Жестокие чудеса Соляриса

ЖЕСТОКИЕ ЧУДЕСА СОЛЯРИСА
(продолжение)

  «Каких свершений, издевательств, каких мук я ещё ожидал? Не знаю. Но я твёрдо верил, что не прошло время жестоких чудес». Так завершается роман Лема «Солярис». Мне кажется, в слова эти впущено много не только от героя романа, Криса Кельвина, но и от самого автора, которые предвидит человечеству в космосе «время жестоких чудес». Ведь об этом же, собственно, и «Непобедимый», и «Фиаско», и «Возвращение со звёзд», и «Эдем». Оскюморон тут как нельзя кстати: «жестокие чудеса». Мы теперь и на ближайшее-то к нам соседство в Солнечной системе смотрим как на череду «жестоких чудес»: везде страшно, смертельно для человека, чаще всего несовместимо с нашей природой. Что уж и говорить о далёком космосе!
  Жестокий плен есть и в свойстве романов польского фантаста, когда он не даёт нам никакого шанса на разгадку тайны. Потому… что он честен перед собой и нами: он сам не знает отгадки. Как не может её нащупать и открывшаяся человечеству иная форма жизни – такая, как его «жидкий, слепой колосс»:
  «В зарождении, росте и развитии этого живого образования, в каждом его отдельном движении и во всех вместе проявлялась какая-то осторожная, но не пугливая наивность. Оно страстно, порывисто старалось познать, постичь новую, неожиданно встретившуюся форму и на полдороге вынуждено было отступить, когда появилась необходимость нарушить границы, установленные таинственным законом».
  Фатальная взаимность…
  Жестокие несообразности, над которыми ломал голову и сам фантаст, всё больше волшебно запутываясь сам и запутывая нас. А это далеко не самый жестокий его роман. В его концовке чудится всё-таки магическая запутанность Кельвина в «исполинской реальности» монстра. Сладость даже, расслабленность какая-то. Соединённость в непознанности, в инстинктивных попытках понять друг друга.
  Смирение перед возможной невозможностью.
  В романе «Фиаско» человечество уничтожает не открывшуюся и не понятую им цивилизацию, а в «Непобедимом» она, жуткая, бессмысленная, изгоняет нас из своего вечного мёртвого покоя, смертельного для человека.
  Но какое же самое «жестокое чудо» романа «Солярис»?
  Это не сотни погибших в пучинах мозга-океана исследователей, это не сам тупик, в который попала вся соляристика, – это очеловечивание Хари. В это стремительное перерождение из пустоты в человека нужно вживаться. И тогда оно потрясает, как первое осознание своей смертности. Воскресение, дубликаты страшны для людей. Еще более чудовищным предстаёт фантастическое вынимание из небытия для самих воскресших: - лучше выпить жидкий кислород, лучше подвергнуть себя аннигиляции, чем жить нелепой и жестокой подменой, подброшенной «ущербным богом» игрушкой к ногам любящего тебя человека. Или – ненавидящего?! (Мы ничего почти не знаем о «подарках» Снаута и Сарториуса).
  Вот вы и восстали из пены океана Солярис и пошли среди живых, пугая их «жестоким чудом» воскресения. И вдруг – поняли всем собой иллюзорность, фальшивость, беспощадную поддельность его. Это пострашнее жидкого кислорода.
(продолжение следует)