О том, как это писалось

*   *   *

Когда-то я, девятиклассник средней школы №22 г. Душанбе, поспорил с учительницей, что Евгений Онегин будет декабристом. Причин для спора было две. Первая, объективная, заключалась в том, что Пушкин в уничтоженной им главе (как это следует из уцелевших отрывков) явно обращался к событиям 1825 года. А если так, – решил я, – то хоть какое-то отношение к этому восстанию герой романа должен иметь. И, конечно, это отношение не было отрицательным.
      Вторая причина была субъективной и вызывалась раздражением, с которым я слушал учительницу, затверженно повторявшую слова Белинского о «лишнем человеке», о неспособности Онегина к действию и т. д. В итоге я заявил, что глава, считающаяся всеми уничтоженной, вовсе даже не уничтожена, что она у меня есть и что я готов представить её. И тогда станет ясно, что Пушкин действительно сделал из Онегина участника декабристского движения!
    – Когда? – с иронией спросила учительница.
    – Через две недели, – ответил я, – как только мне вернут главу...
      
    ...Две недели прошли в напряжённых трудах. Я, как умел, имитировал пушкинский стиль, онегинскую строфу и её рифму, часто очень простую и тяготеющую к глагольным формам. Удивительно, но я успел! В условленный срок X глава бессмертного романа была представлена родному 9«в» и учительнице, которая впала в полуобморочное состояние и не верила в кустарное изготовление сего опуса, пока я не принёс черновики. Но потом она пришла в себя и организовала шумную рекламу X главе, мне и, конечно же, себе как моему вдохновителю. Главу читали во всех школах города, послали в Москву, откуда вскоре пришёл диплом за победу на Всесоюзном конкурсе школьных творческих сочинений.
Много лет спустя, на лекциях, которые я, доцент кафедры литературы, читал школьным учителям, пожилые дамы спрашивали, не родственник ли я Шехтману, в 9 классе дописавшему «Онегина»?
     – Нет, – отвечал я, – не родственник...
 
     ...Так случилось, что уже в Израиле, по поводу, достаточно несерьёзному, мне понадобился текст моей главы. И тут выяснилось, что его нет, – то ли не взял оттуда, то ли потерял его в частых переездах по съёмным квартирам.
Я решил восстановить по памяти написанное в 9 классе, и, конечно, это не удалось: новый текст так же отличался от прежнего, как взрослый человек отличается от девятиклассника. Но что никак не изменилось в варианте 95 года - это сюжет, где Онегин, сосланный в свою деревню после разгрома декабристов, вновь встречается с Татьяной. Потом я вновь и вновь возвращался к своей главе, чтобы дописать то, что просилось на бумагу, но раньше почему-то не получалось. Полагаю, что нынешний вариант окончателен. Новых исправлений и добавлений я вносить не намерен, ...хотя и очень хочется!

     Я отдаю себе отчёт, что многими – из тех немногих, кто прочтёт моё сочинение, – оно будет воспринято иронически:
     – Тоже мне Пушкин! «Онегина» решил продолжать!…
   
     Ни обижаться, ни оправдываться я не собираюсь. Скажу лишь, что подделки в полном смысле слова я не изготавливал. Внимательный читатель заметит в VIII строфе скрытую цитату из стихотворения Б.Окуджавы, а в XXIV – что Онегин повторяет строку из пушкинского романа ...о Евгении Онегине! Но полноценная фальшивка ни таких новаций, ни героев, цитирующих своего автора, содержать не может, ибо тем самым себя разоблачает. Я уж не говорю о том, что абсолютно убедительной подделки «под Пушкина», как и под любого настоящего поэта, вероятно, изготовить вообще невозможно. Но тогда зачем?
     Наверное, для того удовольствия, с каким я «продолжал Пушкина», для нового понимания великого романа, которое пришло ко мне во время этой работы. Но больше всего мне хотелось, чтобы вам, мои читатели, было интересно!
    Этим пожеланием я заканчиваю историю X главы «Евгения Онегина». Хорошего вам чтения и просто всего хорошего!

                МАРК ШЕХТМАН
            
     ...О странных же вещах, происходивших со мною при писании, я говорить не буду, ибо они относятся к области мистической.