Без чувств поэзия мертва!..

Беглые заметки о лирике Михаила Василевского
   
Два последних, точнее, самых «свежих», сборника его стихов – «Клянусь» (2004) и «Каюсь» (2005)* попали ко мне практически одновременно, и я, что вполне естественно, подумал: А этот нарочитый вызов-то зачем? Клянусь… Каюсь… Лирика – такой непослушный инструмент, что любую неискренность чувств мгновенно реагентом слов высвечивает. Откроет книгу читатель и, будьте уверены, сам прекрасно разберется, каким идолам стихотворец клянется, в каких прегрешениях добровольно кается… «Каюсь», «Клянусь»…
И с другой стороны подойти: название сродни зеркалу, увлечет ли читателя книга сплошных клятв и раскаяний?
Честное слово, подумал, теперь автору ничего не остается, как свою новую книгу назвать также аскетично, напористо: «Верую», «Присягаю», или обреченно, устало: «Уповаю», «Молюсь»… надо же каким-то образом «закольцевать» некий период в своем творчестве традиционной русской троицей, как принято в литературе? Вот и получится лирический триптих, трилистник…
Так или примерно так рассуждал я, пролистывая новую рукопись поэта, которая мне попала в руки. Листал – и открывал поэта как бы заново, забыв о двух книгах с

*Михаил Василевский. Клянусь. М., «Век книги», 2004; 130 с.
Михаил Василевский, Каюсь. М., «Весь Сергиев Посад», 2005;  384 с.
неловкими названиями, поскольку новое-то было еще более вызывающим, если хотите, даже дерзким, эпатажным: «Ей-Богу!». Это ей-то, земной и грешной, веселой и грустной, утомленной и озабоченной, раздраженной и гневной, усталой и неприступной, исступленно ласкающей, растворяющейся в ласке, и отвергающей греховную близость.… Читал, перечитывал и, уже зная кое-что о судьбе поэта и его драме, а что-то открыв между строк, в подтексте, уже без тени сомнения думал: а ведь он, Михаил Василевский, прав, шут его возьми. Прав!
Что такое для человека прямодушного, искреннего, горячего, не умеющего ни лгать, ни ловчить, ни напускать на свои чувства ни розового флера самовлюбленности, нарцисцизма, ни холодного, мертвящего тумана словес, безразличия – любить? Да это значит раствориться в любимом существе до конца, до последней кровиночки! Что значит для такого поэта – любимая? Божество и есть!
А если это Божество еще и посох для незрячего, чтец, открывающий все богатства Слова, растворенные в мировой литературе, компас в бушующем океане словесных стихий, шумных, оглушающих прибоев и тихих, убаюкивающих заводей? Да сама Вселенная! Сама Евтерпа!
Михаил Василевский – совершенно особая статья. Лишенный зрения он наделен зрением нравственным, чувственным, философски земным и разносторонним.
И так, и этак подходит он к изображению зависимости отношений в любви, в семье, в воспитании потомства от взаимной доброты и чуткости, не уставая убеждать (не в лоб, конечно, и не схожими приемами и образами, а всякий раз остроумно и свежо!) в том, что зло, неприязнь, зависть, подлость всегда бумерангом возвращаются к тому, кто их породил или «пригрел» в душе.

Когда твердят, что в жарком споре,
В крутом, горячем разговоре
Родится истина – не факт –
Скорей появится … инфаркт.

Был бы в сборнике «Клянусь» венок сонетов «Ей-Богу!». Но среди других венков, выделяющихся некой эпатажностью («ПроРок»), нарочитой сатирической окраской изображения истории развития человечества – своеобразным сценарием мультфильма на тему – от дубины питекантропа к ядерной бомбе современного человеконенавистника («Эволюция») и календарной, лубочной смены времен года («Месяцеслов») – он как бы затерялся, сник. В этой же книге он – как ствол столетнего дуба, могуч и необорим. Ему не страшен ни проливной дождь, ни шквальный ветер, ни молочный, вязкий туман. Разве что дикий смерч сорвется с каких-нибудь дальних гор?

Мне жизни без тебя не надо, -

вот главная мелодия этого венка. И хоть любимая постоянна в своем непостоянстве, хоть недоверьем и сомненьем она способна довести любимого до кипения, - все пустяки, когда она, любимая, рядом.

С тобою, слабой, я – могуч! –

это не апофеоз, это высшее признание любви, когда обожествляются ниспосланные двоим мгновения растворенности в любви.
Если пристальнее всматриваться в проблематику стихов поэта, то можно заметить, что общегражданский пафос и ироникосатирический темперамент, проявившиеся еще в сборниках «Отражение» (2002) и «Срез» (2003), решительно уступают место любовной и философской лирике. Шутливо-беспечные нотки, эпикурейские мотивы отходят на дальние горизонты, а на первый план выступают раздумья о жизни. И однако никаких упаднических сентенций о бренности мира, о тщете надежд и бескрылости желаний. Ведь не видит же человек, не видит!
Но – напротив, все полнокровие жизни, неукротимая жажда творчества. Его эпатажно названный венок сонетов «Пророк». Поскольку речь в нем о художнике, поэте, оголяющем душу, чтобы острее чувствовать людские беды.
С точки зрения технической, венок этот не без греха. Но сие вовсе не кажется мне непростительным упущением, ведь те тысячи строк лирики, которые создал поэт, он держит в памяти. Именно поэтому, думаю, Михаил Василевский и предпочитает венки сонетов, технически как раз самую трудную форму: жесткий сюжетный каркас, композиционный вынос строки магистрала в каждый новый сонет венка помогает надежнее хранить остальное в памяти.
От держит в памяти свое, а мне всякий раз, перечитывая его объемные опусы, хочется вернуться к коротким и гулким, ярким, громким, как выстрелы смеха, иронии, сатиры, его четверостишиям, что рассыпаны по книге жемчужинами на песке.
Ну разве не прелестна сатирическая миниатюра, которая так много говорит о наших внутренних литературных распрях, не слишком понятных и убедительных для читателя и так много говорящих человеку пишущему, знающему литературные нравы, литературную кухню.

Всегда быть в роли междометья,
Парить, как мячик в пустоте:
С фамилией – пинают эти,
А с внешностью пинают те.

                («Судьба»)

А эта, которую можно смело пришпиливать к внутреннему карману пиджака каждого новоявленного литератора, вступающего на поэтическую стезю сегодня:

Это очень тяжелое бремя –
Пробиваясь сквозь лживую гать,
В наше трудное, хищное время
Удержаться, чтоб тоже не лгать.

(«Бремя»)

Так что я от всей души желаю успеха новой книге Михаила Василевского!

Леонид Ханбеков,
критик, вице-президент Академии
российской словесности