Отцы святые...

 Отцы святые видели Россию –
 Свидетельство величия её
 Славянской вязью в духе
 По небу вышито:
 «На малый срок…» -
 Так «мене мене текел упарсин»
 На стенах вавилонского дворца
 Перед погибелью читал царь Валтасар.

 Но всё оно в грядущем,
 А пока что
 Не Апокалипсис, но тихое гниенье
 И отпадение провинций, и делёж
 Сулит конец тысячелетья.
 Третий Рим,
 Как первый и второй,
 Пришед в упадок,
 Бойцов последних строит и равняет.
 Куда пошлёт, Бог весть.
 Но знают все
 По «Слову…» изначальному
 В культуре русских –
 Князь их безрассудно
 Потратит полк свой за свою гордыню,
 И тьма покроет память о полку.
               
 …Безвестное и безымянное служенье –
 Служение монашества легло,
 Как семя в землю,
 И взрастило стебель,
 И стебель цвет дал – цвет литературы.
 Дала литература имена,
 И ветер веял имена на почву.

 И вот уже встают от побережий,
 С восхода Солнца,
 От земель ненужных,
 От Севера забытого встают,
 Как отпрыск отрасли прошедшей,
 Все бойцы – как мёртвые,
 И шевелят губами.
 Что говорят – не слышно никому,
 Но говорят и тяготят пространство.
 И Слово новое рождается в груди,
 Чтоб северным сиянием пролиться
 Над Южною и Старою землёю.
 Земля и Небо в Слове – суть одно.

 И самолёт летит,
 И проходимый джип,
 Натужася, ползёт по бездорожью,
 И Колесо не токмо до Казани –
 И до Рязани, и до Киева доедет,
 А там оно и въедет на престол               
 Владимира,
 И уж не Красным Солнышком,
 А никелем по-зверски ослепит.

 Тогда она начнётся, перекличка –
 Кто, где и сколь, кто встал, и кто ушёл.
 А перекличка пахнет трибуналом,
 Дисбатом, ссылкой,  гауптвахтой, поркой…
 Аники-воины, карманные Ильи –
 Солдат не дебоширит – не солдат!

 И вот уже ползёт Тредиаковский,
 Гремя коленками, к стопам Императрицы,
 Иван Барков, уже не матерясь,
 Пьёт водку с Михаилом Ломоносовым.
 Державин – сатир стареющий –
 Как петуха, даёт Анакреона.
 И на что уж Пушкин, а и тот
 Перо отложит, написав: «Камчатка».
 Потомок воина шетладского Лермана
 Свой выстрел снова сделает и вновь
 Дуэль назначит у подножья Машука,
 Спецназовец!
 А Баратынский с клеймом вора
 В Финляндию уедет,
 Но из Германии, там поумнев,
 Сюда переведётся Тютчев –
 Герр ангел, виртуозный Сфинкс.               
 А Шеншин-Фет – в имении своём,
 Там в добровольном заточении пребудет
 Он новых двадцать лет.
 В казармах задохнулся Полежаев,
 С ума сошёл Григорьев Аполлон,
 Но и они бойцы.
 Некрасов и Никитин, Мей с Кольцовым,
 Майков, Толстой – всё об охоте говорят…
 А молодёжь – опять по кабакам:
 Блок с врубелевским Демоном – средь баб,
 Но Незнакомку опять от них уводит Лотарёв,
 И он же – Северянин, он же – король поэтов,
 Как и Хлебников,
 А Маяковский, за две бутылки
 Высший титул сдав,
 С Есениным  на пароходишке шурует в Штаты,
 Чтоб думать о самоубийстве там.
 И Заболоцкого блестящие очки,
 И Мандельштама волчий воротник
 Предвосхищают лагеря.
 А Симонов и сонм служак
 Ведут Твардовского арканом
 В свой «Новый мир».
 И далее – не видно, дальше – Бродский,
 Осужденный за тунеядство,
 И рок-брейк-бред-полынь-трава
 И полымя его не сгложет…
               
 «Шерше ля фам» шеренг,
 «Пер аспера пед астра»,
 «Энд хэппи энд» -
 По-русски: «Всё, конец!»
 Всё – « а ля гер ком а ля гер» -
 «Финита…» и «ля» перед последним «си»,
 Что значит: «Да, сеньор!»

 А что Камчатка?
 На Камчатке, прозябая, скалясь,
 Как фавориты злых Императриц,
 Поэты тоже есть – Барков в своей полукороне,
 Под номером, как Черчилль обозначил
 Понятье «Виктори» - под римской чаечкой –
 Вдруг бросил пить и потирает
 Свой трижды перебитый нос.
 Рычков под страхом «Высшей меры»
 За ним вдогонку и себе корону мастерит,
 И кожу его зада
 Теперь спокойно можно резать на ремни.
 Нечаев, путая китайский и японский,
 Отваром экзотичных трав
 Вернуть желает девственность верлибру,
 Хотя, казалось бы, и дожил до седин.
 Дружинин Ю., как старый лесовик,
 Продрогшие леса стихами греет,
 А Пустовит от немоты так прочищает горло,
 Как шомполом ствол старого ружья.               
 И так они – неполным отделеньем
 Средь новобранцев, грозные, сидят
 И с амазонок нежных оперенье
 Снимать не смея, просто так глядят.
 Куда пошлют – Бог весть,
 Глазами тоже можно…есть.
 И вдаль за окнами, над сушей и над морем,
 Над всей Россией, над материком –
 Звук русской речи, речь её поэтов –
 Смысл молний, ливень воли Божьей.