Шир-шир, шир-шир

Тут кладовочка, там – сени, всё из дерева – сосна.
Вышел.
Птички на полене, - две, а вон ещё одна.

Вышел я в бушлате рваном, птичкам мой бушлат знаком.
Хорошо быть стариканом, тихим двигаться шажком.

Две недели в доме киснул: приболел, итиюмать.
Птичкам я по-птичьи свистнул, стал крылечко подметать.

А спина-то гнётся? Гнётся. Голиком – шир-шир, шир-шир.
Томка с Сашкой разведётся, говорит: он – дебошир.

Подметаю пол дощатый, надо бы сходить в сельмаг.
Томке – пятьдесят девятый, Сашке – больше, он - дурак.

У крыльца висит подкова, пёсик в будочке дрожит.
Томка: «Выгоню своёва и с тобою буду жить».

Объяснял ей: «Полшестого - у меня уже давно».
«Я растормошу любого», - Томка. Ну а мне смешно.

Так, сеней захлопнуть дверцу. Весь заснежен божий мир.
Спьяну Томка: «Ты - по сердцу… будем жить… шир-шир, шир-шир…»

Я ей: «Скоро околею…» Томка: «Нету терпежу…»
Вот прикинулся – болею, из избы не выхожу.

Мол, - совсем стал стариканом, мол, - короткий стал шажок,
На крыльце в бушлате рваном встал - не низок не высок.

Думаю: «А может это… пригласить… купить пузырь…»
Сам себе: «Нет, песня спета». Голик взял – шир-шир, шир-шир.