбинации из двух причастных к «веселью богов и звезд». Память родинок порой рассказывает о людях больше, чем их монографии. Что есть любовь, если не искусство? Единственно верный ее синоним, ее метафора и парадигма. В любви рожденный в искусстве вечен, так и вы — растворяетесь в нем, словно джинн, загадавший себе свободу, засыпаете в объятьях музыки и просыпаетесь снова в любви — за ночь взращенной диффузией диссонансов, тесситурой семи позиций в архитектурно выстроенной полифонии нового дня, что в любой момент может сымпровизировать в очередную влюбленность, но все в того же — неповторимого, безапелляционно прекрасного и желанного — человека, за чье сердце ты теперь в ответе, как в ответе за то, что однажды, студеным январским утром посреди голосов заиндевевшего эха, ты остановил его, влюбив в себя раз… и два, и три. Разряд.


13 – 14 февраля 2021 года
(в ночь)