На скамейке

«Всё у нас не так когда-то было…»
Две старушки, сидя на скамейке,
Обсуждали проходящих мимо,
Провожая взглядом клейким
Проходили мимо девочки-подростки,
Может в техникум, а, может, так, гуляя,
Современные, совсем не вертихвостки,
И за ними потянулась фраза злая:
«Во, гляди, гляди, Ивановна, ну обнаглели,
Ни стыда, ни совести у молодёжи:
Это что ж такое на себя надели?
Тут не то, чтоб одевать, смотреть негоже».
«Да, Степановна, ну светопредставлеиье»,
И рука, без спроса потянулась к сердцу,
«Их бы к нам с тобой на исправленье:
Задали б им такого перца!».
«И ведут-то как себя, подумать только»
Всё ползут вдогонку пересуды,
«Вот бесстыжие! Ну, скромности нисколько…
Я бы их, Ивановна… Ой, как это? – В Бермуды…»
Это зависть говорила: их понять не сложно,
Ведь была Степановна не так давно Наташкой,
Выделялась ото всех, чем только можно,
Модницей слыла: крутила кудри на бумажки.
А Ивановна была  хорошенькой Алёнкой
В маленькой, забытой деревеньке,
Заводилой и певуньей звонкой,
И на всю деревню – хохотушкой.
Скрылась из виду давно девичья стая,
А старушки о своём уже судачат:
«Помнишь, как плясали мы под балалайку?
Под гармонь?  Поздней, под «Кукарача?»
Светлым облаком года их пролетели,
Не успели оглянуться – старость…
От воспоминаний лица вновь зарделись:
«Эх, годков бы скинуть! Ну, хотя бы малость…»
Сколько их, старушек, греют души
Во дворах большого города на лавках?
Это их отдельная часть суши:
Тут и суд, и оберег, и домовая справка.
Пусть судачат, пусть нам мылят шеи
Но живут подольше, бабушки родные:
С ними снег пушистей, зеленей аллея.
С ними рядом мы, пока что, молодые!