Кали-юга, или приз - Россия, часть 6

56. Москва. Столица нашей Родины.   

       







  В шароварах в полосочку, в шутовском колпаке с бубенчиками, обутый в черные  блестящие галоши, как дуданул  Горбатый в дурацкую чужую дадудуду с дырочками, так и вынесли вонючие крысы из магазинов все продукты, в клочья разорвала эта дудилка  советским гражданам  уши, полопались от этих звуков в них барабанные перепонки, а тут еще рухнул в  социалистический разум железный занавес вместе с берлинской стеной, и в образовавшиеся дыры понеслись холодные пыльные прозападные уркаганские ветры.


                ***



   В  полночь на Красной площади напрямки собора Василия Блаженного хмуро стояли олигархи, перепачканные кто в нефти, кто в угле, кто в никеле, кто в аллюминии, кто вообще одетый в родину... Переминались с ноги на ногу. А мимо них шагал, немного пошатываясь,  ЕБН со своей    охраной и внимательно заглядывал в их поникшие олигархические физиономии, отдавая приказы на лету, как и положенно главному олигарху своего времени на этой части неземного света. «На что положено — наложено! - думал, правда, Коржаков.»


- Не делился, гад?! Выщипывать по волоску бородку! Потом — отрастить... Потом опять выщипывать... И так до самой смерти! И чтоб каждый день на работу! - Командовал ЕБН, посипывая слова и нехорошо прищуриваясь. Так, как будто там в волосах еще и гнусь всякая копошилась.

- Не делились?! Всем делать жесткую апликацию на загривке и ниже пояса... всю оставшуюся жизнь! Пока амнистии не будет...  И чтоб каждый день на работу! - Продолжал он, шествуя вдоль рядов и  вглядываясь в их рожи пристально.

- О... Жмоты... Какие жмоты! -  Ругался он. Вдруг как бы  удивился тому, что некоторые жадины до сих пор живы...  И рявкнул мстительно.  - Подвесить за яйца!  Стайкой, стайкой...
 
  Потом шагал дальше.

- Ну а этих на кол! На кол! Понимаешь... осиновый!   -  И их,  рыдающих, уводили.

  А  он  кричал  вдогонку, чтоб эти почти совсем безвиные олигархи слышали:

- Всё ихнее имуществое отдать президенту! Чтоб всё... До последнего центика! На что-то я должен строить новую Россию?!
   

  Посмотрел им вслед, вздохнул...   И затем, усталый, уехал в Барвиху.

               

  «Власть – оправдание любой ошибки! -   Смотревший  на все это действо  из-за края полной желтой луны, Мамона задумался. -  Номер один  здесь всегда только символ илюзии! Я столько уже отвалил, ему страну продать надо, а он всё тянет и тянет!   Ну что поделать, если нет в людях никакого совершенства? Но интересный факт: на этой планете  невозможно  украсть - можно только переместить. Неужели они этого не понимают?»


  Наконец,   за кремлевским забором заголосили петухи, а еще спустя пару часов мой поезд прибыл на «Рижский». Я вышел на перрон. У меня сейчас   две покоцанные родины, обе  практически мачехи, но люди  в них по-прежнему ко мне благосклонны.

  Гостиничка теперь тут же была, на «Рижском», небольшая и удобная.



                ***


- Нет такого дела, которое бы ты не выйграл! - явившись   в полдень ко мне в номерок, оценивающе глядел на меня  Савва.   

  Недавно я зарегистрировал ему за сто безналоговых СП и десяток СИА для  внутреннего латвийского пользования. А сейчас  он требовал от меня совсем невозможного: вернуть деньги за построенный по темному и по темному же проданный, но, увы, проданный не им, а его бывшим компаньоном, и теперь уже несколько раз перепроданный целый микрорайон Шмургели с инфраструктурой.

- Ты  шутишь?! - Воскликнул я.  Доселе я и правда выйграл   все его  бесбашенные иски помельче, и готовился стать его личным протеже в Кремлевских палатах, куда он был - по его словам - запросто вхож.

- Нет. Не шучу! - Ответил он.- Я узнавал.

  Эта моя выйгрышность -  притча во языцах и предмет острой зависти, прорываемой иногда в нескрываемую ненависть коллег и, как следствие, бессчетные, но безрезультатные проверки компетентных органов. «После работы по долгам российским госструктурам, его возненавидели даже те, кто о нем не знал! - Рассказывал впоследствии Мао.»

  Савва бережно положил на стол несколько толстых пачек с зеленью. Для  начала 90-х это было серьезно.

- Куда же вкладывать большие деньги? Только туда, где ты всем по-фиг — в хорошем смысле слова: в родину красных стрелков! - Весело пошутил он. - Пошли!!!

  И мы двинулись. Как же я не люблю обманывать чьих-то ожиданий...  Кто бы знал!

                ***

  Шумела, спешила дорога, а за ней - рынок. Пять человек вышли из него и зашли  с нами в метро на станции «Рижская». Не мигнув, вдруг прилюдно  растворились, потом так же из воздуха  неожиданно нарисовались через минут пятнадцать в вагончике и,  как ни в чем не бывало, оказались с нами в переходе на  «Лубянке».

- Началось... — сказал Савва .  Я  не подал виду, чтоб от местных не отличаться.

  И вскоре рядом с нами были ЧК и Детский мир, а только что перед нами в гостинице на «Рижском»  стояла бутылка водки, и лежала  пара бутербродов с осетриной.

  Но тут, в  имперском сталинском ампире, куда мы зашли по кивку Савиной головы, Савва шустро продвигался вперед, я едва поспевал за ним вверх по коридорам и лестницам, пока, наконец, мы не попали в нескончаемую залу (если так можно назвать почти бесконечное пространство) где важно разгуливали павлины, летали попугаи, а столы ломились от яств.  Я обалдел, а Савва даже не вздрогнул.

- Загоним мир в такую жопу, что окопы будут казаться им счастьем! - Прогремел чей-то тост. Его дружно подхватили. - Да здравствует Золотой Милион!

  Я же всё не мог очухаться, а тут — такое!

- У меня здесь брат работает. - Шепотом пояснил Савва. Помолчал.

-  А о некоторых вещах вообще лучше не помнить, если ты не дурак.

   Нас провели за стол, и мы уселись.

   Какой-то чернявый человечек меж тем, наклонившись ко мне говорил, словно экскурсовод, перечисляя.  Из диковинок для меня - может быть, тут каждый день так  кушают - присутствовали: засахаренные в тросниковом сахаре разно лепестки  в корице, кардамоне и ванили: омела, фиалки, ромашки, одуванчики, мак, жасмин, розы… Сыры, приготовленные из козьего, овечьего, лошадиного, женского и птичьего молока. Красные рыбьи яйца, в тончайшей просвечивающейся наивоздушнейшей золотой фольге каждое. Черные икринки в такой же  серебрянной. Белый чай с бычей кровью. Черный с кокаином. Красный с опием. Для гурманов аяуяска с бразильским кофе. Чистый аравийский. Земляника в застывшем белом мускате. Черника в застывшем красном. Малина в розовом... Вообщем же, напитков и блюд  было не перечесть.

  Над столами, сервированными на тысячи персон, порхали огромные тропические бабочки. По бархатным белым скатертям ползали черные мохнатые пауки типа птицеедов. А в вышине, во всё  необозримое подпотолочное пространство на широко натянутой сетке, трахались  нагие мужчины и женщины всех  расцветок кожи. Когда их сперма падала вниз, раздавался смех и хлопание в ладоши.

- Хочу-хочу! - Пропищала какая-то женщина. И тут же вознеслась  под потолок, и раскинула ноги на сетке.

  В их дырки  скользили змеи и, извиваясь, выползали обратно. Не падая, петляли по сетке, пока опять не исчезали, как в норах, в лоно и анусах.

- Все женщины приглашаютcя закрыть пустоту! - Возвали из зала.


  Вокруг же мешались запахи восточных прянностей, лимона и утренний  свежескошенной июньской травы. Густо духанило мускусом, и сверху доносились нескончаемые  сладострастные стоны. Соловьи и жаворонки на лету превращались в раков и устриц, аккуратно ложившихся прямо на блюда.


- Кубки, - все говорил чернявый, - сделаны из черепов неандертальцев, охваченных  мифическими серебрянными змеями, обвившими  золотые  ножки на массивных  палладиевых основаниях ввиде двухглавых орлов, зорко взирающих   во все четыре стороны света. Обратите внимание, что змеи тут покоятся на орлах, а не в их лапах, как принято. Тарелки тоже феноменальны! Они плотно склеены из добытых  на охоте и  съеденных нами ребер-ребрушек пещерных людей, отполированных до тонкого перламутрового блеска, а заключены они в широкий золотой обод с богатым растительным и животным орнаментом. Столовые приборы выполнены из аккуратно расщепленных в нужном по звездам направлении  берцовых костей времен палеолита, тоже, кстати, нашей охотничей добычи, покрытых толстыми кольцами чеканного серебра с изображениями диковинных существ, которые тогда в изобилии  водились на этой планете.  Да... Чтобы  потрафить широким вкусам гостей.  возле каждой персоны расположены  обыкновенные золотые и серебрянные приборы с полными фамилиями Хлебникова, Грачева, Морозова, Болина, Фаберже  и других не менее знаменитых во всем мире прославленных российских ювелирных мастеров. Понравившиеся вам изделия, вы можете сразу после данного дивного обеда, забрать себе на долгую память о немыслемо гостеприимном и щедром хозяине.

- А сейчас чувствуйте себя, как дома! -Закончил он.

- Я осмотелся. Пока я слушал, Савва уже доканчивал кулебяку с семгой и выпил четверть   бутылки  «Легенд Кремля».

- Коньяк всё-таки тут подойдет лучше! - Крякнув, сказал он. - Уж наскучила эта водка!

  И я протянул ему  «Праздничный».

- Другое дело! - выпив, улыбнулся он, и зажмурился от удовольствия. - Сразу видно — хоть армяне, но свои, православные!



                ***



  Начинало смеркаться, сумерки за окном сгущались, дожидаясь ночи. Оргии над нами стихли, а сам зал стал вообще бесконечен, как меблированная пустыня. Только люди в ней совсем не были похожи на бедуинов. Засветилось несколько окошек в знаменитом здании напротив. В глубине потолка зажглись Солнце и Луна в натуральную, как бы, величину,  и  тот час замерцали звезды. Пространство сузилось.

  Меня  привлекла огромная картина, внезапно возникшая  на каким-то образом приблизившейся противоположной стене. Написана она была сверхъестественным прям способом и вообще без центра: то есть центр был, но был, как не говорится, везде.  Всё на ней было средоточие завораживающих до боли знакомых-незнакомых проекций, каких-то ликов и контуров, запутанных  в тончайших нитях, осязаемых, как  скань.  И всё — на зло геометрии! Реально - это была математическая точка, но фактически математическая точка ведь не существует... Глядя на нее,  я стал впадать в транс. То что виделось за точкой, было более совершенное, чем само совершенство. Других слов у меня нет. Художник поймал что-то вроде момента самого Бога и багодаря этому все двигалось и находилось в покое одновременно. Описывать это  подобно тому, как описывать одновременно миг и всю полноту мира с его историей, настоящим и будущим. Или свести всю полноту мира к мигу. Всё было создано с такой силой выразительности, что и придумать нельзя. Чтобы видеть это - должно немыслемо повезти, а умудрится изобразить — невыразить никаким словом «счастье-несчастье».

- Все перемешано: добро и зло, как в жизни! - тихо сказал за моим плечом Савушка.       

- ... Иеронима Босха, члена братства Свободного Духа... - Проговорил некто-то рядом. - Здравствуйте, вырождецы! ( На самом деле, говорят, что он сказал «выдвиженцы», но мне послышалось именно так.) Где же наш кляксоголовый Азеф?

- Азефа сегодня не будет! - Отвечали ему, а он уже отмахнулся.

- Истиный реалист должен сотворить свою реальность! -  Провозгласил он, обращаясь   ко мне. -  А иначе зачем появляться на свет? - И полотно, тут же захватил ливневой смерч,  небо разорвали в клочья молнии, плавилась земля, распятая на огне... истекающая кипящей лавой... За всем этим планом, вдалеке, не виделась, а узнавалось современное мироздание с его мегаполисами и заброшенными деревеньками. «Голограмма... - решал я.»  Но сказал:

- Художник сначала времён был жрецом!

- Жрицей... И только задолго до пресловутого "начала времен"!

- Так же мог смотреть на мир только Создатель с момента Сотворения и вплоть до и после наших дней!  - сказал Савушка.

- Создательница!- поправил он и его.

- А что она тебе Открылась? - спросил он меня и, не дожидаясь ответа, продолжил,- Удивительно! Тем более удивительно в это узкое и тупое время, когда все, захомутав интересное, уводят его в деньги или в другую мелкую плоскость! Откат культуры! Причем "откат" во всех смыслах!


  Я на миг отвел взгляд  и.... потом увидел незнакомца  с двумя надоевшими мне озерами на голове; в них, правда, плавали настоящие утки с целыми выводками утят. Через несколько мгновений этот казус исчез, и передо мной стоял как бы простой мужчина без эксцессов.



- Он может быть кем угодно, как угодно и где угодно! - Восторженным шепотом скороговоркой проговорил Савва. -  Он знает историю мира  не понаслышке!  По сравнению с ним Березовский шнорер. Есть - мнение, что он и не из России вовсе.

- Вообще-то я с Того Света! -  Очень серьезно, но со смеющимися глазами, густым заупокойным голосом молвил пришедший. - А вы думали, что  тамплиеры и иже с ними - дурачки?

  Все в зале встали.

- Американец...  С волшебного мира! - пронесся шепоток. - Мамона!   

- Нет, Бафомет из Сохи...

- Лиль с Сибири...

- С Дальнего Востока...

- Душа художника завсегда раскрыта нараспашку! - Меж тем говорил он, смотря, по-прежнему, на меня. - В нее каждый наровит смачно плюнуть, насрать и пернуть! А в ней и так полно  всякого говна и прочей грязи! Очень важно, чтобы художник вовремя дернул  ручку  и   смыл всё чужеродное,  как в унитазе!
      
  Я стушевался.

- Творение — одна из форм Творца! Смывать-то такую бесподобную красотищу жалко... - Вслух подумал я и увидел, что это ему  понравилось и добавил, - Вселенская красота в её зарождении и мировое всё!

- И всё в тоже время - если можно так сказать - дышит хаосом и безумием!

- Раняя работенка моей двоюрной сестрицы!  - продолжил он как бы нехотя, - На ней с натуры  вся молодая Вселенная... Никаких контуров нет, только расплывчатые переходы... Она тонко чувствовала краски... из которых всё и создавалось! Параапара, если тебе это что-то говорит... Пленэр! Всё существует вместе с формой и цветом.... особенно, бесформенное и бесцветное! Место богов же значительно выше. Она тогда еще  вообще не умела  правильно их понимать. Как без понятий нарисуешь то, чего нет? Вот она и создала из огня и лавы нечто святое. Но прежде, чем ты cделаешь что-то, результат уже присутствует!

- А  люди? Когда появились первые люди? - Спросил я эгоистично и, поэтому,
коряво.

  Он обвел долгим печальным взглядом бесконечную залу, как искал их.

- Их до сих пор нет! Нет и в помине!  Слава богам... И я не Диоген, тобы их искать!

  Глаза  его затуманились, наверное, устремились в  прошлое.


- Когда-то я был без ума от неё. -  Поймав мой недоуменный взгляд, он добавил. - И от сестры тоже, хотя ранее она существовала в форме тьмы, не поддающейся описанию и пониманию...    Можно даже сказать, что потом я ее даже  продюсировал. Она-то тогда сама считала, что ничего не существовало до Хаоса. Из-за отсутствия прямого опыта она заблуждалась, досконально не зная ни устройства Хаоса, ни его изначального корня. Вкратце... Чтоб не занимать ваше внимание... Сначала же была только Тьма. И она была от великой Тени. Чьей - умолчим. Но  ее модификацию назвали  Тьмой. Как звать Тьму вы, должно быть, даже не догадываетесь: её зовут София. Слияние Тени, Света и Тьмы - это Хаос. Но он только последующая причина этого мира. Хотя в призрачной действительности упорядоченность  - это реальные ограничения. Поэтому, больше всего на свете и во тьме я люблю Тень! Единственно настоящее, что мне  достается! Тень.. То, в чем нет света, не смогло бы её отбрасывать. Тень эта столь велика, сколь велик Логос, исходящий из Души! Светит же  только этот Вритра, двенадцатиперстная кишка.  Да, и привнесенная, если не повезет, любовь горит, как ничто на этом свете, правда, этажом чуть ниже. Как ничто, выжигают они нутро, превращая его в пепел и тень, и от этого пепла  сама тень становится все тяжелее и череней.  И чем дольше горишь, тем  тяжелей и невозможнее выносить в себе огонь, пепел и тени. Поэтому, главную тень, сгоревшую любовь, с удовольствием отдают  мне. А что с остальным, я не знаю. Теряюсь в догадках.  Но некоторые людишки от этого огня становятся чище и крепче. Их мало. Тени от них не остается.  И они почти никому, кроме меня, неизвестны.

- Только надо навсегда запомнить: источник любого света всегда темен! -  Он выговорил и вздохнул.

- Тень держит человека,- процитировал я. Он с прищуром взглянул на меня:

- Так пусть тот, кого она держит, познает великую силу тьмы!

- А про сестру - грустно... - продолжил он, - У молодых женщин после ста, больше нет оккультной силы. Их тела уже сплошные кладбища.

= Да-а-а...- протянул он, печально размышляя, - Когда-то и она была Божеством, Праматерью... А стала только материей!- И добавил печально,- Тьма действительно любила Свет.

  Он и сам стоял возле своей же тени, а потом: бац!...  и его не стало, а тень осталась.

  "Тень — это прошлое, которое откидывает наше будущее, - только и успел подумать я."




                ***



  За десятком роялей стояли неизвестные в мире музыки личности и наяривали Бетховена своими пятичленными, если можно так выразиться, членами, но через пару минут  сбились, устроили какофонию, и сконфужено удалились. Заместо них возник одинокий  виртуоз в сюртуке на голое тело, немного нагнулся для удобства и безупречно отсолировал Паганини  таким же, как  и у пионистов, членом на скрипке, закончил, низко поклонился и вышел под шквал аплодисментов.

- Чудо природы... Сделать трансвеситом и номенировать на «Грэмми»! - Приказал появившейся Мамона.

  «Пля! Как же это всё неправдоподобно... - Думал я, не веря своим ни глазам, ни ушам.» А он пояснял:

- Я вообще-то за гендерное равноправие, но, честно, бабы могут играть только сиськами на барабане!

- Сегодня же мне не хочется слышать ударные. Напоминают войну...  А  я ведь в душе пацейфист!

- Может, пусть дудят своим органом на флейте? - скромно предложил я. Он улыбнулся.

- Я пробовал: безбожно фальшивят! Если у мужчин плоть  крайняя,  то  у этих – вся. И вся фальшивая!

  Он делано вздохнул.

- Но не будем осуждать их. Они живут в эпоху дряхлеюшего патриархата.

  Ему поднесли, и он выпил.

- Энлиль, можно я попробую... - Предложила девушка неземной красоты — вся прям красотой сияла - и, не дождавшись ответа, вытащила из пустой подмышки концертную арфу.

- Это моя любимая фрейлина! - представил её Бафомет. И  она заиграла  не прикасаясь к струнам.

- Моложе ста? - Пошутил кто-то, а он ответил:

- Вообще еще не родилась!

- Волшебная музыка! - Мечтательно проговорил он.

- Такая мелодия возникает у меня в душе, когда я смотрю на вас, мессир! - Потупив глазки, проговорила она.  И они полетели.

- Вы касаетесь земли только, чтобы от нее оторваться! - Раздался чей-то возглас.

- Я молодею!  Молодею! - Грохотал Мамона. Ещё не родившаяся девушка от любви становилась прозрачней и прозрачней, и было видно, как он  натягивает ей сфинктер по самое горло.



                ***



  А кучка халдеев уже тащила в зал  престарелого и сильно упирающегося человека.

- Ну что ты...  Право, как баран! -  пожурил его Мамона.
               
  Тот встрепенулся.

- Я из будущего!!! - заорал он.

- И что? -  Вопросил  Мамона и  засвидетельствовал.- Все там будем...  Мы же послезавтра все с демократами! Кто будет не с нами, тот завсегда против нас!

  Брыкающегося, принудили сесть, надели на голову ему стол  с хромированным отверстием посередине так, что  торчала только голова. Халдей, в белоснежном фартуке и колпаке шеф-повара, виртуозно  надрезал болгаркой его череп по идеальной окружности, потом ловким движением  дернул за волосы, прям за рыжий чуб, отскочила черепная крышка, и он, довольный свои изяществом, захватил ложкой огромный кусман мозга.

- Кушать подано! - Гостеприимно сказал он, переваливая его в блюдо. - Прошу!


- Маловато будет... -  протянул Мамона, - Хватит только на скудоумное управление убогим и покорным империалистическим лагерем, а так - и  одному божку  не нажраться... Отдайте в качестве гуманитарной помощи...  в бухгалтерию какого-нибудь  госдолга или МММ-ма. Они все-равно скоро накроются... Вместо них введут евро и биткойн, но это произойдет не сразу и тоже не надолго!  Через  два-три  кризиса! Выживут сильнейшие! То есть никто! Записывайте даты и котировки! Диктую, как размножаются деньги...

  И тут же нарисовались вездесущие маклеры и принялись лихорадочно конспектировать.   Я некстати засмотрелся на пышный фонтан, напоминающий скульптурную группу Самсона в Петродворце. Только выкидывающий вместе  с  брызгами что-то круглое и значительно крупнее брызг. Несколько таких кругляшек закатилось мне под ноги. Я  поднял: серебрянные  долларовые монеты времен выбитых краснокожих. А халдей всё пытался безуспешно спросить, как отдавать мозг бедняги, целиком или полностью ?

  Когда я отвернулся от фонтана, Мамона уже перешел к другим вопросам.

- От чего всё-таки вымерли мамонты? Эти невинные миролюбивые зверюшки... - Спрашивал он и тут же отвечал. - Мамонты вымерли от вредоностных излучений мобильной связи! От нее же все опять вымрет вскоре.

  В широко распахнутые двери въехал старенький горбатый «Запоржец» и возбужденно заговорил:

- За дураками  огромное численное преимущество... К тому же, они  граммотно расставленны... Вот один вырывается вперед... обходит защиту... бьёт-т... Ша-а-й-ба-а-а!!!

                ***


  Граждане сидели в клетках с толстыми прутями. Что-то туманно лепетали.

- Кто это? - Поинтересовался я.

- Неоплатные мои должники, мой зоо-брак, моя ферма и пруд одновременно! Тут их всех и разводят... которые передо мной будут в неоплатном долгу! Специально обученные люди генетически програмируют всё новых и новых, подкармливают, убирают за ними... Я иногда спрашиваю свой персо-анал, - продолжал он, - если в жизни людей столько нелепицы, что же происходит будет при их большом скопище?- Он ненадолго замолчал. - Не могут ответить... Численность надо контролировать!

- А тем, кто вымахивается я делаю лобатомию... Правда, гуманней, чем когда-то в Штатах... - Сегодня, например, заместо лоботомии, мы сделаем из них жаренку.

  Он взял из воздуха с десяток удочек, и предложил:

- Пойдем, рыбешку половим!

  Тут же бразовалась березовая роща, за ней возник лужайка с травой-муравой и одуванчиками, берег светлого - до сини — озера с т-образным кладкой и двумя лавочками на нем. Мамона сел, играючи достал наживку: спиртное, всевозможные ценный бумаги бумаги. палки колбасы, шматки сала, деньги, власть, конфеты...

- Закину-ка я на бабу! - Немного подумав, сказал он и прицепил молоденькую русалочку, ну... словно мормышку, закинул. Стайкой окушариков возле нее сразу зашныряли мужики, а на другой удочке, напротив, к мужику подплывала крупная самка.

- Счас заглотит!  - Сказал он. - Да не она... мужик! - Поплавок задергался.

- Клюет! - Воскликнул он шепотом. - Надо подождать, чтобы поглубже захватил... Не то соскочит...

  Он подсек и стал тащить добычу к берегу. Клюнувший мужик в ужасе вытарщил глаза и бешено бил по воде ногами.

- Попался! - Ликовал Мамона, подставляя подсачек.


  Как какие подлещики или плотва, шустрили все новые и новые стайки.

- Писаки и стихаки! - Обрадовался он. - Опусы —  их настоящие детки, а родные детки нелюбимыми не бывают даже если уроды! Поэтому будем ловить этих на них. - И он достал жирные фолианты.

- Клев будет - я обещаю!

  Скоро он натаскал множество писак. Пойманные, сначала они сильно бились оземь, потом плашмя тихонько лежали на берегу и жалостливо смотрели в небо.

- Думали они акулы пера, а они так...  Крупные тела, но мелкая рыбешка, - проговорил Мамона.

- Еще вчера были как бы гладиаторы! В борьбе за свободу... - добавил он, глядя на другой сорт, - а сегодня закусь в пищевой цепочке.

  Уже были наловлены полные  кошелки. Отдуда торчали то головы, то ноги... все в родной чешуе, глаза — чисто рыбьи. Я еще раз присмотрелся. Точно: совсем как окушарики, плотва, подлещики и линьки...

- Я не люблю свиней, но люблю свинину... - Весело сказал он.

- Это же рыбы... - Удивился я.

- Да какая разница! Кого хочу, превращаю в рыбу... Хочу - в свиней, хочу — в еврееев, хочу — в арабов, хочу — в турок, хочу - в армян...

  Повара уже суетились на лужайке, в огромных сковородах уже поджаривали на кострах  выпотрошенные тушки.

- Люблю холодные затвердевшие тела!- Сказала появившаяся арфистка. Меня резко передернуло. - Мне заливного карпа сделайте! Вон из того!

  Мамона нежно обнял ее и довольно смотрел на приготовления.

- Не пересоли! Будешь голой жопой на помеле без ступы летать! - Говорил он попутно одной поварихе. Тут же обращаясь к другой прогворил:

- Что? Вчера мохнатку прорвало? - И утешил: «Ничего, бывает...»

- Всё-то вы знаете! - Заулыбалась она.

      
                ***


- Давай теперь в баньке попаримся. - Предложил он. Мы пришли, а там - крематорий.

- Благовоние... - Блаженно втягивая в себя воздух сказал он и приказал.-  Нюхай! Как жиды и славяне пахнут!

  Затем предложил:

- Попаримся?

- Не хочется что-то...

- Зря! Ну отказывайся... Пока можно!

- Кого не убьют, того прикончат! - Вдруг явился весь в черном Гебельс. - Мы  чисты перед Визенталем...

- Я же говорил - банька... - Мамона взглянул на меня.

- А всех не наших всё равно подпалим! - Сказал все тот же всемирно известный фашист.

- Сиди уже... еще не время! После Освенцима идея национальной исключительности должна быть пока неприличной! - Сказал Мамона и обратился ко мне.

- Гадаешь как все устроено? Гигантский универсальный тритысячипятьсотде печатный принтер!

- Как это!? - Я ошарашенно осмотрелся.

- Через пару десятков лет сам узнаешь! Правда, только в начальной его модификации. Всё всегда идет, как под копирку...



                ***




  Я осмотрелся, все жрали. Аж за ушами хрустело. «Потом посуду сделают... - Грустно подумал я.»

- Убийство такой же священный акт, как и рождение! - Жуя, проговорил Мамона.

- Судьба быть съеденым своими современниками  без сомнения наиболее желанна! - Заметила его фея.

  "Говорят, что, кто отведал человечины, тому не избежать стать волком, - думал я."

- Я лучше выпью... - Сказал - Закушу грибочками.

  И после грибочков меня вставило.




  Потом появились олигархи недавно угробленные. Мамона пристально осмотрел их.

- Клянитесь! - Приказал он.

  И олигархи дружно произнесли:

- Клянемся ненавидеть народ и гробить его до самой гробовой доски всеми мыслимыми и не мыслимыми способами! Клянемся быть всегда самыми жгучими врагами  народа, и советовать то, что по нашему грамотному разумению, принесет ему вред! - Короче, пообещали совсем так, как Платон и говорил нам из своей седой или лысой  античной древности.

  Мамона выслушал их, и мне так приказал.  Когда я инстинктивно мотнул головой,  то  подумал: « Всё... Теперь конец...» Но меня никто не тронул. Только Мамона сказал:

- Я тебе предлагаю огромные деньги, а ты отказываешься...

- Мне и больших хватит, лишь бы быть рядом с вами, - ответил я.


- Ну и фиг с тобой!  Это дело добровольное, -продолжил Мамона, как не слыша, - Но смотри! Много так не заработаешь! Ведь для того, чтобы заработать по-настоящему большие деньги - надо не переставая пить кровь народа! Чтобы кто-то стал очень богатым, надо очень многих сделать бедными! Подавляй чувства других и наслаждайся собственным произволом!


- Впрочем, -  проговорил он снисходительно, - я подумаю, что можно для тебя сделать.

- Офигеть сколько канчук и какая херовая карма-мала! - Сказала не родившияся фея, глядя на меня. И добавила:

- Но шанс есть.

- Шанс есть у каждого! Беда в том, что все эти придурки очень непоследовательны и стихийны. Тут им подавай тонкое тело, там - твердое. Людишки, как васаны, нацелены на самоистребление.

- А лярв на нём сколько! - воскликнул он, взглянув не меня.

- Да... Пышно раскинулось дерево... с тупиковыми ветками развития, - помолчав, сказала фея.


- Но с ними все равно ничего не сделается. Их милиарды, как гнуса. Никому из них не удается справить жизнь, как нечто цельное.

- Честных и порядочных людей всегда больше, но встречаются они реже, - робко сказал я.

- Поглядим-посмотрим... - Ответил Мамона.





                ***



  Потом запершись, как в каком-то убогом земном чуланчике, тихо голосил.

- Ну что ты... Мой хороший... - Утешала его фея Нинлиль.

  «Где мой священный город Ниппур? - Шептал  про себя Мамона, капали слезы, и на его душе становилось горько.»

  «Где мой младший брат? Где мой Энки? Стал рекой... все-таки... Энки, возвращайся! - И в Гавгаве река вышла из берегов, поднялась до неба, а затем низверглась, как божественная Ганга.»

  «Мы с брательником затерялись тут, среди невиданного космического эксперимента! - Продолжал горевать он.» Потом вышел из горьких думок и стал говорить на шумеро-аркадском наречии.

- Что? - переспросил я. Мне не ответили.



                ***



               

   Если днем колесницу солнечного бога влачит за собой лошадь, то ночью его лодку тянут лебеди. И ввалилась орава падших женщин.


- Этих в Чистилище... На три тысячи лет.. Эту в Преисподню на десять... Совсем другими людьми станут! - Раздавал Мамона награды.- Эту - превратить в дерево... Эту - в кошку...


- В преисподне сейчас Новоселова заведует... - Напомнил он.

  «Жена Новоселова, который написал «Кризис ВЧК» или третья жена Булгакова? - Подумал я»

  «Нас используют, как мы скотину.- Пьяно решил Савва и вырубился.»

  Мамона прошептал:

- Путь чист! - И задумался.



- Ты уже заработал много денег. Достаточно, чтобы уже работать на меня. А у меня они все! Согласен?

- От такого не отказываются! - Воскликнул я, подпрыгивая.

- Молодец! А то есть такие... как овцы... агнцы... Все люди разделяются на козлищ и баранов! Последних значительно больше! Вымахиваются, как мухи на стекле!

   Он помолчал.

- Это какой же надо быть овечкой, чтобы на тебя сверху обратили внимание, выделили тебя и при этом не сделали «барашка под седлом» или "селедку под шубой"!  Делай то, что не могут делать другие, и у тебя получится то, что не получается у всех.

- Я стараюсь! - Сказал я.

- Дай кровь и прими дух! - вдруг приказал Мамона.

- Нате! - Ответил я. - И  бжик... Он моментом снес мою голову неожиданно сверкнувшим, как молния, клинком. Голова покатилась по полу, нелепо подскакивая на ушах и носе, пока в ней громко не хрустнуло и кто-то из прислуги не поднял ее, и не поднес Мамоне. И я скрепил клятву собственной головой...

- Скучаешь без тела?

- Как вам будет угодно! - Ответила голова.

  Безголовое тело стояло рядом и хлестало кровью.

- Неплохо!- Одобрительно сказал он, и тут же водворил голову на место. Залившая меня кровь исчезла, так я скрепил кровь собственной головой.

- Будет крут, как Миларепа, - сказала фея.

- Если успеет, - заметил Энлиль.

  «А я не смог... - Печально подумал Савва.»

- За работу будем расчитываться царскими рублями, американскими орлами и предметами антиквариата. - Обращался ко мне Мамона. - Рассчитаюсь так, что мало не покажется!

- Сегодняшние, - он кивнул в сторону столов, - не в счет!

  Я низко склонился. Когда выпрямился, ко мне мне тянулись руки с десятками непомерно высоких визиток

- Пополам... - Горячо шептал Савва, и глаза его вылезали из орбит.

- Не забудь! - Еше раз хрипло прошептал Савва, когда Мамона отошел. Мог бы и не говорить.

  Голос Мамоны раздавался откуда-то из глубин. Самого его не было видно.

-  ... экстремальная гравитация черной дыры искажает свет, испускаемый различными областями аккреционного диска. Тем самым деформируется ее внешний вид. Яркие узлы постоянно формируются и рассеиваются в диске по мере того, как магнитные поля наматываются и закручиваются через вспенивающийся газ. - Говорил он, словно всё видел.- Внешние части вращаются медленно, а вот ближе к центру черной дыры газ набирает скорость, близкую к скорости света. В результате яркие узлы растягиваются и разрезаются, всё сильнее становятся искривления света... Этот мир пропадает... - Он замолчал, всех охватил панический ужас. А он, немного выждав, продолжил:

- ...на основании принципа веротерпимости в широких размерах... - Доносилось до меня. И вдруг все мы разом поняли, что на небе в момент исчезла гигантская черная дыра, способная поглотить нашу галактику, названную кем-то в насмешку. Мы дружно выдохнули с облегчением, спонтанно награждая Мамону шквалом аплодисментов и криками выживших при кораблекрушении. Он на мгновение предстал перед нами, поклонился, вышел на террасу, надел себе на голову небо и удалился на разукрашенном индийским слоне с какими-то эфиопами.

  "Как в Ригведе! - Подумал я."

  «Запор», поднявшись на задних колесах, громко проурчал:

- Ошеломляющая подлинность Небытия! Занавес!


                ***



- Ты же говорил про Кремль... - Сказал я Саввушке, когда мы долго блуждая, наконец, поднялись наверх и очутились на Кузнецком мосту.

- Мы в Кремле и были! - Сказал он и пояснил:

- Настоящий Кремль находится то на небе, то на земле, то под землей. И часто в разных местах по азимоту. Потому-то и не нашел его Веничка Ерофеев... Не случилось.
 
  То-то мне и казалось, что тогда, вначале, мы все время шли вверх. И сейчас - тоже... Или наоборот? Я и засомневался.




                (Продолжение следует)