Жёлтая лампочка или как Пётр стал видимым

Пётр сидит в своей машине и греет её. Горит жёлтая лампочка, надо заправиться. Примерно 30 километров можно ещё проехать с этой лампочкой. Она горит давно, но всё как то не по пути.
Парковка перед горнолыжным парком «Волен» полна, но не забита.
Сегодня,  минус 17.
Четырёхсот метровый склон который  заливала смена Петра в прошлое дежурство с помощью специальной дырчатой трубы и гидранта с пожарными рукавами промёрз сантиметров на 40 в глубину. Спортсмены  счастливы, теперь у них есть ледяной склон, что бы готовиться к соревнованиям по взрослому.
Ледник высотой до трёх километров, который пришел сюда может быть миллион лет назад и притащил перед собою как ратрак эти полугоры из глины и камня, а потом растаял 12 000 лет назад не дойдя до места, где теперь стоит столица 1\8 территории земли всего 70 км. 
Теперь здесь горнолыжный парк, болтаются бугеля, звучит музыка и со скрипом проносятся лыжники и сноубордисты.
Всё меняется даже, то, что кажется незыблемым. Это вопрос времени. По руслу реки Яхромы, текла когда то Волга и то в другую сторону.
В машине приятно пахло берёзой. Петр натаскал попиленные ещё осенью обрезки деревцев от которых расчищали нулевой склон. Домой для буржуйки.
Теперь снежные пушки завалили нулевой на полметра в высоту. А вчера ратрак, равнявший склон, порвал себе один из шлангов и покрасил белоснежный кусок нулевого полосой красной технической жидкости. Сверху было похоже на окровавленный бинт. 
Белый снег, красная кровь.
Пётр грел машину и думал о Навальном, о свободе: «Навальный герой, конечно, но только пока не дорвался до власти. Как Ельцин. А если станет президентом, то будет хуже Путина. Этот просто ворует, а тот ещё и развалит.
Дворец - больше 110 миллионов просмотров в ютубе. Ни один порносайт столько никогда не соберёт. И какая разница чей дворец? Зачем они вообще нужны - дворцы?
Неужели они не понимают, что это делает их уязвимыми и смешными?
Это же порнография.
Кто то говорил, что порнография, есть полная прозрачность. Это значит отсутствие недосказанности, неизведанного, отсутствие места для воображения и развития. Порнография есть однозначность и предел. Беспредел предела. За ней уже ничего.
Противно, когда тебе  наваливают полную тарелку борща с горкой так, что опустив неё ложку ты рискуешь пролить на скатерть. Да ещё, когда он такой горячий, что рот обжигает - их борщ. Или чаю, когда наливают по верхний ободок. Типа из щедрости. Вот это и есть порнография, любимая плебеями полнота.
Жизнь как полная чаша. Всё достигнуто, все чувства выключены за ненадобностью. Когда у тебя всё есть с тобою больше уже ничего не происходит, кроме смерти. А жизнь, это чувствовать.
Я хочу чувствовать. Лучше недолить, чем перелить, лучше недоесть чем пережрать. Лучше недоговорить...   
Порнография доводя возбуждение до вершины обнуляет его. Убивает чувства, лишает человека свободы. 
Свобода значит, наблюдать, оставаясь невидимым.
Как только ты становишься видимым для внешнего контролёра – ты теряешь свободу. Органы власти возбуждаются, наполняются кровью и приходят в движение в отношении тех, кто сам пытается наблюдать за ними, трогать их.
Власть и так перенапряжена контролем, перевозбуждена необходимостью удержания своей вертикали, а тут ещё и критика.
Как  возбуждается заключенный увидевший в окно женщину и бежит на парашу слить напряжение. Так и власть...   
Один перепостил шутку – получил штраф в две минимальных зарплаты. Другой вышел на акцию протеста и сел на 25 суток за то, что просто шел по улице. Особо заметные могут поплатиться свободой надолго или вообще жизнью. 
Контроль переживает «семяизвержение» от малейшего «прикосновения». Так полнота  становиться истощением.
Пока ты не видим, ты можешь творить и болтать, что хочешь.  Пока ты не видим, ты в относительной безопасности и ты свободен.
Как только стал видимым – превратился в объект, "дрочки". Власти нужен такой объект, ей нужна порнография, для имитации смыслов. По этому если объектов долго нет она их назначает из тех кто наиболее заметен.
Жесткий контроль производит порнографию.
Только герой способен сознательно быть видимым. Только он может выдержать эту тяжелую вертикаль на которую  его  пытается как на шампур насадить холодная машина государства, поджарить на древесном угольке и сожрать с водочкой.
Герой человек не свободный. Он не свободен от своей миссии, стать победителем или сгинуть в борьбе за право быть тем, кем он не быть не может.
И вообще, свободы  вообще - нет.  У каждого есть несвобода от одного и свобода от другого. Свободой мы называем, ту несвободу с которой нам более менее по пути, которая выносима или полезна».

Так Пётр сидел и думал под приятный рокоток автомобильной печки.
Потом очнулся и поехал. Дома, выкинув из машины берёзовые палки, воткнул телефон в розетку и  обнаружил, что забыл на работе компьютер:  «Ладно поеду назад, заодно ещё палок закину».
Петя любил свою работу - оператора службы снегообразования, любил холод, от него бодрит. Жара делала его тёплой лужей, а холод мотивировал. Особенно ночью, когда было так свободно и романтично - синее небо, хрустящая белая вата под ногами огни на склонах и гул пушек – огромных фенов, превращающих  речную воду в снег. И никого вокруг, только ветер.
На обратной из парка дороге, петляя по проулкам верхней Яхромы. Прямо на самом крутом склоне. Прямо посередине узкого проезда (не объехать) машина заглохла.  Бензин.
Кончился.
Петя громко вслух выругался и поставил машину на ручник. Сверху уже приближаются светящиеся фары. Сзади длинный крутой спуск. «Что делать, катиться назад ?  А смысл? Может бензина попросить? У кого, кто даст?
Надо позвонить, что б ребята подвезли канистру с остатками топлива из гаража, это 10 минут. Постою пока здесь, типа сломался. Где телефон? Я же его  дома поставил на зарядку. Без бензина, без телефона, посреди улицы. Дебил».
Первой подъехала женщина на белой машине, она без проблем дала позвонить, но Петя обнаружил неприятный факт - ни одного телефона, даже жены своей он не помнит на память. «Простите» - сказал он женщине.
Женщина развернулась и уехала. «Надо было такси вызвать» - подумал Петя. Чувство вины и беспомощности попыталось охватить его душу и разум, но он взял себя в руки.
Следующей жертвой  желтой кнопки стал молодой мажорчик на  джипе. Петя хотел к нему подойти, но тот стал пятится всеми своими  тремя литрами и при этом жать на сигнал выражая  неудовольствие. Так визжа он развернулся и свалил. Это привело Петра в нормальное агрессивно – спокойное состояние. «Поколение залоговой приватизации, дети Чубайса,  пидарьё, с ними мы ни одной войны не выиграем».  Выручил случайный таксист ехавший  с низу. Поехали за канистрой. Таксист  выдвинул предположение, что бензин там есть, но поскольку его мало и дорога крутая то он отхлынул от отверстия топливопровода.
В гараже Пётр обнаружил ещё один неприятный факт канистра почти пуста. На дне поплёскивал примерно литр.  «Хватит до заправки или нет?  Ну,  хотя бы припарковаться где ни будь».
Когда Пётр с таксистом вернулись у машины уже светили фонариками и катафотами два гаишника.  Отдавая таксисту 400 рублей Пётр думал - «Вот и мои первые гаишники, ну гулять так гулять».
- Вот хозяин, у него бензин кончился!  – крикнул таксист и уехал. А Пётр вышел  на встречу судьбе.
- Вы хозяин! -  рявкнул высокий полицейский.
- Да. Бензин кончился у меня. Ездил за канистрой.
- Документы!
Петя долго выковыривал из карманов синей рабочей куртки с надписью «Волен» на спине свои права.
- Из за таких как вы Пётр Алексеевич Кропоткин люди погибают. А вдруг скорая!? Что нельзя было на задней спуститься и где ни будь прижаться?
- Виноват, не сообразил сразу, глупо поступил.
- Я уже эвакуатор вызвал. Штраф 2000 рублей.
Пётр стоял молча не находя, что ответить. Оправдываться глупо, да и зачем, гаишник прав. Надо было задом покатиться по склону и прижаться, где ни будь и никому бы он не помешал и никто бы его не заметил.
- В Москве прописаны?
- Да – зачем-то соврал Пётр.
- А живёте где?
- Здесь в Яхроме.
- Давайте заправляйте быстрее.
Петя достал из салона пластиковую бутылку с замёрзшими остатками минералки, из кармана штанов вынул ножичек. Хоть ножичек то не подвёл – на месте. Отрезал бутылке дно, вытряхнул лёд.  И с ужасом вспомнил, что он не знает точно, где в этой машине открывается крышка бака.
Это же не его машина, она по доверенности и он её ещё ни разу её не заправлял сам.  Он вообще только неделю назад получил права и сел за руль легковухи.
Пётр всю жизнь избегал водительства именно по причине того, что ему придётся соблюдать дебильные правила, встречаться с гаишниками, а ещё не дай бог кого ни будь стукнуть или сбить или вот так вот по среди дороги заглохнуть.
Но главной причиной его отказа от руля был детский конфликт с отцом. Отец, обзаведясь новеньким, выстраданным всей семьёй «Москвичом» не подпускал к нему пацана. А потом папаша по пути на похороны попал в аварию и чуть сам не погиб вместе с дедом и бабкой. Особенно пострадала бабушка. Хорошо, что Петя отказался тогда ехать. И с тех пор он стал не любить то, что любит большинство мужчин – власть и автомобили.
Всю жизнь его возил кто то другой, и вот только сейчас….
Думая о кнопке бака. Пётр начал тянуть время, он потянулся через салон закрыть правую переднюю дверь и чуть не разбил стекло потому, что одна из палок, которую он бросил в салон вылезла слегка вперёд наружу.
- Стекло разобьёшь. Тут палка торчит – сказал второй гаишник.
- Да что же мне так сегодня не везёт! – простонал Пётр вслух и  полез туда, где должна была быть кнопка. Там было две с непонятными иероглифами. Дёрнул ту, что больше была похожа на правильную. И тут ему повезло в первый раз. Крышка бака открылась. Второй гаишник придерживал бутылку, а Пётр бережно лил остатки бензина из канистры. Буль-буль-буль. Ну всё - сел за руль.
- Сразу не заводи, пару раз ключ туда - сюда проверни, что бы система наполнилась.
Провернул, завёл. Снова вспыхнула желтая лампочка. И тут  высокий гаишник протянул  ему права.
- Забирайте.
- А штраф?
- В следующий раз накажем. - сурово скучив брови произнёс высокий. Гаишники дали задний вверх и свернули в проулок.
- Спасибо! - крикнул им Пётр. Неспеша катясь между сугробами Ольговской улицы , по самой вершине горы созданной когда то  могучим ледником он  думал - "Если полнота это смерть, то, что же такое пустота?"

Так Пётр стал видимым.