Черновичёк сказки безотвязки

В тридевятом царстве смута,
Ходят люди почему-то,
С негодующим лицом
На тот суд над подлецом.
Царь грустит: «Что ж ты голубчик,
Мало поносил тот гульфик,
Мы путёвку за кордон,
Все равно, вернулся он!
Вот и высылай засранцев,
На пожить у иностранцев!
Ну, не ценят! Очень зря,
Своего отца царя.
Ладно Лёша, коль приехал,
И живой до нас доехал,
Хрен с тобой, тогда иди
И подумай посиди.
Будешь думать ты три года,
Как среди мово народа,
Клеветать и злопыхать,
В общем, к смуте подбивать».

Царский суд включился в дело,
Посадить, чтоб значит, тело,
Мол, пущай тогда сидит,
Раз живой и всё трындит.

Леша:
Эт за что меня в острог?
Уж почти что вышел срок,
Ваш же царь травил пока,
Энтого условняка!
И вааще, в Европе суд,
Оправдал от Ваших пут.
Я лечиться уезжал,
Даже царь не возражал.
И кто тому же самолично,
Компенсацией снабжал.
Чтож теперь? То было зря?
Что за блаж вновь у царя?
Не пойму я Вас робяты, ежли честно говоря.

Суд все слушал и внимал,
Про себя, где-то кивал,
Но что делать, если Лёша, так царя подзадолбал.
Лёше видно невдомёк,
По любому светит срок!
Не его, так всех судейских упекут тогда в острог.

Мантия своя, ей-ей,
Куда ближе и родней,
Да к тому ж поди подкинут
Чаго нынче за люлей.
Да и Лёше молодцу,
Наглецу и подлецу,
Арестанской моды роба, исключительно к лицу.

Пошушукав втихоря,
Волю батюшки царя,
На законы и Европу, совершенно не смотря,
Де мошенник он и плут,
Выполнил гуманный суд.

Царь:
И ввиду, что он злодей,
Спровоцировал детей,
Подбивая их на митинг, вместе с шоблою своей,
Все кто того Лёши злей,
Огребут вмиг ****юлей,
Нечего мутить Вам воду в территории моей.

Он с надеждой смотрит вдаль,
Успокоилось? Едва ль,
У народа прям на лицах, ты б крутил отсель педаль.
Потому, что он удот,
Лично грабил свой народ,
От того народ желает от ворот дать поворот.