О том, как это писалось

*   *   *

Когда-то я, девятиклассник средней школы №22 г. Душанбе, поспорил с учительницей, что Евгений Онегин будет декабристом. Причин для спора было две. Первая, объективная, заключалась в том, что Пушкин в уничтоженной им главе (как это следует из уцелевших отрывков) явно обращался к событиям 1825 года. А если так, – решил я, – то хоть какое-то отношение к этому восстанию герой романа должен иметь. И, конечно, это отношение не было отрицательным.
      Вторая причина была субъективной и вызывалась раздражением, с которым я слушал учительницу, затверженно повторявшую слова Белинского о «лишнем человеке», о неспособности Онегина к действию и т. д. В итоге я заявил, что глава, считающаяся всеми уничтоженной, вовсе даже не уничтожена, что она у меня есть и что я готов представить её. И тогда станет ясно, что Пушкин действительно сделал из Онегина участника декабристского движения!
    – Когда? – с иронией спросила учительница.
    – Через две недели, – ответил я, – как только мне вернут главу...
      
    ...Две недели прошли в напряжённых трудах. Я, как умел, имитировал пушкинский стиль, онегинскую строфу и её рифму, часто очень простую и тяготеющую к глагольным формам. Удивительно, но я успел! В условленный срок X глава бессмертного романа была представлена родному 9«в» и учительнице, которая впала в полуобморочное состояние и не верила в кустарное изготовление сего опуса, пока я не принёс черновики. Но потом она пришла в себя и организовала шумную рекламу X главе, мне и, конечно же, себе как моему вдохновителю. Главу читали во всех школах города, послали в Москву, откуда вскоре пришёл диплом за победу на Всесоюзном конкурсе школьных творческих сочинений. Уже много лет спустя, на лекциях, которые я читал школьным учителям, пожилые дамы спрашивали, не родственник ли я Шехтману, в 9 классе дописавшему «Онегина»?
     – Нет, – отвечал я, – не родственник...
 
     ...Так случилось, что уже в Израиле, по поводу, достаточно несерьёзному, мне понадобился текст моей главы. И тут выяснилось, что его нет, – то ли не взял оттуда, то ли потерял его уже здесь, в частых переездах по съёмным квартирам.
Я решил восстановить по памяти написанное в 9 классе, и, конечно, это не удалось: новый текст так же отличался от прежнего, как взрослый человек отличается от девятиклассника. Но что никак не изменилось в варианте 95 года - это сюжет, где Онегин, сосланный в свою деревню после разгрома декабристов, вновь встречается с Татьяной. Потом я вновь и вновь возвращался к своей главе, чтобы дописать то, что просилось на бумагу, но раньше почему-то не получалось. Полагаю, что нынешний вариант окончателен. Новых исправлений и добавлений я вносить не намерен, ...хотя и очень хочется!

     Я отдаю себе отчёт, что многими – из тех немногих, кто прочтёт моё сочинение, – оно будет воспринято иронически:
     – Тоже мне Пушкин! «Онегина» решил продолжать!…
   
     Ни оправдываться, ни обижаться я не собираюсь. Скажу лишь, что подделки в полном смысле слова я не изготавливал. Внимательный читатель заметит в VIII строфе скрытую цитату из стихотворения Б.Окуджавы, а в XXIV – что Онегин повторяет строку из пушкинского романа ...о Евгении Онегине! Но полноценная фальшивка ни таких новаций, ни героев, цитирующих своего автора, содержать не может, ибо тем самым себя разоблачает. Я уж не говорю о том, что абсолютно убедительной подделки «под Пушкина», как и под любого настоящего поэта, вероятно, изготовить вообще невозможно. Но тогда зачем?
     Наверное, для того удовольствия, с каким я «продолжал Пушкина», для нового понимания великого романа, которое пришло ко мне во время этой работы. Но больше всего мне хотелось, чтобы вам, мои читатели, было интересно!
    Этим пожеланием я заканчиваю историю X главы «Евгения Онегина». Хорошего вам чтения и просто всего хорошего!

                МАРК ШЕХТМАН
            
     …О странных же вещах, происходивших со мною при писании, я говорить не буду, ибо они относятся к области мистической.