Когда шумит ветер Часть 1

***

Он был уродлив. Его внешность была настолько безобразна и отталкивающа, насколько его душа была чиста и прекрасна. Ему шел восемнадцатый год, имя его было Гавриил. Еще с младенчества он узнал одиночество, людскую злобу и ненависть. Он был изгоем среди себе подобных. Презрение, которое неотступно следовало за ним по пятам, заставило его сторониться людского общества, насколько это возможно для ребенка, чтобы хоть как-то прокормиться и не умереть с голоду. Всему виной было его уродство, которым его наградила природа и собственная мать. Он был внебрачным и нежеланным ребенком, поэтому чтобы скрыть грех, она вплоть до родов утягивалась в корсет. Его появление на свет было отмечено только одной фразой, обращенной к старой служанке: - «Избавься от него». Так он остался один. Старуха из жалости к новорожденному, не оставила его на голодную смерть в чаще леса, как велела хозяйка, а отдала проезжавшим мимо цыганам. Пять долгих лет он жил в таборе. Как только он начал ходить его стали показывать за деньги, люди потешались над маленьким уродцем, отсыпая ему монеты в подставленную шляпу. Так начинался и заканчивался каждый день. Кормили его скудно, а одеждой ему служило старое потрепанное платье, которое не могло защитить ни в дождь, ни в стужу. Старый барон, имевший слабость к вину, напивался каждый божий день, и в пьяном угаре, нещадно молотил мальчишку, отчего тот постоянно ходил в синяках и ссадинах. Однажды, собрав меньше обычного, он вернулся к повозке и протянул хозяину несколько монет. Тот испытующе посмотрел на него и, обвинив в воровстве, зверски избил его до полусмерти, после чего оттащил к канаве, где и бросил. Стоял месяц май и черемуха цвела буйным цветом, наполняя весенний воздух улиц сладким ароматом. Уже третий день моросил мелкий дождь, превращая землю в жидкую кашицу и окрашивал все вокруг в яркие тона. Не смотря на дождливую погоду, солнце, то и дело выглядывало из-за туч, рассыпая золотые лучи на крыши домов, деревья и расквашенные дороги. Дядя Ваня – нищий, хромой калека промышлял попрошайничеством, иногда воровал, постоянно осматривал канавы и помойки, этот нехитрый досуг и составлял все его существование. Богачи порой выбрасывали веши, которые могли ему послужить не один год, порой он находил там еду, но это совсем в тяжелые времена. Дядю Ваню знали все. Убогие и прокаженные были ему семьей, он также водил знакомство с полицией и ворами, нередко ходил в церковь и ночлежки, где подавали бесплатный обед для таких как он. По характеру он был тихий и молчаливый, однако, когда на его долю выпадала кружка вина или водки, он непременно впадал в буйство, отчего постоянно и страдал. Свои увечья он получил в уличных драках еще в молодости, и часто с похвалой рассказывал о своих подвигах. Сейчас он как раз отправлялся к той самой канаве, которая по состоянию своему скорее была свалкой, чтобы подыскать утварь и одежду. Копаясь в отстойнике палкой среди мусора, который ранее служил людям, услышал тихий стон. Прислушиваясь, он смотрел по сторонам, надеясь найти то место, откуда исходил слабый голос. Спустя несколько минут, он с осторожностью и некоторым страхом разгребая кучи гнилого тряпья, наткнулся на ребенка. Он долго разглядывал его, на вид мальчику было не больше шести лет, он был худой, грязный и сильно побитый, это было заметно даже со спины.
- Живой малец, - сказал он и перевернул ребенка, - Ах ты, - отшатнулся он назад от неожиданности, увидев обезображенное лицо ребенка, - Досталось же тебе, что же делать с тобой? Да кто ж тебя так? – причитал он, - Ничего сопливый, я знаю куда тебя пристроить. Выходят тебя, вылечат, еще бегать будешь. Он приподнял ребенка и закинул себе на спину, тот только застонал и тут же умолк. Шествуя со своей ношей по городской площади, он продвигался к храму Святого Великомученика и Целителя Пантелеймона. Знакомые дяди Вани, то и дело окрикивали его, любопытствуя, кого это он подобрал. Спустя час он благополучно дошел до прихода, рьяно перекрестился и вошел внутрь. В обители было пусто и тихо, он положил мальчика на дощатый пол и пошел на поиски настоятеля. На встречу ему вышел отец Серафим опираясь на посох. Склонив голову дядя Ваня получил благословение.
- Что же ты на службу сегодня не пришел? – с легким укором спросил священник.
- Прости отче, не один я. Мальца вам принес, совсем он плох, помрет небось.
- На все воля Божья, где ты его оставил?
- Там, у входа, - ответил Дядя Ваня и пошел вперед.
Отец Серафим достиг уже седьмого десятка лет, но, не смотря на свою старость и сухость тела, обладал ясным и рассудительным умом. Движения его были лишены мирской суеты, умеренность во всем и глубокая вера в Господа, помогли ему дожить до преклонных лет и наставлять на путь истинный заблудшие души. Длинная седая борода, церковное облачение и проницательный ясный взгляд почти черных глаз навевали благоговейный страх перед этим служителем слова Божия. Это был добрый и отзывчивый человек, но строгий и требовательный. Священник склонился над ребенком, его седая борода задрожала. Он с нежностью погладил мальчика по голове. Взял на руки и отнес в свою келью, затем дал Дяде Ване денег и отправил в сиротский приют за сиделкой. Через двадцать минут та пришла, захватив с собой лекарства и бинты. Сначала она омыла его раны, затем перевязала. Мальчик все время стонал, не открывая глаз, без боли и сострадания нельзя было на него смотреть. Несколько дней он пил только бульон и отвары, всякую другую пищу его организм отвергал. Спустя несколько дней он пришел в себя, в глазах его было глубокое безразличие ко всему, что творилось вокруг. Сиделка с заботой и нежностью продолжала ухаживать за ним. Состояние его день ото дня становилось лучше, и скоро он стал потихоньку приходить в себя. По вечерам он оставался на попечение отца Серафима. По началу, Гавриил даже не разговаривал, только молча смотрел на старца и слушал его. Со временем он привык к отцу Серафиму и его рассказам о жизни Иисуса Христа. Это был первый человек в его жизни, который отнесся к нему с теплотой и нежностью. Когда Гавриил смог ходить, он однажды услышал разговор отца Серафима и сиделки:
- Скоро мальчик окончательно поправится, - сказал священник, - надо бы его определить в сиротский дом.
- Что вы батюшка, в нашем приюте едва ли найдется место, ведь столько брошенных! У нас почти по два человека на место.
- Прискорбно, - с грустной задумчивостью ответил отец, -  Надобно его пристроить куда поближе, чтобы я смог справляться о нем. Тяжело ему будет, присмотр за ним нужен.
После этих слов у Гавриила все похолодело внутри. За тот короткий срок, который он провел рядом с отцом Серафимом, успел к нему привязаться. Его пугала жизнь за стенами этого дома. Он с ужасом вспоминал свою прошлую жизнь: пинки, побои, тычки. Его едой была вода, сырые овощи, иногда хлеб. Впервые попробовав молоко, он удивился этому чудесному напитку. Гавриил задрожал и закрыл глаза, в его мыслях возник образ отца Серафима. Он не верил и прочь гнал от себя мысль, что его отдадут в сиротский дом. Он тихо зашел в келью и лег на полати. По его щекам струились слезы, но он не замечал этого. В душе этого маленького несчастного существа шла борьба, он знал, если его отдадут над ним снова будут издеваться и бить его, он решил убежать и жить как отшельник, но сначала он решил попросить отца Серафима оставить его. С этими тяжелыми думами он забылся сном, так он проспал несколько часов к ряду. Когда он открыл глаза, в комнате царил полумрак. Огарок свечи освещал комнату, присмотревшись он различил фигуру отца Серафима, он творил молитву перед сном. Гавриил тихо присел на кровати и тоже начал молиться. Слезы то и дело накатывали на глаза, но он боялся произнести хоть один звук, чтобы не потревожить отца Серафима во время молитвы. Наконец он закончил, Гавриил сидел как маленькое изваяние поджав под себя ноги и с мольбой смотрел на священника. Обернувшись он увидел ребенка, взгляды их встретились. Нечеловеческие муки отразились на лице мальчика, мольбу и страх он прочел в его глазах. «Оставьте меня» хотел попросить Гавриил, но слезы не давали ему вымолвить ни слова. Они так и стояли некоторое время, глядя друг на друга. Потом Гавриил сполз с полатей и припал к ногам священника. Отец Серафим хотел было утешить его и поднять, но ребенок вцепился в него настолько крепко, что оторвать его от себя у него просто не хватило сил. На мгновенье он попал в замешательство, что могло заставить Гавриила вести себя подобным образом, но он тут же вспомнил свой недавний разговор с сиделкой, и для него стало все ясно. Мальчик скулил и заливался слезами, хватая священника то за подрясник, то за ноги.
- Не отдавайте меня батюшка Серафим, не отдавайте меня! Я убегу, я умру. Спасите меня!
- Полно тебе, полно! Утешься мальчик мой и живи здесь, покуда я жив буду.
Сказанное не сразу дошло до сознания Гавриила, прошло несколько минут, прежде чем он внял словам старца. Выбившись из сил, он отнял свои руки и обессилев, тут же упал.

***

Шло время, Гавриил жил вместе с отцом Серафимом. Душевный покой, постоянный стол, любовь и забота священника благотворно влияли на мальчика. Со временем Гавриил окреп и поправился, выучился грамоте и думать забыл о своих несчастьях. Отец Серафим смотрел на своего воспитанника и радовался. Мальчик рос отзывчивым и добрым, помогал по хозяйству и церковным нуждам, а в часы отдыха был отрадой старику. Долгие часы перед сном они проводили в беседах. Гавриил смирился со своей внешностью и уже не страдал так как раньше, когда прохожие на него показывали пальцем, смеялись или отворачивались. Священник научил его любви, смирению и вере в Всевышнего. Когда Гавриилу исполнилось одиннадцать лет, он пошел в подмастерье к плотнику, осваивать это ремесло. Со временем оказалось, что он способен к любой работе. Он шил сапоги и латал обувь, строил мебель для прихода, работал на гончарном круге. Любая работа давалась ему легко и с удовольствием. Гавриил работал и отдавал деньги отцу Серафиму, оставляя себе только на сладости. Свободное время он проводил во дворе, играя с кошками и собаками.  Чувствуя его доброту, те тянулись к нему. Особенно он любил дворнягу, рыжего молодого пса по кличке Шустрый, они без устали гонялись друг за другом. Других друзей у Гавриила не было. Прихожане знали его, знали какой он добрый и отзывчивый, часто обращались к нему с той или иной просьбой, но никто не имел желания стать его другом. Впрочем, от этого он не сильно страдал. Его мир составляли отец Серафим, Шустрый, книги и работа. Жизнь шла своим чередом, и казалось, ни что не могло нарушить ее привычный ход.
Но однажды зимой отец Серафим сильно заболел, жизнь его потихоньку оставляла. Он уже знал, что умрет и старался подготовить к этому своего воспитанника, зная, как ему тяжело будет остаться одному. Гавриил проводил дни напролет у постели больного, всеми силами стараясь облегчить страдания старика. Но скорее поддержка нужна была Гавриилу. Он впервые стал задумываться о своей будущей жизни, впереди его ждало неизвестное. Отец Серафим, в свою очередь был готов к переменам, которые его ждали и принимал все происходящее покорно и с благодарностью.
- Послушай меня, - однажды сказал он, обращаясь к Гавриилу, - скоро я умру и перейду в мир иной, но пусть тебя это не печалит. За себя я не тревожусь, каждому уготовано за деяния его. Скоро наступит время, и ты останешься один. Я не знаю какой путь ты изберешь, но помни о истинах, которым я тебя учил. Живи согласно заповедям, ходи в храм Божий и почитай ближних своих. Ты подарил мне радость в жизни, ты заменил мне сына. Как мог я тебе помогал, прости, если, когда обидел. Мне уже ни что не надобно в этой жизни, но обещай мне жить разумно, не предаваться порокам и не бездельничать, - строго произнес священник.
- Как велите, отец мой, - твердым голосам ответил Гавриил.
- В ногах, под одеялом лежит мешочек, достань его.
Гавриил достал небольшой холщовый мешочек и передал его священнику.
- Возьми, это деньги, которые ты мне отдавал. Я их откладывал, в надежде, что они тебе когда-нибудь пригодятся. Потрать их с пользой, - сказал отец Серафим, - Давай попрощаемся, конец мой близок.
Отец Серафим протянул свою руку Гавриилу, и они начали молиться. Когда молодой человек закончил и поднял глаза на отца Серафима, тот лежал тихо, не шевелясь, на его бездыханных устах сияла улыбка, а чистый ясный взгляд был спокоен. Таким его и запомнил Гавриил.