отец и сын

                ПЁТР И АЛЕКСЕЙ. ОТЕЦ И СЫН.
Повесть-драма из эпохи Петра Великого.
Авторы Дмитрий Мережковский - писатель и Сергей Соловьёв – историк.
Стихотворное изложение своих и чужих мыслей – Крикун Анатолий.

                Действующие лица :
Пётр Алексеевич Романов – русский царь и император,
Алексей Петрович Романов – сын  Петра от первого брака,
Афанасьев – слуга Алексея,
Михаил Авраамов – директор типографии,
Ларион Докукин – приказной подъячий,
Кикин – приближённый к Алексею бывший денщик Петра,
Феодосий Яновский – духовник Петра,
Антон Девьер – обер-полицмейстер,
Яков Игнатьев – протопоп  духовник Алексея,
Екатерина – вторая жена Петра,
Александр Меньшиков – фаворит Петра, сенатор,
Василий Долгорукий – князь , сенатор,
Толстой Пётр Андреевич – дипломат, сенатор,
Вейнгард- секретарь австрийского императора ,
Даун - граф, австрийский наместник,
Шафиров – русский канцлер ,
Кондрашка Тютюнь – палач,
Блюментрит Франц Фёдорович – лейб – медик,
Матфей – гарнизонный священник.

               Действие первое.
    А в т о р. В покои тёмные луч света заглянул
Кроваво- красным светом в стёкла ударяя.
По изразцам печи голландской кафельной скользнул,
Затейливых зверей и травы освещая,
Где  мастер в райский сад случайно заглянул
На белом кафеле след кисти оставляя.
Закат багряный по ободранным шпалерам  путь вершил,
Армады мух назойливо жужжащих освещая.
Рабочий стол большой под ворохом бумаг
Скрывал следы трудов и дружеской попойки:
Средь беспорядка книг - солёный огурец ,
Обглоданная кость и рюмка недопитой померанцевой настойки.
Рой нудных мух кружился над столом
Лез в мысли сонные , лепился на окне и ползал по измятой койке.
На кресле кожаном покоился в углу
Высокий человек в потрёпанном шлафроке,
В туфлях на босу ногу с  тяжёлой головой -  небритый
И помятый ,  в глупой драке при попойке.
То первый сын Петра – царевич Алексей
Лет двадцати пяти худой и узкоплечий,
С лицом невзрачным как у сельского дьячка
И детской жалобной улыбкой маленького рта ,
Который груз отца ,  был должен возложить
На свои хрупкие болезненные плечи.
Бутылка на столе - безжизненно пуста,
Но мысль вокруг неё безжалостно кружится,
Как муха нудная у пахнущего рта,
И голова трещит , прося опохмелиться.
Да только лень вставать или позвать слугу,
А надобно  уже мундир свой надевать
И в летний сад на маскарад явиться.
Парик тяжёл как шлем и давит на виски
И шпага по полу как палка волочится,
Голландские чулки , тугой мундир – кафтан
Натягивать должён , чтоб в немца обратиться.
( В прихожей шум , возня , слуга дверь отворил)
   А л е к с е й . Эй ! Афанасьич , кто ещё затеял шум
И кто незваным объявился?
    С л у г а .  Проситель странный здесь , убогонький старик
К высочеству желает обратиться.
Дозволите принять или метлою гнать ,
Уж больно он настойчиво в покои к вам стремится.
     А л е к с е й . А по каким делам явился он сюда,
Неужели нельзя к другим оборотиться.
    С л у г а . Он говорит что вам на клиросе читал
Псалтырь и приказным Докукиным зовётся.
    А л е к с е й . Да, помню старика , неистово читал,
Антихриста кляня,  и с  просьбой обратился.
Велел ему прийти и в дом свой приглашал ,
Но что-то долго он прийти не торопился.
Хотел ему помочь советом и деньгой ,
Да , видно , не затем он из Москвы явился.
Проси - пускай войдёт , дверь плотно затвори
Да принеси мне померанцевой настойки,  чтобы я опохмелился.
(Входит осторожно , бочком, в оборванном кафтане седой старик,
похожий на нищего. Подходит к царевичу ,целует руку.)
     А л е к с е й  : Зачем пришёл ко мне ,  с прошением каким ,
Неужто , до судов тебя не допустили,
А то б пошёл к царю - он на решенья скор
И все б давно дела твои забыли.
Припомнил, что тебя за взятку в суд призвали
Брал взятку, говори - я помогу едва ли!
      Д о к у к и н: Брал , милостивец , брал , но не неволил к ним,
Не воровал , брал только то -  что по любви давали ,
Но совести своей я не мутил и за труды мои-
«Спаси вас  бог »- мне на ухо шептали.
Антихрист в мир идёт - сам он последний чёрт ,
А от него щенята народились
И в поднебесной сей мостят дорогу те-
Кто ждут  Антихриста что в мир придёт в могуществе и силе.
    А л е к с е й . Уж,  не раскольник ты?
    Д о к у к и н . Нет , православный я к церкви истинной почтение питаю,
Стар я , увечен, горестен и мал , челом убогим бью
И милость обрести у вас блаженно ожидаю.
Для старца беззаступного защиты я прошу
И на тебя , царевич - государь,  надежду возлагаю.
    А л е к с е й . Какой я государь ,старик , остановись!
Ужель ,  не плут ли ты - я этого не знаю?
     Д о к у к и н. Проста моя душа и беззащитен я,
Но мысль одну таю и в сердце сохраняю,
Изволь же государь тетрадочки принять
На милость твою только уповаю.
Дитятко красное и солнечный наш лик,
Нам без тебя не жить и церкви разоренье,
Антихрист царствовать у нас уже спешит,
Где бедным нам найти защиту -  для души  успокоенья .
( Передаёт две  маленькие тетрадочки царевичу. Тот читает
сначала рассеянно , а потом,  со всё большим вниманием.)
       А л е к с е й . Так верно пишешь ты здесь в поданных листах,
Что самовластну быть - повелено от бога и то,  что нынче всем
Свободной жизни нет -  законов древних нет , темна наша дорога.
Что нет уже у нас  привычной доброты,
Что христианские заветы мы отвергли,
Что церкви православные пусты ,
А иноземный дух в пучину нас повергнет.
Что от Востока взгляд отворотили мы ,
На Запад ноги в бегство обратили ,
Чужих учителей в Россию завезли
Своих - природных, гладом поморили.
Творится это всё под именем Христа,
А ты антихристов изгнать оружием креста,
Вооружась ,  с родной земли желаешь?
Скажи мне, для чего ты это написал
И почему ко мне бумагу посылаешь?
      Д о к у к и н . Одно письмо такое же я в церкви положил
На паперти - пусть люд простой узнает.
Письмо читали то - затем его сожгли
Из страха, что при розыске его царь прочитает.
А писано оно - чтоб царь его читал
И в путь пошёл - что дело исправляет.
     А л е к с е й . А знаешь, Ларион, по должности своей
Пред государем – батюшкой я должен доложиться.
Не сдобровать тогда,  при верности моей
И головы седой на плахе как стрельцы по глупости своей лишиться.
Устав же воинский гласит , что тот кто на царя хулителя не донесёт-
Сам головой своей обязан расплатиться.
      Д о к у к и н. Твоею волей я , надёжа – государь ,
Готов на плаху под топор ложиться .
Царя я не боюсь и за слова Христа
Готов своею жизнью расплатиться!
       А л е к с е й. В уме ли ты старик - смотри - остерегись,
Что , позабыл как Гришку- проповедника казнили,
Он батюшку тогда Антихристом назвал-
Его на медленном огне как борова коптили.
      Д о к у к и н . За слово божие готов свой дух предать
Ведь всё одно нам с этой жизнью расставаться ;
За дело ж доброе пред Господом представ ,
Бессмертье обретём - мне нечего бояться.
      А л е к с е й. Не знаю я кто ты , прости меня старик,
Тебе меня не следует пугаться ,
Твой разум возмущён и пострадать ты рад ,
Чтоб правда в мире злом сумела отыскаться .
Я знаю , вижу я свой страждущий народ
И сердце у меня от бед его страдает ,
Одна судьба у нас - печаль у нас одна ,
Народ я свой люблю - на бога уповаю .
Коль будет суждено на царствие взойти
Я тяготы его облегчить обещаю .
( Алексей молча встал , вырвал листок из тетрадки, зажёг о лампадку
И бросил в печку.)
Я на тебя , старик , вовек не донесу ,
Поверил я тебе – ты человек правдивый ,
Скажи лишь только мне – ты хочешь мне добра ,
Так выкинь мысль из головы  ведь ты не юродивый ,
А мысль о том , что человеку свобода господом дана
И самовластен он на все свои дела ,
Что он не раб - душа его светла - то я умом и сердцем разделяю .
Ступай же с богом , обо мне ни с кем не говори
И уезжай скорей - я в том тебе повелеваю.
О деле же твоём похлопочу ,
К фискалам и судьям подходы знаю.
Ступай скорей … иль нет , постой , давай платок-
Дам серебра и меди на дорогу .
Вернёшься на Москву - молебен закажи
За здравие моё поклон отвесишь богу.
      Д о к у к и н . ( Упав на колени , дрожащим голосом )
Помилуй батюшка , послушай бедных нас ,
Рабов твоих последних вопиющих ,
Надежда на тебя - что веру защитишь ,
Нас защитишь от напастей грядущих .
Мир христианский пусть тобою просветится -
Кто ежели не ты подумает о нас ,
Кто ежели не ты нас защитит пред богом ,
Пропали без тебя , родимый , мы сейчас.
 И гибнем в оскорблениях и злобе
И ждём  Антихриста чей близок скоро час .
      А л е к с е й . Ну , полно , полно , брат , мне не судить тебя ,
Друзьям же верным рад всегда я буду ,
Терпите да молитесь - бог за нас .
Вставай , старик , прощай- тебя я не забуду .
Бог даст , быть может , свидимся с тобой ,
Христос с тобой и помни про Иуду.
       А в т о р ы . Старик ушёл , болела голова
И со двора смех детский раздаётся.
Из клетки над окном трель чижика слышна
И маятник часов английских метрономом бьётся .
Из комнат верхних музыка слышна
На дребезжащем стареньком немецком клавесине
От  бесконечных  нудных гамм мутится голова –
То  кронпринцесса и жена – с земель немецких что завезена
По клавишам стучит тоскуя о судьбе своей в России .
И  Алексей вдруг вспомнил как вчера,  ругался пьяный ,
Что  жену – чертовку ему силой  на шею навязали –
Как к ней он не придёт -  всё сердится она
И говорить не хочет , а мочится слезами ,
И жалуется , что в чужой стране одна.
Его жена - с вторым дитём во чреве
Вчера кричала при друзьях во гневе ,
Что богом данный муж относится к жене
Похуже пьяного сапожника в её родной земле .
Размазывала пудру на невзрачном оспой тронутом лице
Страдая от любви , что пряталась в её душе и теле.
Страдал и Алексей так как жалел её ,
А может быть и ласков был когда- то ,
Пусть бог его простит , что он забыв про стыд
Грешит и в том жена его не виновата .
А может быть одна она ему верна
И любит как отца , супруга и как брата .
А мухи всё жужжат и маятник стучит
И чижик пискает и гаммы сверху льются,
Слипаются глаза и муха в волосах
Кружится и щекочет чтоб от сна очнулся.
Багровый солнца луч обжёг стыдом лицо-
«Надёжа - государь , Российская надежда !»-
Сверлила мысль мозги :  «Кто он,  в конце - концов-
Безвольный раб - трус подлый иль невежда.
Что движет им – пред батюшкою страх-
Страх подлый - зверя страх необъяснимый
Иль водка - что несёт затмение в мозгах ,
Сон , лень и ложь что мучают его ,
Но он не расстаётся с ними.
Стряхнуть бы это всё , уйти , бежать , бежать !!
Иль пострадать разбив свои оковы ,
На муки тело бренное отдать ,
Чтобы душа возвеселилась снова .
Христос за православных пострадал
И жизнью искупил земные прегрешенья,
Меня в народе ждут  и , мучаясь, зовут
На страсти для святого воскрешенья.»
(В комнату  осторожно входит  старик - камердинер
Иван  Афанасьевич Большой . Угрюмо сказал- как будто обругал)
Пора езжать , извольте одеваться.
     А л е к с е й. Не надо … не поеду … не хочется плясать
Под дудочку отца и водкой напиваться !
     А ф а н а с ь ч. Опять вы батюшку заставите гневиться.
Всем приглашённым велено там быть.
Так  будите в поездку собираться
Или мне дверь прикажите закрыть.
       А л е к с е й. Дай померанцевой настойки поначалу похмелиться ,
Потом и шпагу с платьем подавай.
А , впрочем, померанцевой не надо-
Я спьяну слишком часто лишку говорю,
Потом на трезву голову сам себя ругаю ,
А батюшка ругает - так как верный пёс смотрю.
( С усмешкой ) Преображенской гвардии мундир стряхни от пыли
В сержанты уж давно меня произвели ,
Да шпагу посмотри - цела ли ,
Побрей меня и табаку в кисете принеси.
Да… рюмка померанцевой едва ли помешает ,
Так что и рюмку тоже захвати.
( Афанасьич уходит. Алексей оглядывая комнату и слушая гаммы )
Как надоело ждать и жизнь осточертела!
И паутиной здесь затянуты углы.
Чего ещё мне ждать – ни подвига , ни дела
Я жизнью не свершил , не нужен никому!
Зачем старик пришёл? Какая мне отрада?
В том - что призвал он мучеником быть,
Что ждёт народ избавиться от смрада
Что с Запада пришёл нам души бередить?
Зовут и ждут …а мне всё это надо?
Не лучше ли с отцом мне страсти примирить,
Раскаяться в грехах , за дело взяться рьяно
И государю в том помощником служить .
Отец торопится - скор на дела и мысли,
Не все дела должно вершить тяп-ляп,
Порушить всё легко, а как воздвигнуть
Коль на помощников отец мой слаб?
Всяк  хочет отщипнуть себе от блага крохи,
На общие дела не жаждут спину гнуть,
Отец замыслил в одиночку
Всю жизнь сложившуюся вмиг перевернуть.
Науки в помощь он себе располагает
И европейский дух чтоб двигал паруса
И свой корабль как шкипер направляет
На Запад - в гавань  где уютно будет жить страна.
Русь - бедная , церковный звон переменила,
Монастыри торопится закрыть
И к вере и молитве указом утвердила
Как воинским уставом под штрафом принудить.
И вера нынче не в душе людей селится,
А в головах в закон возведена ,
О , Русь исконная ! ,зачем такая мука ,
За грех какой творцом тебе дана !
( Входит Афанасьич с рюмкой , шпагой и одеждой )
Что , Афанасьич , годен я к гулянью
В сад Летний на призыв отца прибыть
Языческую статую Венеры присутствием и взором освятить?
      А ф а н а  с ь ч. Коль батюшка велел , то непременно
На машкераде том вам должно сударь быть
И девку голую из розового камня узреть и возлюбить.
Спаси Христос , чтоб в этот сад ногой мне не ступить.

                Действие второе.

26 июня 1715 г. Летний сад.  Галерея  над Невой.
А в т о р ы. « Сад  Летний мой - прекрасней чем в Версале
В чухонских топях будет насаждён»- так  похвалялся Пётр Людовику в запале.
Сюда за много вёрст мешки с землёй таскали:
Солдат , пленённый швед и лапотный мужик
И на костях в болотной хляби тот сад по повелению возник.
Сюда из итальянской дали статуи древние явили бледный лик.
Устроенный по сказочному плану , он сказкой стал-
Под солнцем тусклым красочный цветник.
Каналы и пруды , беседки и фонтаны ,
Прямые линии подстриженных аллей
Манили в тишину где тощие тюльпаны
Тянулись  вверх хлад северный презрев.
Теснились вдоль аллей античные подделки
Неведомых немецких , итальянских мастеров,
Глазницами пустыми императоры и боги
Взирали на снега гиперборейских варваров.
Богини греков диких варваров пугали своею неприличной наготой,
Жеманных кавалеров с  их  матрессами манили в альковы,
Чтоб заняться неприличной страмотой,
И статуи при  том невинно удивлялись,
Сцепив уста учтивой немотой.
От тёмных вод Невы шёл по аллее сада Царевич Алексей,
А рядом семенил на тонких ножках в парике громадном ,
С растерянным лицом , кафтане неопрятном,
Ошеломлённый дел печатных мастер - директор типографии
Аврамов Михаил.
Неглупый от природы , шустрый малый , в Голландии учился
И читал Псалтырь,
Но вид нагих фигур безгласных истуканов
Свезённых  из Европы его остановил
И голос плачущий , испуганный и тихий типограф к Алексею обратил.
       А в р а а м о в. Я исповедуюсь царевич как пред богом ,
Что совесть христианская во мне ещё жива.
Как поклоняться идолам языческим и в церкви сокрушать колокола?
       А л е к с е й. Каким же идолам?
       А в р а а м о в .В иконах здесь стоящих над хладною рекой ,
Что в идолах языческих , бесстыдных смущают душу силой бесовской.
Отцы и деды ставили иконы в домах своих и на  пути своём.
Иконы те  имели силу божью , а что теперь в кумиры мы несём?
Служили мы на днях в Шутейнейшем соборе пьянчужке  Бахусу ,
Что христианами Ивашкою Хмельницким наречён ,
А ныне в сад к всесквернейшей Венере – богине блудной
Я как православный пастырь к  ****и  приглашён.
И вам ,надёжа-государь и мне без нашей воли
Придётся батюшке в том машкераде послужить
Богам , которых Бог-Отец изгнал на землю ,
И именем Христа распятого в уродов-истуканов вселил
Чтоб истинный и твёрдый дух смутить.
       А л е к с е й . Ты веришь в сих богов ?
       А в р а а м о в. Отцы святые знают , что эти боги-бесы
Изгнаны из капищ и палат своих
И прячутся в местах пустых и тёмных
И притворились в идолов бездумных , каменелых ,
Чтобы воскреснуть как придёт пора Антихристу служить.
       А л е к с е й. Когда наступит та пора - когда они воскреснут?
       А в р а а м о в. Они уже живут средь нас невидимы пока,
Ведь оскудело ныне святое христианство
И боги ожили сии покинув норы тёмные
И жалят ядом души тех в ком вера не крепка.
Вот ныне и явились к нам отступникам и грешным
И мы любезно приняли их в гнусный маскарад ,
Смешались с ними , скачем, пляшем, пьём,
Не замечая,  что в пучину волн
Как стадо дикое свиней несёмся прямо в ад.
        А в т о р ы. На Летний сад спустилась ночь и тучи грозовые
Ещё не вспыхнул фейерверк и воздух тёплый тих,
Не веял лёгкий ветерок , зарницы гасли дальние
И молнии безгромные являли светлый миг.
И с каждой вспышкой голубой являлись бесы белые
Как призраки бесшумные из мраморных статуй
И исчезали в темноте в аллеях словно демоны
И растворялись как туман в фонтанах водных струй.
      А л е к с е й. А , ведь, и правда в деле том узрелись черти белые.
Куда идём , к  чему придём? …Без бога пропадём!
Чёрт знает, что ты говоришь Абрамка.
Умом ты может быть нежданно повреждён-
От чтенья мудрых книг явилась неполадка.
        А в р а а м. Я истинную правду говорю
Сам по себе познал я эту нечисть.
Твой батюшка моей рукой создал печатные листы
С рисунками блудливых тех богов и прочих сумасбродных действий.
С тех пор смутился ум и впал я в страшный блуд
И боги мерзкие мне в снах ночных явились,
От бога отступил и душу загубил-
Венера с Бахусом в мои дела вселились.
        А л е к с е й. Каким же образом являются к тебе?
        А в р а а м. Как Мартин Лютер  краснорожий стал
Наш Бахус с пузом как пивная бочка.
Венера, девкою гулящей телом оголяясь, с пахабным взглядом
Лезет в баню где я парюсь в одиночку.
         А в т о р ы. Раздались голоса….По узенькой тропе
В кромешной темноте зарделась света точка,
Кроваво-красная она вдали плыла
Как Марсова звезда - войну и смерть пророча.
По голосу отца тут Алексей признал,
Мелькнула мысль в кустах от батюшки спасаться,
Но было поздно - Пётр его узнал и крикнул: -  Зоон!
Сын мой , бог милость нам явил,
Сподобил в нужный час друг с другом повстречаться.
Спасибо Алексей за жданный мной подарок-
Твой корабельный лес мне вовремя приплыл
И дело двинул, что пришло в упадок.
Ценю твои труды -  когда помощник мне ,
Да только нет  усердия к делам большим являться.
       А в т о р ы.  Улыбка от стыдливой радости явилась на лице
И сердце затряслось от призрачной надежды,
Царевич удивился - ведь отец давно не говорил с ним
Так тепло , радушно – как когда-то прежде.
Он подошёл к отцу , снял шляпу и поклон отвесил низкий.
Губы приложив к поношенной поле гвардейского кафтана,
Мозолистую руку целовал и заглянул в глаза с надеждой прямо.
От редкой похвалы по телу дрожь прошла ,
Но вспомнились слова  Михайлы Авраамова .
Увидел страшное и милое лицо , усы , как у кота ,
И ясный , цепкий взгляд суровый ,
Но  вспомнил , как ему шептали чернецы -
Как царь - антихрист заковал страну в оковы,
Как спутники его из чужедальних стран
Россию грязью и помоем поливали,
Смеялись над невежеством с Петром
Мёд пили и российский хлеб жевали.
«Проклятая страна и проклятый народ
Где водка , кровь и грязь у смрадных
Дикарей во всех углах таится
И где медведь крещёный в европейских обезьян
С потуг Петра мечтает превратиться.
И проклятый народ себя лишь только чтит,
Всех немцев остальных скотами почитает,
Шептали , как отец церковников не чтил
И патриарха сан в народе сильно снизил,
Монахов и попов как в рекруты забрил,
В Россию ересь лютеранскую пустил,
В столице новой кирху обустроил.
Как головы раскольников торчали на колах
У церкви Троицкой люд городской пугали,
Как головы стрельцов соскакивали с плах
И даже дети их те казни на себе познали.
Как Меньшиков с Петром те головы рубил,
Кривя лицо ужасною улыбкой,
Народ того разбоя не забыл-
Антихрист к ним явился в мире зыбком.
В народе спор  возник – Пётр-немец или жид ,
В голландское одет , как немец говорит
И трубкой греет нос ,  пуская дым с улыбкой.
Отец двумя руками обхватил его главу
И в лоб поцеловал холодными устами
« Пусть бог тебя хранит»,- с улыбкою сказал
И зашагал вперёд широкими шагами.
А Авраамов на ухо твердил,
Что духовник отца, храня с царём единство,
Душ христианских много совратил
Законы христианские поганя и ввергая в свинство.
Царевич же не слушал - сердце чаще стало биться-
Отец его надежды пробудил,
Что может примирение явиться
И что отец его простил.
«Ужель моя вина, что нет отцовской воли
И жажды  на великие и тяжкие дела,
Что страшно жить в стране ,  летящей в бездну,
Пришпоренным конём в железных удилах?
Не за себя боюсь я и прячусь словно заяц
От взглядов пристальных отца,
Народ – страдалец ждёт -  кто христиан избавит
От лап железных, что молотом куёт Россию - являя миссию творца.
Ведь я его любил и вновь мне показалось,
Что не ушла любовь из сердца моего,
Но не могу принять, на бога уповая,
Я дел мирских и замыслов его.
       А л е к с е й. ( Авраамову) Отстань , каналья,  от меня,
Прочь с глаз моих - дурак!
Какое дело мне до вас,
Не лезь мне в душу хоть сейчас!
Хоть ты и прав -  что толку в том,
Послушает кто нынче нас!
Не бойсь , не выдам я тебя , но сам поберегись ,
Язык зазря не распускай и боженьке молись.
Ступай , устал я от тебя , напрасен этот труд-
Дубину плеть не перебьёт - лишь бог поможет тут.
( Авраамов уходит)
Зачем отец власть патриарха ущемил ,
В столице храм как кирху лютеранскую поставил
И головы раскольников на колья посадил
Кто батюшку Антихристом представил?
И нищих приказал забрать под караул,
Чтоб подаянья хлеб не даром ели
И каторгу для тех убогих учредил,
Чтоб в государстве были все при деле.
Весь народ российский голодом духовным тает,
Сеятель не сеет и земля зерно не принимает,
Христианин как скот без отпеванья помирает.
Поп пьяный в алтаре матерно бранится
И ризой золотой от господа хранится,
Ногой же грязною в лаптях храм осквернить стремится.
Нет благочестия уже – чернец и поп заворовались
И пастор лютеранский с католическим кюре
В Россию – матушку ,  как призраки пробрались.
Оставили сосцы мы матери своей
И ищем еретические груди,
А пастыри, Иисуса позабыв,
В делах своих склоняются к Иуде.
И церковь нынешняя – преданный холоп,
Что голову клонит у царственного трона
И нет венца уже на голове-
Его повергла в прах корона.
Святители , печальники земли
Отринуты и изгнаны от трона ,
А нынешние архиереи – холуи
Царю  послушные под сенью окаянного закона.
Когда народ грешит – то государь в ответе
И грех постыдный должен замолить.
За государевы грехи народ страдает
И наказанье божье должен выносить!
Неужели, как римскому Калигуле,
Всё можно божьей волей императору творить
И плут  и хам , и скот двуногий себе позволить может
Живую плоть терзать и душу загубить.
В лесах , в пустынях люди тело бренное в огонь бросают ,
Страшась Антихриста , чтоб души сохранить.
В Москве Григория Талицкого сожгли,
Кричавшего : - Меж нас  Антихрист  объявился!
И тем в народе злобу разожгли
Тем более что беззаконно суд творился.
Пропала вера в пастырей своих
Народ остервенел и разумом смутился.
На город Любеч налетела саранча
Неся на крыльях надпись - «Кара божья»
И солнце светит уж не так,
Страх смерти злобой сердце гложет.
У изголовья смертная коса,
Со страха водку пьём -  чтобы себя не помнить,
Надеяться на что - когда пуста душа,
Где силы обрести и совесть успокоить?
Спаси меня господь и землю защити,
За бедных заступись и грешников помилуй,
И Матерь божия меня не позабудь,
И в испытаньях укрепи мне силы!
      А в т о р ы.  Недавно русская царица померла,
Что скромно тихою затворницей жила
И брата сводного Петра , Ивана , уж давно похоронила.
В вечерних сумерках процессия печально молча шла ,
Снег белый лишь скрипел , метель  печально выла.
Треща, горели смоляные факела,
В их отсветах кровавых на погост Русь старая безмолвно уходила.
Пётр плакать запретил и медленно шагал с толпою чёрною
Своей фигурой ужас вызывая,
Вслед за усопшею народ во тьму скользил
С душой, окаменевшей , в муках тужась и в душе рыдая.
Россия новая хоронит нынче Русь,
Последнюю царицу скорбно провожая,
Москве престольной ворота закрыв
И Петербургу двери открывая.
И кто – то тихо произнёс
«Теперь всему конец -  жди горя и беды , на бога уповая.

                Действие третье.

( Покои Петра. В кресле , спиной к пылающему камину , сидит Пётр.
На носу круглые железные очки  во рту дымящаяся курительная трубка,
В руках голландская газета « Куранты»
       А в т о р ы . Луч  бледный в окна заглянул
Сквозь тучи неба северного солнце робко пробивалось
И в кадке апельсиновое дерево в углу
На светлый луч зелёной чахлой веткой отозвалось.
А во дворе среди чернеющих стволов
Белеют мраморные боги и богини
И солнце тусклое ласкает их тела на дальнем севере нагие.
Две девочки у ног Петра сидят - одна что дочкой-бочкой
Ласково зовётся – спокойна и тиха , приятна и важна
И не большой любитель развлекаться..
И Лиза рядом с ней – легка как малый птах-
Голубоглазый, златокудрый ангел ,
Любитель танцев, пенья и забав -
Не слишком  склонная учёбой заниматься.
«Разбойницы, ко мне ,- Пётр девочек позвал,-
Скорее на колени залезайте!»
Не думалось отцу,  что трон одной из них
Как дочери Петра принять придётся.
Не ведал он ещё, что сына два его-
Один от брошенной супруги Евдокии ,
Другой от новой пассии его
Не смогут пережить отца - безвременно покинут мир земной,
По воле господа уйдут в края иные.
Что он переживёт наследников своих
На царский трон претендовавших ,
Мужского рода и по праву и родству
В «девичьих царствах» оказаться не мечтавших.
Заморский попугай из клетки закричал: «Величество - дурак!»,
Петра на смех поднявши.
« Вот девочки смотрите на меня-
Я не учён как вы учителями
Своим умом достиг наук начала я, став взрослым ,
Время  упустив ,  в потешных играх с пацанами.
Ну , прочь проказницы , ступайте погулять
И чтоб за книгами в ученье не дремали!

                Действие четвёртое. Наводнение.
        А в т о р ы . Места необитаемые Пётр употребил для Петербурга
Называя это место «Парадизом»,
Хотя чухонцы, обитающие здесь, немало раз под воду уходили
И кляли здешние места за страшные капризы.
Не раз спасала жителей Дудерова гора ,
Морские ж волны хижины дощатые топили.
Молили бога от болезней защитить,
Болотный дух , открытым ртом вдыхая,
И ветер юго-западный кляли,
Что воду гнал в залив ,Неву назад толкая.
Глубокой осенью назначена была,
В Апраксином дворе обширном, ассамблея
Где ожидался Пётр , но невская волна плескалась у порога,
Под свежим ветром  трепеща и леденея.
« Жди горя с моря , от  воды – беды!»-
Не раз кликуши в городе кричали.
Во взорах многих Пётр тот древний страх читал
К воде , что сам питал с потешными полками,
Но побороть сумел любя тушить пожар
И править паруса над зыбкими волнами.
И ассамблеи Пётр указом утвердил-
Для новых дел - не только для забавы,
Потехи европейские вводил,
Круша дедовские привычки и церковные уставы.
Голландских шкиперов и корабельных мастеров
Дородные  румяные супруги на скамейках восседали ,
Как дома чувствовали здесь себя-
Чулки вязали и на своём наречье сплетни лопотали.
Пётр , трубкой глиняной ворочая во рту,
Покуривал кнастер , флин тёплый попивая ,
И пиво  гретое с лимонным соком, леденцом и коньяком
Внутрь принимал, с духовником своим Федоской в шахматы играя.
А рядом примостился Алексей  из кубка пенного
Живительную влагу с хмурым видом поглощая.
Боязливо и крадучись как хитрый пёс
 К Петру Антон Девьер дрожащим голосом с поклоном  обратился-
Еврей иль португалец – не поймёшь ,
На русской службе в Слободе Немецкой на Москве
Ещё при батюшке Петра явился.
       Д е в ь е р . Ваше величество , вода в Неве нежданно прибыла.
       П ё т р . И сколько ж?
        Д е в ь е р. Два фута пять вершков.
        П ё т р . А ветер?
        Д е в ь е р  .Вест- зюйд- вест .
        П ё т р . Врёшь , мерил я недавно – зюйд-вест- зюйд.
         Д е в ь е р . Недавно, государь , переменился.
         П ё т р . Бояться нечего , барометр мне не врёт ,
Науки нужно знать - тому ты не учился.
         Д е в ь е р . А сведущие люди говорят чтоб я оборонился.
         П ё т р . Недавно сведущих у церкви я порол
И ты сейчас заслужишь - если не уймёшься.
Ступай же прочь - дурак ! Беседе не мешай ,
А то иди плясать – там , может , развлечёшься!
       А в т о ры . Девьер уходит медленно скользя ,
Как палкой битая бездомная собака ,
А волны колыхали лодки у крыльца
И ветер дул с залива, как гулящий забияка.
Недавно Пётр доносы получил,
Что в Новгороде чудом колокола звонили,
Что человек те звоны не чинил , а бог предупреждал,
Чтоб ждали все беды и в  церкви о спасении поклоны били.
       П ё т р. Что скажешь мне Федос , о чём гласит тот звон-
Не щурь глаза и не лукавь , а отвечай как знаешь.
       Ф е д о с . Гуденье бессловесное - так то рыдает бес , что
Прелести его из подданных своих , ты государь, десницей изгоняешь.
То из кликуш , раскольников и старцев-пустозвонов лезет бес
И ты его своим трудом пугаешь.
Монахи – тунеядцы - суть от податей бегут
И даром хлеб жуют и толку от них нету ,
Царю земному пользы не несут,
А в скитах прячутся и власть при том хулят
И как скоты живут при этом.
( Царевич Алексей речь слушал , понимал , что камень в огород его
Федос кидает , пытался встать уйти , но твёрдо Пётр сказал: «Сиди
И слушай что духовник мой тут излагает». Царевич сел ,потупивши глаза
В раздумья погрузившись с философским видом. Федоска был в ударе,
Поощряемый вниманием царя, и сыпал предложения монашество
Кляня , на Алексея глаз кося при этом.)
        Ф е д о с . Царь – батюшка, куда идёт пастух – туда
Гнать надлежит и стадо,
Ломать старьё и новое творить без страха и сомненья надо.
В мужских монастырях открыть госпиталя
Для отставных драгун в боях ран нахватавших ,
Цифирные училища для отроков открыть,
А в женских воспитательный приют-
Для маленьких детей кормильцев потерявших.
Монахинь же сослать в мануфактурный двор-
Пусть пряжу там прядут для воинских мундиров,
Продажу мёда с маслом в церкви запретить,
Часовни поломать , чудес не измышлять,
Мощей не почитать, а нищих, дармоедов,
Брать под караул , бить батожьём и на работы двигать.
       А в т о р ы. А за окном зюйд-зюйд-вест всё крепчал
Дрожали стёкла под напором ветра,
Как будто вражья сила, не спросясь , ломилась в дом
Грозою с Запада круша устои старые , дедовские наследства.
И Алексею чудилась в словах Федоски та же злая сила,
Что у царевича давно уж вызывала страх
И мысли и желанья к безумствам уносила.
Проник он в тайный смысл немецких интересов,
Читая случаем нечаянно попавшийся дневник фрейлины,
Что явилась на Москву с германскою принцессой-
Женой постылою ему на время ставшей,
Но русских баб в любви не перегнавшей,
И дух российский так и не познавшей.
Фрейлина шустрой , рассудительной была,
Средь иноземцев знатных связи прочные для пользы завела
И даже, хоть к России любви не обрела,
Понять своим умом холодным не могла
За что её немецкие и прочие друзья Россию ненавидят.
Был в этой ненависти страх её просторов,
Обычаев от пращуров доставшихся природных
И непонятный немцу дух, сокрытый в тайниках народных.
« В свободе русы - злы, а в рабстве смирны и довольны,
А русский царь природой власти – суть деспот,
Которому -  все подданные быть должны покорны.
В немецких землях можно в суд подать на короля-
В России жизнь зависит даже от царского псаря.»
Был редок на Россию трезвый взгляд,
Что много чести сделал Пётр изнеженной Европе
Приняв её за образец и сделав гнилость , лесть и хамство,
Уменьшив грубость нравов, в числе добавленных пороков.
Без старого ума решили жить и за Европой плыть-
Так всё равно - жить дураками  вам придётся,
Ведь европейского расчёта и ума
У русских не было и , дай бог, не найдётся.
Служанкой у Европы Россия быть должна-
Тогда , быть может , ей и счастье улыбнётся.
Лишь умудрённый Левевольд при размышленьи полагал,
Что Пётр не прост и не смиренный ученик Европы,
Что русскому царю науки и художества нужны
На несколько десятков лет, пока своих учёных не взрастит,
А после смрадному , развратному Парижу он покажет жопу.
Европе же Россия как ничтожество нужна,
Чтобы спокойствие и мир Европы охраняла
И варварства на Запад не несла ,
От азиатчины её предохраняла.
Россия при Петре – железный лишь колосс на глиняных ногах
И рухнет , разобьётся – ей из праха не подняться.
Европе следует ей волю навязать
И не спешить её  благоустройством заниматься.
Лет через сто вино и сифилис Россию в бездну унесёт
И европейцам уж не будет надобно её бояться.
Когда же Алексей фрейлину уличил
В том, что интимная бумага содержала-
За критику и правду, что нашёл, там похвалил
И усмехнувшись руку подал и ушёл ,
Вернув дневник, чтоб дама не страдала.
Фрейлине же пришлось самой себе признать,
Что европейцам странных русских не понять.
Они как жители другой планеты и не нужны
Им европейские манеры и советы.
Запомнила и занесла в дневник фрейлина неспроста
Слова царевича о сущности Христа.
« Мудра Европа и сильна , славна- всё есть у вас,
Но нет у вас Христа!
Зачем он вам ? Спасёте сами вы себя!
Вам нужен бог , а нам Христос – сын божий,
Что как народ наш все страдания познал
И путь душе греховной указал.
Мы же: глупы , наги , смрадны , не избегаем нищенской сумы,
Мы варвары и гибнуть нам судьба,
Но есть в душе Христос  и будет он всегда,
Спасёмся им на все грядущие года!
Для танцев зала в ассамблее была отведена,
На стенах гарусные тканные шпалеры,
В простенках ту потеху отражали зеркала,
В шандалах свечи синим пламенем горели.
В углу стоял помост - где музыкантов ряд
Нестройно оглушительно дудели.
А дамы пышные , когда смолкал оркестр ,
В другом углу застенчиво сидели.
Скучали,  мыслей и галантных слов не находя,
Молчали будто от рождения немые,
А музыки играла - так они кружились и топтались
Словно ряженые куклы заводные.
А маменьки шептались на скамьях,
Что лучше б дочерей своих в болоте утопили,
Чем на посмешище указами царя
На ассамблеи их насильно приводили.
Бояре старые - московские, что были свезены
В  Санкт- Петербург у печки спины грели
И тихую , неспешную  беседу полунамёками вели,
При  том , с опаскою по сторонам глядели.
         1-й боярин. Как , сударь мой , вам Петербуржское житьё даётся?
         2-йбоярин. Пусть прахом эта жизнь скорее пропадёт,
Пусть чёрт возьмёт такие финтифанты,
От приседаний с комплиментами лишь оторопь берёт,
А тут ещё звенят немецкие куранты.
От  кушаний  заморских лишь желудок воротит,
Вот и суди - покуда не баран ты.
         1-й боярин. Что делать , брат , на небо не взлетишь,
А на земле хозяин кто и сам ты знаешь.
          2-й боярин. Тянуть придётся нам в болоте эту лямку.
          1-й боярин. Тяни , тяни - господь пусть пособит,
Знать для тебя ещё не выкопали ямку.
          2-й боярин. Скрипи , трещи да гнись , работать не ленись.
          1-й  боярин. Болят бока , бока болят , да всё ж лениться не велят.
Теперь не будет как уж встарь - крут , деловит наш государь.
          3-й боярин. Что тут сказать – тяжки наши грехи
И видит бог - дела тут наши не сладки,
Мы здесь бараны , а не пастухи , вот и суди какие нынче тут порядки.
Тут музыканты заиграли полонез и дамы с кавалерами
По залу заскакали,
А ветер свирепел , свистел и в окна лез,
У печки старики молитву тихую читали.
Пётр же с Федоскою беседу продолжал
О ересях московских что в столице расплодились ,
А Алексей беседе той внимал и мысли к вере,
Что в Писаниях святых читал  нежданно обратились.
         Федоска. По - их учению ( с усмешкой говорил )
Нам вера правая и от писаний  от добрых дел самими познаётся,
Не чудесами и преданьями людей она разумным пастырям даётся.
Кто правду делает и в том достиг успех , какой бы веры ни был
Он угоден богу остаётся; в делах и помыслах своих он многого добьётся.
         Пётр. Весьма разумно то о чём ты говоришь ( заметил государь с усмешкой ) Не песни петь и не поклоны бить,
А делать нужных дел не мешкай.
         Федоска. Икона нам чудес не совершит - она лишь крашеная доска,
Она как дерево в огне горит.
         Пётр . Кому же кланяться тогда скажи , Федоска?
         Федоска. Не в землю кланяться иконам надлежит,
А в небеса поднять свой взор и поклониться богу,
Не божие угодники - попы твои молитвы донесут
И принесут его ответ -  чтоб он определил твою дорогу.
Не может сам господь то дерево любить
Где сын его безвинный был гвоздями распят,
Не может деревянная икона сотворить
Ни корабля , ни города , что именем Петровым назван.
И как Иисуса можно раздробить
И тысячам людей обязан он являться ,
Раздать в единый день,
Когда вином и хлебом  надо причащаться.
Вино разит вином и хлебом пахнет хлеб-
Они не тело и не кровь Христова,
Чудес на свете  нет  и поп не приведёт
В рай как Адама - в потомках странника уже земного.
Идти туда - куда нам чувства повелят,
Куда наш разум устремился,
А поп и водку хлещет и супругу бьёт
И сам в своих грехах забылся.
        Пётр. Сих еретических лукавых непотребств
Нам православным слушать стыдно и зазорно
И наглым  злобным взглядом , усмехаясь не смотри,
И не смущай мой ум - пока я не прогнал тебя позорно.
       Алексей ( глядя на отца размышляет про себя)
Как батюшка смущён -   растерян и смирён,
И еретических речей не осуждает хоть и смотрит гневно.
Не сам ли он сейчас ту ересь признавал вполне разумной,
Одобрял и  похвалял отменно.
Умён отец - но не мудрее ли монах,
И не ведёт ли он царя туда - где тлен и прах.
Он церкви рушит , лютеран плодит,
На улицах не шепчет а кричит,
Что православие кривое не нужно
И лютеранство к нам  с Европою прийти должно.
И ловок и хитёр как бес
И в душу  батюшки как искуситель - змей залез.
И мне он бесов не гнушаться предлагал
И с чёртом сей монах себя ровнял,
И разум мой той ересью смущал.
А может он шпион
И батюшкой иль Меньшиковым был послан до моей персоны он?
« Политик я,- монах мне говорил,- с волками жил и сам по- волчьи выл.
Тебе и батюшке я должен услужить
И оттого коварным , богомудрым и разумным должен быть.
Отцу внушал, что цезарю всё надобно решать-
Часовни рушить и традиции ломать.
Что я умней отца лукаво говорил-
Не знает царь людей - а я людишек умных приблизил и укрыл.
А взгляд  его  меня вгоняет в страх.
Ещё мне говорил , что сам питает страх ,
Хотя приближен он к царю и у него в друзьях.
«Смотри монах не оплошай,- ему я говорил ,-
Ведь помню я - как ты мне душу искушал и батюшку бранил.
Тиранством правит и кнутом науки он несёт-
Его топор и корабли и головы сечёт,
Его натура заговоры правит и войну ,
Ведёт к пожарам мирную страну.
Не предал я его и в тайне сохранил
Слова и мысли - те что мне сей змей вложил.
Вот только вспомнить не могу,
При нём ли я по пьяне говорил,
Что смерть отцу в войне желал
И в мыслях перед господом отцеубийцей был.
А этой осенью отец ко мне прислал письмо,
Упрёков горестных ко мне оно было полно.
В нём волю царскую он твёрдо объявил,
Что может умереть в трудах своих,
Но сколько будет сил - отечеству отдаст,
Но дел своих начатых не предаст,
Но радость не получит
Пока примерного преемника он не найдёт и делу не обучит.
Любить я должен то -  что и отец любил
И благо родине дарить насколько хватит сил.
И если тот приказ – совет лишь ветер унесёт
И не захочет сын того к чему отец ведёт,
То сыном больше Пётр его не будет почитать
И будет бога он просить измену наказать.
Писал, что непотребен я дел государственных решать ,
Хоть бог дал разум - но в делах был слаб я  помогать,
Что не имел охоты я учиться управлять ,  войск не водил
В походы боевые , корабль на воду не спускал
И за границей не науки постигал , а веселился в годы молодые.
И бил меня отец за то и матерно бранил
И сколько лет молчал , не говорил со мною,
Но даром всё он с горестью в письме том сообщил,
Что не сумел склонить к добру
И я в его глазах добра не стою.
Грозил лишить наследства - как  гангренный палец отрубить
Если не стану я натурою другою.
Писал , что искренне и с болью правду  говорит - а не пугает,
Что живота в сраженьях своего он не щадил
И непотребного меня щадить не пожелает.
Пускай страной чужой но добрый управляет ,
Чем в руки сыну дать -  кто дел его продленья не желает.
Что делать мне теперь - ведь изменить себя не в силах я
И власти той не жажду , но страдаю ,
Что весь народ российский голодом духовным и телесным истомим
И сеятель не сеет и земля зерно не принимает.
Вот, Кикин , говорит - от власти откажись и в монастырь иди-
Клобук гвоздём к башке не прибивают,
А время протечёт и бог определит твой путь
Что смертный человек, живя не знает.
Укрыться , переждать  и обрести покой и перестать отца боятся?
У батюшки ещё родился сын - теперь Екатерины нужно опасаться.
Нет , не найти покоя мне при батюшке живом
И кто же может мне помочь в нелёгком деле том.
Шептали мне - « Повиноваться надо когда отец к хорошему зовёт»-
А коль к дурному - как повиноваться?
Шептали, что народ меня с надеждой ждёт.
От  этих слов и легче и страшней ,
Но -  как бы в тех словах в силки не угодить,
Рассудок сохранить - не заплутаться.
Духовник мой Игнатьев яков знает лишь,
Что деяний отца продолжить не желаю.
Он мать мою спровадил в монастырь ,
Служанку в жёны взял и с блудницами жил
И от него народ бежит к чужому краю.
В беседах духовник мне душу ублажил,
Сказав, что бог со мной и что народ простой
Меня на троне утвердить желает.
В народе тягот много , истомился он,
Заступника и праведника с нетерпеньем долго ожидает.
Что отписать в письме на батюшки грозу?
Как обрети покой? На бога уповаю!
А может отписать , что Кикин говорил,
И в монастырь уйти иль подождать,
А бог подскажет то, что я пока не знаю?
Возьму и напишу -  что воля ваша
Меня наследника от трона отрешить,
Что слаб умом и памятью и не гожусь
С гнилой своей натурой дела великие вершить.
И ныне , слава богу, меньшой братишка у отца от Катьки есть
И я не буду претендентом, чтобы на трон Романовых залезть.
В чём бога я в свидетели готов привлечь
И собственной рукой бумагу подписать ,
Чтобы отца и государство от волнений уберечь.
На суд и милость ту бумагу передать,
Рабом же всенижайшим и покорным сыном ,
Отойдя от царской власти, стать.
Зачем мне власть и честь - коль не могу с достоинством их несть.
От мыслей тяжких у царевича шумело в голове ,
А ветер всё сильнее в стены бил и завывал в трубе.
Девьр в который раз из дома выбегал
И уровень воды на глаз  определял.
Фонтанка вылилась уже из берегов ,
Весь город в ужасе застыл и был бежать готов.
Девьер от ужаса сам голову терял,
К Петру на цыпочках тихонько подходил
И преданно с тревогою в глаза заглядывал.
Царь, занятый беседою его не замечал,
Девьер не выдержал - с отчаянной решимостью
На ухо, голосом,  дрожащим от волненья, прошептал:
«Ваше величество , вода уж в город поднялась» ,
Но оплеухой звонкою та весть отозвалась.
От государя лестно даже оплеуху получить-
Он и пожаловать горазд и в деле отличить.
Пётр со спокойным же лицом беседу продолжал,
В барометр больше верил он, шум ветра не слыхал,
От мастера печатных книг в трудах от Гюйгенса ответ искал.
      Авраамов. Богопротивна книга та  и сжечь её немедля надлежит.
      Пётр. И что ж противного в ней есть , что ум твой воротит?
       Авраамов. Земля - вращается вкруг солнца автор говорит
И множество миров Вселенная в себе хранит,
Что как Земля имеют жизнь и солнца свет: поля, луга, леса, зверей,
Людей - чего там только нет.
Но это всё не господ сотворил,
А от природы всяк себя явил.
         Авторы. Спор  начался и  Пётр чертёж Коперника хвалил
И Кикин мысль вдруг смелую явил - что этот мир есть механизм
Что как часы когда-то и незнамо кем устроен был
И заведён , чтоб время двигалось – в  движенье – сила,
А силу атом утвердил - и то началом было.
Из атомов всё в мире состоит - он движет всем - а дух молчит.
         Авраамов. Безумна та атеистическая мысль - гнилое
И нетвёрдое для разума питанье,
Лишь дух имеет для всех дел людских
Надёжное для разума и сердца основанье.
( Но Авраамовых не слушали речей и спорщики друг перед другом
Щеголяли вольнодумным знаньем )
        1-й спорщик . Грек Дидеарх уж в древности писал ,
Что человека существо – есть тело,
А душу приключением считал - незначащем для жизни и для дела.
        2-й спорщик. А в микроскопе в семени мужском
Уже давно в Европе усмотрели-
Зародыш человеческий похож на головастика лягушки в самом деле.
       3-й спорщик. По Лейбницеву мнению все мы  лишь гидравлические ,
Мыслящие  , сложные машины и у машины той не может быть души-
Конструкции у всех у них едины.
Пять чувств нам помогают мир познать,
Да только ,может быть , в иных мирах есть твари совершенней нас ,
Что лучше Лейбница и Ньютона науки угадали.
      Пётр. Ну , будет врать ! Дурак  иль сумасшедший тот - кто бога отрицает.
И государству стыд несёт и силу власти подрывает.
      Федоска. Хоть атеисты бога отрицают - но учат,
Чтоб народу бог проповедан был, чтобы властям он преданно служил
И эту власть как бога принимают.
       Авторы . Дом весь уже дрожал , но Пётр спокоен был-
Барометру он верил более чем надо.
Когда был весел царь - усердно он плясал : подпрыгивал , притопывал ,
Выделывал коленца , шумел , смеялся , дамам угождал
И старичков гонял плясать с насиженного места.
Два танца Пётр сумел преодолеть , как с шумом в дом вода
Через порог полилась.
Смешалось всё и ругань, крик и визг наполнили весь дом
И всё переменилось.
Под окнами уже плескалася вода
И, выдавив стекло, пространство заполняла ,
Пол вспучился , а кавалеры побросали дам
Ища места -  куда вода не доставала.
По лестнице взбирались на чердак-
Где водка, перепуганных от холода, спасала.
А в городе уже набат гудел
И пламя от случившихся пожаров полыхало.
Всю ночь, продрогши Пётр и Алексей
Вдвоём на вёслах в лодке страждущих спасали-
Молчали , тужились , но помощи при том
И не просили и не принимали.
В подзорную трубу вдруг Пётр солдата увидал ,
Что статую Венеры белокаменной с оружьем охранял.
И день и ночь стоял тот караул : солдат замёрз , устал,
 Промок и , обняв ноги, у богини прикорнул.
Царь поспешил к нему и, стоя у руля ,
Направил лодку с ветром споря ,
К островку - где значилась земля.
Как шкипер опытный в корму он ноги упирал ,
Всем телом налегал на руль
 И твёрдою рукою к несчастному солдату путь держал.
Злой ветер шляпу сдул и волос развевал ,
Но  город , потонувший,  государя не смущал.
Ни страха и ни жалости не источал орлиный взор
И будет город там, где он Петровой волей заложён.
Утихнут ветры , волны схлынут , утекут, смирятся люди-
Ну , а город на  Неве вовек пребудет тут ,
Где Пётр стоять ему своею волей повелел ,
Откуда на Европу свысока уже смотрел.
Сильнейших шведов он уже побил,
Ногою твёрдою у моря встал
И дерзостью Европу удивил.
Царевич с ужасом смотрел на город что пылал
И в тёмных водах Балтики тонул
И сам себя спросил - « Зачем отец Москву отринул
И в болото на земле чухонской стольный город двинул?
Кто дал ему совет такой – бог или бес ,
Зачем в зловонную Европу он залез?»
Смеялся  Пётр - когда с поста был снят,
Замёрзший и хранивший пост ,  испуганный солдат.
И хохотал когда видал как на деревьях
 Мужики и бабы гроздьями висят ,
По крышам мечутся детишки и коты
И лодки плавают по улицам, где окна не видны.
Так выглядел петровский «Парадиз» ,
Когда Нева порывами ветров не к морю потекла , а устремилась вниз.

                Действие пятое.

Авторы . Пётр заболел в воде по пояс стоя
В холодных волнах сумрачной Невы ,
Когда спасал имущество и граждан страдавших без вины.
Болезни превозмочь царь на ногах пытался ,
Но одолеть их не хватило сил,
Духовника  Яновского  Федосия  к постели пригласил.
Когда же ночью на второе декабря царь духом уж упал ,
То исповедь и причащение с тревогой ожидал.
Жена и Меньшиков всю ночь сидели у него,
Послы , министры и сенаторы явились все до одного.
Поутру прибыл и царевич Алексей ,
Но не допущен был к отцу монаршей волею
И кознями приближенных людей.
В мертвящей тишине среди поклонов раболепных он прошёл.
Екатерину с Меньшиковым бледными увидел,
Со  взглядом тусклым , и сочувствия в их взглядах не нашёл.
Как близко, вдруг, явилось то - о чём он тайно с дрожью помышлял.
Упало сердце , захватило дух и он не понимал ,
Что дух его от радости или от ужаса безумно трепетал.
Ещё недавно Кикин отказаться от престола направлял
И в дальние края бежать искать покой склонял.
« И римский кесарь с папой там тебя уберегут-
Глядишь -  со временем дела  поправятся и тут».
« А почему все думают ,что мой отец умрёт-
Ведь Кикин упреждал - болезнь притворство ,
Чтобы верность испытать ,
Чтоб как Иоанн Васильич Грозный , тем противников сыскать
И  власть и государство этим укреплять.
Притворство всё и ложь !
Кому поверить тут ?
А все мои мечты как сон с утра растают .
Я смерть отца желал и грешен уже тем -
Что власть нести , как батюшка ,
Мне силы и охоты не хватает.
А , может ,?.... нет я богом обречён
Пройти свой путь через страдания и муки ,
Я жизни беззаботной никогда не получу-
В России в монастырь лежит мне путь через разлуки.
                *********
Из Зимнего дворца домой к себе спешил
Не сын и не наследник
И мысли  путались -  кружилась голова
От передряг и горестей последних.
Жена Шарлотта после родов богу душу отдала ,
Успев  родить ещё  наследника – младенца под именем Петра.
Уж три  Петра теперь у трона собрались -
Шарлотте и Екатерине два мальчугана удались.
Один Пётр Алексеевич - как дед он имя нёс ,
Другой же Пётр Петрович – болел , но всё же рос.
А кем же будет Алексей, коль при раскладе том,
Отец лишит его того - к чему он был рождён?»
По улицам пустынным сани с бубенцами быстро пронеслись,
Меж изб бревенчатых , что прятались в сугробах ,
И из труб печных белёсые дымки вились.
Позёмка снежная кружилась по ветру-
Курилась , словно дым из печки поутру,
И в небе мутно – голубом висела светлая луна;
Бросала тусклый свет сквозь вьюгу
На снежно – серебристый санный путь она.
И этой светлой вьюгой душа была полна -
Она пьянила буйная -  как чаша сладкого и крепкого вина.
И было пьяно , весело и страшно на душе
От мыслей , что бродили снежной вьюгой в голове.
В заиндевелых окнах изб блестели огоньки ,
Как пьяные глаза они к себе влекли ,
Из  под  седых бровей с сосульками ресниц
Они глядели в лунной мгле и сердце жгли.
« Быть может , кто –то, в тех домах вино пьёт за меня ,
Надеется -  что я – надёжа – царь и ждёт с тревогой и надеждой дня.
Всё ж хорошо , на белом свете жить ,
Чем в монастырскую темницу уходить ».
                *********
В  нагретом доме в кресло тихо сел у камелька
Где тлели угли  и свечи в сумерках не зажигал слуга пока.
        Алексей. Эй , Афанасьич , жжёной водки принеси… , садись,
Поговорим ; беседу ж нашу никому не доноси.
        Афанасьич . Царевич , ты же знаешь , что не глух я - только нем,
Что в ухо мне войдёт - не выйдет с языка затем.
А , вам , поостеречься надобно давно ,
На  пьяну  голову несёте то -  что на замке держать должно.
Народ ведь всякий собирается у вас ,
Глядишь , найдётся тот – кто и за грош Иудою продаст .
Как батюшки здоровье – он болеть горазд ,
На водах лечиться в Европах
И отдыху в трудах себе не даст.
          Алексей .  Дела прескверные – Меня он не пустил ;
Видать не захотел и , верно , не простил.
Я к Кикину дорогой заезжал – советы слушал и на ус мотал.
Мне убежать от батюшки в Европу предлагал
И говорил что там уж место подыскал,
Что эпилепсией болезнь отца зовут,
А с ней недолго при трудах его живут.
А батюшка умрёт, так воротиться можно-
Толстой, Апраксин , Долгорукие с тобой,
Покуда  не спешить – быть может,
Скорой смертью вопрос твой разрешиться сам – собой.
А я так думаю,
Что многие ко мне переметнутся
И с нетерпением того момента ждут и может в скорости дождутся.
Ждём – пождём, а там что будет,
Бывает, что и  мыши на погост кота поволокут
И нашему полку соратников прибудет, и нашу песенку споют.
Хоть неприязнь и страх меня обуревали,
Но уважал я батюшку и, может быть , любил ,
Но мать, невинную, что в монастырь укрыли -
Я не забыл и не простил.
Уж если мне поцарствовать придётся –
То от Европы я Россию отверну .
         Афанасьич . ( Про себя « Хоть хорошо поёшь , а сядешь где-
Не знаешь -  в  мечтаниях напрасных пребываешь».)
А  Меньшиков?
         Алексей.  А Меньшикова кол уж поджидает.
         Афанасьич ( Качая головой ). Зачем так дерзко говоришь,
Видать Данилыча ты плохо знаешь, хотя воспитывать тебя
Отцом он был определён.
Хитёр Данилыч и умён - хотя наукам не обучен,
Но в делах военных и придворных больно уж  смышлён.
Зачем его клянёшь, вдруг, кто- то донесёт;
Он глазом своим зорким зрит - везде свой нос суёт.
Отец твой тех наук придворных не постиг – доверчив, прост,
Данилыч  же практичен в тех делах - увёртливый прохвост.
         Алексей. Ну – ну, пошёл брюзжать, да ты и сам не прост.
         Афанасьич . Я не брюзжу, а дело говорю –
Ты строишь замки крепкие во сне, а я вот за тобой смотрю.
В чинах не вышел я, не слушаешь меня –
Иных ты слушаешь и веришь, не бранишь,
Не видишь правды и обман не уличишь.
Безбожный Кикин и Иудушка Толстой
Тебе приятней , чем слуга покорный твой.
Не доверяйся им – предатели они,
Тебя не первого им кушать ,
Смотри позорче , мысль свою таи-
Учись не только сердце, но и разум слушать. 
         Алексей. Да плюну я на всех – была бы чернь жива,
Народу годен я – о нём одном тужу
И если батюшка помрёт я архиереям старым укажу ,
А те священников в свой оборот возьмут
И те всех прихожан к присяге приведут.
Вот так и стану я царём - на трон, взойдя шутя.
        Афанасьич . ( про себя) На трон не терпится залезть ,
А рассуждает как незрелое дитя.
         Алексей. Чего молчишь, верна ли мысль моя?
         Афанасьич . Что говорить – ведь воля то-  твоя ,
Но от  отца бежать я не советчик. Ты убежишь, а я - ответчик.
А если не удастся, ты же на меня и будешь обижаться-
С кем мне прикажите остаться?
А мы люди тёмненькие - на нас шкурки тоненькие,
А заплечных дел мастера – палачи - в деле крепенькие.
          Алексей. Про слова мои никому не сказывай.
Если скажешь, то запрусь и пусть  …
Пусть палач тебе язык развязывает.
Будут тебя проверять и пытать,
Но веры мне больше -  а тебе отвечать.
          Афанасьич.  А царём  станешь так же слуг стращать?
          Алексей . ( тихо) Афанасьич , дружок , царства мне не видать.
          Афанасьич . Будешь , будешь царём – научись только ждать
И врагов от друзей научись отличать.
           Авторы. У Алексея как в санях перехватило дух.
На улице бубенчик прозвучал
И скрип саней встревожил чуткий слух.
Ввалился в дверь архимандрит и духовник отца - Федос ,
Морозный воздух, дверь открыв, с собой занёс.
Махнул рукой, чтоб Афанасьич удалился и надёжно дверь прикрыл ,
Сел супротив царевича у камелька, хитро смотрел
И руки грея, пальцами , как зверь когтями шевелил.
        Алексей . Ну что … как батюшка?
        Федоска .  Плох ! Так плох, что и в живых увидеть уж не чаем .
        Алексей. На всё господня воля ( креститься ).
        Федоска . Испустит  дух и возвратиться в землю он свою
 И в тот же день погибнут все государя помышленья ( шепчет на ухо )
Бог долго ждёт, да больно бьёт и вот пришла пора для божьего отмщенья.
Болезнь пришла смертельная от пьянства безмерного,
От похоти сладостной до женской плоти -
То кара божья за церковные гоненья,
Что от монашества он намерялся отойти.
Пропала Русь!
        Автор. Царевич слушал и ушам своим не верил.
Каков наглец! Совсем недавно он иное говорил.
        Алексей. Куда смотрели  вы все - церкви грамотеи;
Кто веру православную и церковь защитил!
        Федоска. Постой царевич – не гневись.
Какие мы правители?  Нас в шушеру твой батюшка давно уж превратил.
От кого получают – того и величают,
Кому свой ум перевернуть - промеж себя гадают.
Когда дед правил твой – то были все орлы,
А нынче совами сидят в ночи – нетопыри.
        Алексей. Не мне бы слушать, не ты бы говорил -
Кто церковь православную под царство подчинил.
Кто лютеранские обычаи в народе стал вводить,
Ругать иконы - в церкви ересь говорить?
         Автор. Вдруг смолкнул Алексей. Монах, пронзая взором пристальным,
Сознание и душу у царевича смутил.
« Не батюшка ль его в шпионы снарядил!»
         Федоска.  Ваше высочество, ваш батюшка на церкви наступил ,
Открыто ж выступать он не находит сил.
Исподтишка он хочет дело совершить,
А я ему шепчу скорей дела вершить,
Кривое православие на Лютера сменить.
Кривое ж лютеранство - безбожьем заменить.
А если церковь божия – поругана, грязна –
Тем будет лучше нам – в ком вера в сына божия сильна.
Народ - не стерпит, и дождёмся той поры -
Когда озлобясь , расхрабрясь, полезут мыши из норы ,
Чтоб кошку, дохлую , отправить на погост
И с нею заодно котят - что лижут  кошкин  хвост.
        Алексей. Уж больно ловок ты, ей, ей !
Хитёр как бес, что в душу мне нечаянно залез :
Как богу чёрт намерился служить –
Так ты, при батюшке, пристроился двулично жить.
Ты сам себя с чертями поравнял!
Ты в бога веруешь - иль сатана тебя к себе прибрал?
          Федос . От бога власть . Отцу недолго жить ,
Тебе же, миленький , готовы многие служить.
( подобострастно целует руку )
           Алексей. Смотри,  монах и брат Федос - не оплошай -
Отца как мышь кота не больно задирай,
А то он лапою своей тебя прижмёт-
Испустишь дух и сатана тебе не подмогнёт.
            Федос. Ох, миленький – царь Пётр меня во страх вогнал,
Не государь великий он – тиран  и ты - тиранство то познал.
Кнутом нельзя дела весь век вершить -
Так смуту, заговор и бунт недолго получить!
А сам он бунтовщик на самом деле есть
И дел заплечных и жестоких за спиной не счесть.
Ломает,   рубит, валит сгоряча, и милости друзьям
Лишь раздаёт,  как шубы с барского плеча.
Кровь льётся,  воровство же лишь цветёт,
Но совесть в людях пробудится и урочный час придёт.
Кровь – не вода - она о мщенье завопит-
России - морем бед та кара божия грозит.
Из тех страстей великих церковь выйдет как жена,
В наряды облачённая – светла,  чиста, стройна.
Как солнце воссияет надеждой для людей
И даже грешник обратиться опять душою к ней.
         Алексей. Да ты же сумасшедший и бесом  одолим!
         Федоска. Бог над Россией сжалится и ты царевич - с ним!
Царя бесовского казнил,  тебя направил к нам,
Ты избавитель наш и радость – жизнь за тебя отдам!
Дитятко светлое, благочестивое, природный государь –
Будь, Алексей Петрович, как великий дед нам кесарем:
Самодержавным,  милостливым – заживём как встарь!
А с богом не поспоришь –
Кто Садом с Гоморрой учредил
И Петербург в земле растленной
Кнутом и топором, губя народ, в злых муках возводил,
Под  Ноевым  потопом жизнь свою и город смрадный погубил?
         Алексей. ( Про  себя ) Кто город строил и завёл столицу здесь-
На месте где бы праведника Ноя спасительный ковчег навек исчез ?
Кто этот человек – господь иль бес  ?  (в ужасе вскакивает ).
         Федоска. ( упал в ноги, обнял и взмолился ) Прими , помилуй !
Всё тебе отдам – царём и патриархом будешь
Как византийский кесарь сам!
Небесное  с земным соедини – венец и Константина с Мономахом
Радостно с величьем и достоинством прими.
Будь выше всех царей, что правят на земле.
Ты – первый – ты – один!
Ты – бог -  я – раб покорный твой, пёс твой , червь у ног твоих
И от того и благостно и сладко мне.
            Автор. На пол упала панагия с распятием
И ликом венценосного Петра,
По телу Алексея холод пробежал,
Как будто в душу  мерзкой гадиной,
Как искуситель змей, гадюка чёрная внезапно заползла.
Хотелось плюнуть,оттолкнуть , ударить и прогнать ,
Но шевельнуться не посмел – и ужас и восторг
От слов Федоски, что сулили власть,
Сковали мысли с членами, вскружили голову
И сил хватило, чтобы только не упасть…
Очнулся… Ветер вьюгой снежной за окнами рыдал
И белые, но мёртвые цветы,
Морозными узорами на окнах рисовал.
Федос исчез и комната была пуста,
Как будто бес сквозь землю провалился-
Лишь панагия на полу с распятием Христа.
             Алексей.   « Что он тут врал! Что бредил!
Может я сошёл с ума!
И почему Федоска знает, что отец у смертного одра!
Сколь раз помилован он богом был –
Неужели пришла желанная пора!
А может правду не Федос , а Кикин говорил ,
Что та болезнь притворна и отец всем испытание явил?
Собрались мыши хоронить кота и  радостно по полу скачут,
А он, как прыгнет, и плясуний схватит.
Наверно , Кикин прав - зря веселился я ,
Восторги и мечты о власти только сон,
А батюшки письмо – судьба моя .
Эй , Афанасьич , поскорей давай огня!
На сердце холодно – пора решать-
Клобук на голову надеть и сгнить в монастыре
Или в Европу убежать.
Там под защитой папы с кесарем австрийским ждать
Когда придёт и мой черёд
Власть над землёй с её людьми принять.
                ************
         Автор. Болезнь притворная иль верная отстала от Петра
И мышкам вновь прижать хвосты и в страхе жить пришла пора.
Надежда - что умрёт отец в душе у Алексея умерла –
Зато сомнения о сыне рассеялись у умудрённого Петра.
До Алексея слухи доходили
О гневе на него со стороны отца- 
Не сам шпион Федос ли на него донёс,
На сына и царевича - смутьяна , стервеца.
Кто радость явную , что причастился батюшка явил,
А сын, что он Христос – спаситель возомнил.
Как от чумы от Алексея все вдруг отшатнулись.
На плаху не было желания спешить.
Уж лучше с деспотом - чем с Иисусом - только б жить.
И горькая усмешка на лице царевича легла
Как только вспомнил он письмо с угрозой
О возможности лишения наследства от Петра.
И внука- сына Алексея , от трона тем письмом от трона убирал ,
Хотя по имени отца младенца он назвал.
В тот миг стук в дверь раздумья горькие царевича прервал.
Духовник Алексея – протопоп Игнатьев Яков отпер дверь и на пороге встал.
Как сына он Алёшеньку любил
И к мыслям тайным и делам царевича благоволил.
Ругал царевича за то, что духом слаб он был
И церковь божию от прихотей отца не защитил,
А вместе с ним , покорствуя, бранил.
И хоть царевич своего духовника, напившись водки,
В спорах за бороду трепал –
Духовный  пастырь, умудрённый- то ему прощал.
Увидел Яков пред собой пустые, мёртвые глаза,
С порога понял, что душа его в слезах.
            Яков. Что скучный, ты Алёшенька - скажи.
Гостинец я тебе привёз, уж  больно не тужи.
Вот письмецо от матушки
И от пустынников благая весть,
Виденья были и звучали голоса-
Свершиться скоро Ироду святая месть.
            Алексей.
Не надо - лучше убери и позабудь о том.
Что пользы? Тяжко без того как думаю о нём!
Смотрельщиков за нами много, чтоб донести,
А как узнают - то ни мне, ни старцам головы уж не снести.
              Яков. Вот до чего тебя царевич довели,
От кровной связи с матушкой злодеи увели.
Иль плохо тебе с батюшкой, ты не таись – скажи.
( Тут Алексей махнул рукой и голову пониже опустил
И старец сразу понял всё и по морщинистой щеке слезу пустил.)
Что - светик мой, что родненький, господь с тобой!
Пред богом расскажи - коль есть на сердце тяжесть ,
Рассудим вместе, только тайну ту ты в сердце не держи,
Ведь я пред богом и тебе отец, хоть грешен,
Но, как крест, несу  монашеский обет
И, может - умудрит господь нас отыскать
На все вопросы тяжкие ответ.
(  Царевич, сморщенным лицом, нежданно задрожал -
С глухим, без слёз, рыданием у ног духовника упал ).
           Алексей. Тяжко мне, батюшка, тяжко - тяжек мой грех !...
Сил больше нет и не знаю что делать!
Душе не хватает утех …
Я ведь отцу моему…
Поскорее в крестовую комнату к богу пойдём-
Там расскажу, исповедуюсь грех мой в чём.
Ты рассуди меня, отче, с отцом перед господом -
В чём я себя провинил,
Бремя тяжёлое это нести - никаких нет уж сил!
          Автор. В маленькой комнате, рядом со спальней,
На стенах иконы висят.
Из золочёных окладов с каменьями скорбные лики
При тусклых висящих лампадах
На земных, грешных странников молча, сурово глядят.
Не проникает сюда никогда
От земного светила луча дивный свет.
Здесь все грехи умирают,
Которым, у судей земных, уж прощения нет.
Если грехи эти царь небесный простит-
Значит не грех то и будет он богом укрыт.
Встал на колени царевич пред аналоем,
В лежащее Евангелие взгляд свой как  коршун в добычу  вперил;
Прыгало сердце, туманились мысли
И в теле заметно убавилось сил.
Яков – отец торжественно в ризы себя облачил,
С ликом Христа, как на старых иконах,
Себя перед павшим царевичем в этом наряде явил.
Крест золочёный с распятьем  Христа в руки взял,
Голосом твёрдым духовного сына на исповедь
Тайную, душу щемящую, с трепетом в сердце призвал.
            Яков. Это, царевич, сам Христос пред тобой невидимый стоит,
Исповедь  ждёт  и услышать лишь правду велит.
Не осрамись и не бойся, не скрывай ничего от меня
Всё, что ты сделал руками своими до Судного дня.
Если в чём, грешен - по чину грехов опрошу,
Ты ж отвечай только - « грешен»
И голос я твой до Христа донесу.
             Автор. В меру того как царевич по чину грехов отвечал,
Бремя за бременем сильной рукою с души его кто–то снимал,
Лёгкими пальцами кто-то у совести язвы как врач исцелял.
Было сладко и страшно, как будто не Яков,
А сам Божий сын перед Алексеем стоял.
            Яков. Говори, сын мой, ты волей или неволей кого не убил?
            Алексей. Грешен, отче, (чуть слышно) ни словом ни делом
Никого я рукою своею и мыслью не убивал,
Но когда батюшка болен был – я ему смерти желал.
            Автор. Сжался, съёжился Алексей,
Голову низко склонил и глаза свои плотно закрыл,
Чтобы не видеть того – кто стоит перед ним,
И кто гласом небесным Страшный суд на Земле
В крестной комнате при свечах и иконах вершил.
             Яков. Бог простит тебя чадо! Смерти - ты только желал,
Руки кровью не пачкал и к смерти насильственной не призывал.
              Автор. Алексей поднял голову, веки размежил, глаза приоткрыл
И знакомое доброе и человечье лицо у попа обнаружил
И страх свой, терзающий душу, казалось, забыл.
                Алексей. Видит бог,  грешен я – кровь родная,
А смерти отцу пожелал, значит в мыслях своих я уже- отцеубийцею стал.
Страшно, страшно мне, отче, исповедуюсь я , рассуди -
Ведь не враг я отцу, но в бесовских делах я ему не помощник,
Не друг  и не сын – если можно, хоть словом Иисуса меня убеди.
                Яков. ( с  гневом) Так ты каешься в том, что на батюшку
Плотскою мыслью восстал,
А духовный отец тогда- кем пред тобою предстал?
Что, забыл, что над плотью господствует дух ,
Что священство - главнее чем царство и власть-
Иль ты на ухо глух.
И помазанник божий на Суд страшный должен предстать,
Чтоб дела свои перед Господом и Иисусом, окончив свой путь,
На земле оправдать.
Ты же, чадо, своё своеволие перед Господом
С церковью должен смирить.
Я прощаю тебя и Иисус тебя благодеянием
И человеколюбием своим должен всенепременно простить.
           Автор. Но не верил царевич уже пустозвонным словам,
Что-то сонное, серое, липкое, как паутина-
Туманное, лживое чудилось там.
Что прощается здесь на земле  при поповских словах,
Будет принято  Господом в поднебесных верхах.
            Алексей. ( про  себя) Не архиереи остались - одна шушера.
И федоска и Яков - политики оба , церковь святая- никому не нужна.
Один в старое тянет, другой новизной всё крушит,
Кто народу поможет дела здесь земные вершить?
            Автор. Колокольчик вдали трелью вдруг зазвенел
И всё ближе и громче к крыльцу вдоль по улице снежной летел.
В лужах талого снега послышалось шлёпанье конских копыт,
Дверь открылась, денщик от Петра пред очами царевича
С глупым лицом и великого роста, улыбаясь, стоит.
Отдал в руки письмо и, слова не бросив, назад ускакал.
Алексей распечатал письмо и спокойно его прочитал-
Будто он загодя содержание знал.
« Сын - изволь быть к нам завтра на  Зимний дворец».
Алексею уже безразличен был тот разговор и отец.

                Действие шестое.
Зимний дворец. Рабочая комната царя.
          Автор.  Когда к рабочей комнате царя
Наследник Алексей с бессмысленным животным страхом подходил
В глазах темнело, зубы щёлкали . подкашивались ноги ;
Боялся – упадёт, войти не хватит сил.
Но одолел себя…вошёл и смирно встал,
Как гренадёр навытяжку, и, молча, слушать стал.
И слушал и не слышал - украдкою смотрел
Без любопытства, равнодушно на всё - что в кабинете царь имел:
Токарные станки, что Пётр знал и ценил,
На коих сувениры он точил и всем дарил.
Пётр – плотник инструмент в Голландии купил,
Приборов тьму и глобусов на полках разместил.
По стенам дуба чёрного картины расцвели,
Где по морям заморские гуляли корабли.
Тут были вещи - что ещё царевич с детства знал-
Неприхотлив был русский царь и роскошь презирал.
На старом кресле кожаном Пётр чинно восседал,
У печки, жарко топленой, болезни изгонял.
На нём был полинялый заношенный халат,
Который видел Алексей уж много лет назад.
Заплатой был украшен он и дыркой что прожёг табак,
А на халат напялена фуфайка кое-как.
Чулки же штопала ему красавица жена
И стоптанным туфлям - его нога была мала.
В лицо усталого отца царевич не смотрел-
Пётр у токарного станка с утра уже вспотел.
Смотрел унылым взглядом в пол
И взгляд переводил на стол с большой горой бумаг
Что царь читать решил.
Отец же ровным голосом нотацию читал-
Как будто в канцелярии указ стране писал.
           Пётр. Бог не лишил тебя ума  и он не виноват,
Что крепок телом, но твой дух и слаб и гниловат.
О деле воинском - как я, ты слышать не хотел-
Мы ж в битвах и осадах добились славных дел.
Я не хочу, чтобы наследник мой охоч был воевать
И без причин на то больших людей гнал убивать,
Но от презрения к войне страну не защитить-
Не могут ныне и вовек державы миром жить.
Не знаешь, хоть в летах уже, как войском управлять,
Как за добро воздать добром, дурных  же - наказать.
От дел военных ты себя болезнью оградил.
Не в бой со шпагой лезть тебе,
Хоть сам я в бой ходил-
Была б охота знать о том - как Ганнибал войска на Рим водил,
А Цезарь римский легион  у пирамид из Нила напоил.
           Автор. Тут взор свой поднял Алексей, взглянул в лицо отца-
Не видел месяц лишь всего - а словно жизнь прошла.
Тогда был Пётр в расцвете лет - теперь почти старик,
Знать не притворствовал отец и с той болезни сник.
И хоть желал он смерти той сейчас не мог понять,
Как может царственный отец простую смерть принять.
Недоумённо думал сын и страх пришёл опять,
Но страх пришёл не за себя, а за дела, что надо продолжать.
          Пётр. Я просто человек и смерти подлежу,
Кому оставлю то -  чем  я  безмерно дорожу?
Тому - кто уподобился ленивому рабу,
Оставить бремя дел моих я просто не могу.
Ты в землю свой талант зарыл,
Тебя учил я - бил , бранил ,
Но даром всё потратил и тебя не изменил.
Ты хочешь в наслажденье и без трудов прожить,
А мой завет – в трудах Отечеству служить!
Так венценосному царю на троне должно быть!
Не помогал ты мне в печалях и трудах
И ненавидишь дел моих и всё  развеешь в прах.
Мне горько, что склонить тебя я не могу к добру.
Здоровье трачу я для дел, не дай господь ,умру.
И объявляю я тебе - устал я дальше ждать-
Решать придётся самому кому трон передать.
          Автор. Тут долгий кашель задушил болящего Петра-
Глаза полезли из орбит, пот побежал со лба.
Лицо окрасилось в багрец, кровь вены напрягла.
Царь задыхался и харкал, давился как дитя,
Ругался матом, вытирал слезу и пот с лица.
Платок нечаянно упал из слабых рук отца.
Царевич на колени встал, отца опередил-
Платок поднял, отцу подал…
И вспомнил, как ещё дитём - отца ждал и любил.
           Алексей. Бог видит, батюшка, что я лукавством не грешил,
Вреда тебе не причинял, а коль негоден был,
То не желаю я нести - на что не хватит сил.
Куда уж мне - коль я тебе как сын уже не мил!
           Автор. И голос рвался и дрожал, вздымалась  грудь, мерк взор.
Один лишь взгляд, один лишь знак… всё остальное вздор!
Упал бы блудный сын к ногам, обнял и зарыдал,
И путы свои прочные немедля разорвал.
Растаяла, распалась бы от этих слёз стена,
Что ледяной преградою меж ними пролегла.
Сказал бы снова те слова, что в детстве говорил:
« Алёша, мальчик милый мой!»- ведь он тогда любил.
          Пётр. ( показно , грубо ) Младенчество своё изволь оставить при себе,
А слово в деле докажи - иначе быть беде.
Не может злое дерево плоды добра носить,
Не может слово хрупкое без дела долго жить.
Мне тунеядцы нынче и вовек для дела не нужны-
Дела великие сейчас для родины важны.
А от кого прибытку нет - чего им хлеб жевать,
А ты – бездельник - больше мне тут нечего сказать.
           Автор. Слова отца не слышал сын, но звуки рвали душу,
Как нож взрывает тело, смерть неся,
Какую же нечеловеческую муку
Несла та  пропасть и стена, что выросла опять , решения прося.
Но, наконец, и боль в душе царевича затихла ,
Окаменело всё – теперь уж всё равно,
И голос мертвенный отца как нож не ранит,
А пилит как пила тупая сухое, твёрдое, дубовое бревно.
Скорее кончить всё царевичу хотелось
И речь обдумана и скроена давно,
И голос мертвенный отчётливо, спокойно
Изрёк  решение готовое негромко и не зло.
         Алексей. Иного донести я не имею,
Царь-батюшка, до слуха твоего,
Я в воле вашей и не смею права иметь на трон
И не желаю принять наследства – более того,
Поскольку , слаб  весьма здоровьем и памятью негож,
К тому же брата младшего имею
И он хоть мал, но, видимо , хорош.
И бога здесь в свидетели с  святыми призываю-
Не буду впредь на трон претендовать
И клятву эту я готов рукой своею немедля подписать,
Детей своих я вам, отец, вручаю,
Себе ж готов в монастыре лишь пропитанье получать.
(  Молчанье долгое … лишь маятник считает секунды жизни
На часах, что у стены стоят.)
           Пётр. Что клятву ты принёс – тому не доверяю-
Затяжка времени и больше ничего.
Зло смотришь на меня,
К тому же мудрость от библейского Давида изрекаешь,
Что слово ложно, лжив человек и так давно заведено.
К тому ж, ещё ты воли не имеешь
И старцы и попы вольны тебя мутить,
Бояре же длиннобородые мечтают,
Чтоб тунеядствовать- на трон Алёшку посадить.
В делах практических ни рыба ты, ни мясо
И головой своей не научился жить,
Но отмени свой нрав, исправься
И я готов тебя простить,
Но покажи и докажи что истинный наследник,
Чтоб мне до смерти было поспокойней жить.
Не хочешь - так иди в монахи,
Там будешь в келье господу поклоны бить.
           Автор. Молчал царевич, на лице застыла мертвенная маска
И на лице Петра такая же была.
Молчал и царь, но правая щека, сначала медленно ,
А после всё скорее задрожала и судорога тело потрясла.
           Пётр ( кричит ) Чего молчишь ! Поберегись Алёшка!
Не думай, что не знаю я тебя! Всё знаю, брат,
Насквозь я вижу – смерти мне желаешь,
На кровь свою восстал, щенок - но прогадаешь
Если попов и старцев ты в друзья позвал!
Я тех монахов-фарисеев лицемерие всё знаю,
А ты, видать, того у них не увидал.
          Автор. Усмешкой Алексей то бешенство встречает-
Не сам ли Пётр коварством удивлял,
Плутов с мошенниками при себе имеет
И сам средь них лжецов и  подхалимов не узнал.
          Пётр (спокойно) Последнее напоминание ещё имею,
Подумай обо всём и  дай  о том немедленный ответ
И ежели  ответы ты не знаешь - наследства не видать
И ,как  гангренный палец, тебя от тела здравого придётся отсекать.
А если в монастырь идти не пожелаешь,
То, как  с злодеем, мне с тобой придётся поступать.
          Алексей. Монашеского чина я желаю,
О милости такой тебя отец прошу.
          Автор. Он лгал , и Пётр и сын об этом знали.
Так Алексей отцу родному мстил,
« Клобук на голову гвоздём не плотник прибивает-
Его и сбросить можно; вчера – монах, а завтра-царь»-
Завет Давидовый Пётр же, однако, не забыл.
У Алексея мысль в мозгу кипела-
В России все дела по смерти разорить.
Пётр сознавал, что сына надо не в монастырь упрятать- а убить.
         Пётр ( гневно ) Вон, негодяй ,
Тихоня и святоша, будь проклят, хватит воду лить!
         Автор.
Пётр простонал в бессильной злобе,
Царевич на отца волчонком посмотрел,
А старый волк оскалил зубы,
Но взор отвёл и злобой закипел.
Как зверь израненный кричал, ругался матом
И кулаком ударить сына захотел,
Но бешеный порыв судьба остановила
И нанести удар разящий царь  сыну не успел.
То нежная рука угрозу отвела-
Екатерина за дверьми за всем следила
И к мужу в нужную минуту на помощь, крадучись пришла.
         Екатерина. Петруша, батюшка родимый, успокойся
И не ломай себя, болезни не зови ,
А ты ступай царевич с богом
И батюшку уж больше не гневи.
          Автор. А Алексей зрачками, исподлобья,
Как зверь на зверя на отца смотрел в упор,
И пятился спиной к открытой двери
И знал, что не окончен этот спор.
А Катенька присела рядом с мужем,
К груди прижала голову Петра.
Она была теперь: женой, служанкой, постирушкой ,
Сестрой и матерью и только лишь императрицею ещё не стала,
Умела ждать, измены все прощала ,
В походы дальние сопровождала,
Совет толковый в трудный час могла подать.
Припадки буйные умело укрощала,
Была красива, ласкова,пышна;
Трактирную служанку видом всем напоминала,
А главное наследника живого недавно принесла.
Почти что каждый год детей она рожала,
Но мальчики в промозглом Петербурге
Как цветы на стуже не росли,
А гибли и отцу страданья приносили,
А вот девицы розами цвели.
Царевич Алексей домой в повозке мчался-
На сердце пустота - все чувства умерли.
Надежды нет, нет радости и скорби-
Легко и страшно. Что там впереди наступит, наконец?
Лишь удивился, как легко и просто исполнилось желанье-
В  душе погиб и отдал богу душу его отец.
           Пётр ( размышляя ) Неужели мой сын столь хилый слабый плод
От корня мощного на белый свет явился?
Неужели ему на плечи власть падёт
И все дела, к которым я в трудах стремился, продолжит- сын?
Что станет с делом рук моих,
Куда Россия путь проложит,
Кто сможет дел не загубить
Мои дела и славу приумножит?

                Действие седьмое.

            Автор. Год 1716 , 27 января. Европа вновь в который раз увидела Петра. Царевич все дела вновь отодвинул вдаль-
В Москву к родне явился утолить свою печаль.
Пожар недавний на Москве бед натворил
И Кремль в пожаре полыхал,
И колокол во все концы набатом бил.
Раздался бой часов на Спасских воротах,
Царевич по Кремлю бродил
И мысли унесли его в виденьях в годы те-
Когда он был ещё в младых летах.
В воспоминаньях тех царил его отец,
Избавиться от них не удалось вконец.
И в страшном образе отца он видел жизнь свою с  начала до конца.
Ему шесть лет всего и видит он отца в ряду простых солдат.
Преображенской роты бомбардир, что ростом выше всех,
Зелёный с красным отворотом на отце красуется мундир.
Отец  его увидел и к телеге подошёл,
Среди подушек пухлых тельце лёгкое нашёл,
Взял на руки, поцеловал и вверх поднял
И на плече наследника среди полков понёс
И сам как звонкий колокол « Виват! » кричал,
« Виват! Виват!» кричали все полки,
А бабушка кричала: « Сынка  не урони!»
А дома бабки-няньки в наследнике не чаяли души,
От всяких напастей и тягот берегли.
Кормили сытно сладеньким куском,
Болезни изгоняли и шептанием и баней, и малиновым питьём.
Дрожали  все - коль кашлянет  внучёк
И в тёплую постель ложили на  бочёк.
И от дождя и ветра берегли, чесали пятки, на ночь сказки сказывали.
« А отчего у батюшки мозоли на руках он как-то вдруг спросил»
« От топора, Алёшенька, - отец ответил и при этом предложил,-
Как вырастешь - возьму тебя с собой хоть за море, пойдёшь со мной?
-Хочу, хочу я быть всегда с тобой!
- А бабушки не жаль?
- Жаль бабушку, я бабушку люблю.
-А более кого?
Алёша не казал про мать, что в монастырь отправлена была,
Свой век монашкой в келье доживать.
- Люблю тебя я, батя, больше всех люблю
Наверно в первый раз тогда солгал - да бог судья ему.
Однажды на Москве случайно увидал
Как со своею сворой палачей
Отец мятежников-стрельцов, отступников пытал.
На дыбе треск костей до слуха доходил,
Палач под ногти иглы острые вводил,
Клещами рвали рёбра и углями тело жгли:
Крик, стоны, мат мальчишке в душу ужасом вошли.
А главного мятежника отец пытал,
Но тот терпел все муки и молчал.
Молчал, смотрел царю в глаза,
Смеясь над ним, хоть по щеке текла слеза,
А умирая, поднял голову, харкнул царю в глаза ,-
Собачий сын, Антихрист, - только и сказал.
Царь кортик выхватил и в горло непокорному вонзил-
Кровь брызнула в лицо Петру,
А  Меньшиков платочком шёлковым те пятна удалил.
Алёша как картину эту увидал
Всю ночь, бесчувственный , в канаве у тюремного двора в горячке пролежал.
Солдаты поутру наследника нашли  без памяти,
Больного бабкам – нянькам, обезумевшим, со страхом принесли.
Болезнь душевная ещё не зажила,
Но воля батюшки в Лефортовский дворец на праздник Бахуса звала.
Всепьянейший собор сосуды освящал,
Развратную попойку в странный праздник представлял.
Шуты ругали и трепали за бороды бояр,
Плевали им в лицо, ругали всё - что было встарь.
В учителя наследнику был немец прикреплён,
Учил учтивости по книжке, а сам был не умён,
Но водку пил и в словесах изрядно был мудрён.
А русские учителя интриги против немца лишь плели,
Наукам не учили и как немец бражничали.
Пётр, занятый делами, сына редко лишь видал,
На бога положился, а сам - больше воевал.
В тринадцать лет царевич начал в армии служить:
Таскался по походам, видел кровь и грязь,
Все тяготы и ужасы сносил,
Но, научился лишь науку эту ненавидеть - что есть сил.
Отцу всё некогда - то шпага, то перо,
То циркуль, то топор всегда в руке его.
Сын, как и Пётр, рос в детстве - словно сорная трава-
Наставником был Меньшиков по воле «мудрого» Петра.
Тот грамоты не знал, но был хитёр как лис
И предан словно пёс
И порученье то он с неохотой вёз.
В семнадцать лет труд непосильный
На плечи хрупкие положен был:
Скакал по городам, фортеции рубил,
Для флота лес таскал и беглецов ловил,
Лил пушки, набирал полки, печатал книги,
Провиант заготовлял и экзекуции творил.
В трудах таких здоровья не нашёл - а потерял
И в битву славную под городом Полтавой не попал,
А несколько недель без памяти лежал.
Потом отец своим приказом на учение в Европу отослал,
Да поискать велел за рубежом жену
И свадьбу там сыграл.
Нить воспоминаний здесь оборвалась…
Как было б хорошо, чтоб жизнь по – новой  началась.
                ***********
Из Копенгагена царевичу курьер привёз письмо.
Отец напоминал о деле - что должно быть решено.
И если не отбудешь в монастырь - то приезжай ко мне не мешкая-
Бездельничать оставь и поспеши и здесь дела свои решим.
Как на письмо такое отвечать-
Иль струсить или дерзость показать?

                Действие восьмое.

Петербург. Комната царевича.
         Афанасьич. Вы к батюшке изволите езжать?
         Алексей. Поеду, может, знает бог к нему иль в сторону.
         Афанасьич ( испуганно ) В какую сторону ?
         Алексей. Хочу Венецию смотреть , себя спасти ,
В том пользы больше, ты  же тайну сохрани.
        Афанасьич. Я тайну сохранить готов, но ты остерегись и оглядись,
 Ведь будет нам беда - когда ты вольной птахой улетишь.
         Алексей. Я от отца не ждал письма, но путь мой правит бог.
Уж будь что будет - видно путь далёк.
         Афанасьич. Да, многие наследники бежали от отцов -
Только в России не было подобных наглецов.
 ( входят Меньшиков и Долгорукий.)
         Меньшиков. Ну что, царевич, собрался до батюшки скакать,
А где же, Афросиньюшку свою, изъявишь оставлять,
 Быть может, ты её  доверишь мне?
         Алексей. Возьму до Риги, а потом оставлю и
Дальше в путь отправлюсь со слугой наедине.
Пускай вернётся в Петербург - не место ей в далёкой стороне.
( И Алексей  тут врал, а Меньшиков ложь эту угадал ).
         Меньшиков. Зачем же девку отпускать, коль любушка тебе.
Отец не побоялся взять служанку - что была при мне.
Зайди в Сенат, там паспорта и деньги получи.
(ехидно) Позволь наследник пожелать счастливого пути.
         Автор. На заседании Сенат был щедр и деньги дал
И Меньшиков вдобавок тысячу червонцев отсчитал,
Ещё же 1000 польских злотых назначил от себя.
Ещё 5000 займом дали, вдруг- с сочувствием скрываемым,
Улыбкою любезной и надеждой что в случае чего
Наследник не забудет их услуг.
( князь Долгорукий Алексея в сторонку отозвал).
          Долгорукий. Так значит едешь к батюшке?
          Алексей.  А как тут быть?
          Долгорукий (шёпотом) Как?  А ,вот как –
Взявши шлык да в подворотню шмыг и поминай , как звали,
А уж и след простыл - ищи-свищи, как ветра в поле-
Тут был, а там уплыл…
Нрав батюшки такой жестокий - а то б и сам я первым изменил.
Тебе,царевич , я готов служить
И свой живот за дело положить.
            Алексей. Пожалуй, не оставь князь милостью своей.
Мой долг- отечеству служить и миловать людей.
                ***********
             Автор. На следующее утро царевич оставил Петербург.
Любовница Афроська с братом были взяты, испытав испуг.
В  Либаве Кикин встретил их и тут же предложил
Бежать им в Вену к кесарю - он там уж всё решил.
Уйдите ночью, а багаж с каретой брось. Пойми, царевич,
У отца ты милость не найдёшь.
Сенаторы и Меньшиков постановили так решить,
Что чернецом в монастыре ты долго можешь жить.
А за границей есть указ тебя в бою убить.
Ведь в Дании со Швецией сейчас идёт война,
Ну, а датчане, милый друг, - союзники Петра.
Зачем же головой своей напрасно лезть в петлю-
Ведь не баран ты глупый и я тебя люблю.
А если же у кесаря тебя найдут
И будут уговаривать, чтобы тебя вернуть-
Не верь их лжи, что батюшка тебя простит.
Скажу заранее, что будешь ты убит.
                **********
Три раза в разных городах беглец не мог решить:
Куда скакать и как скрывать, куда судьбу склонить.
Вконец в раздумьях изнемог, на всё махнул рукой,
Решил он в Австрии у кесаря найти себе покой.
Но ужас тело и мозги царевича сковал-
Боялся скрипа половиц : ни ел, ни пил, ни спал.
Когда Бреславль проехал он – уже  не отдыхал
И лошадей велел стегать кнутом и гнал…и гнал… и гнал.
На пятый день он лишь заснул,
Когда же сон пропал - увидел горы вдалеке,
Где солнца диск  вставал.
Свобода дивная звала царевича к себе!
Бог спас его  и журавли летели в вышине!
И он как птица ощутил вдруг крылья за спиной,
Но голос внутренний шептал: « Постой… постой…, постой.».

                Действие девятое.

Неаполь. Дворец австрийского наместника в Италии.
           Автор. Пётр сына беглого напрасно два месяца прождал,
А после сыщиков за ним по городам послал.
И в Вене отыскался след, где блудный сын пропал.
Пётр другу - кесарю  письмо послал,
Чтоб сына беглого он выдал и не укрывал.
В Европе же интриги против Петра плели
И сын теперь его пугал войною новой
Что России навязать могли.
И Пётр Андреевич Толстой - искусный дипломат,
В Неаполе царевича как пёс легавый скоро отыскал.
Наместнику от русского царя бумагу показал,
Добился  встречи, о которой Алексей ещё не знал,
Но сердцем чувствовал, что близится беда-
И сны дурные спать мешали,
 И от вулкана Этна, вдруг ожившего , пришла гроза.
Царевич в тёмной комнате наместника встречал,
Стоял, смотрелся в зеркало, сон страшный вспоминал.
Дверь тихо отворилась – явился тусклый свет
В зеркальном отражении, вдруг, три лица явили бледный цвет.
Ужасный крик царевича всё здание потряс.
           Алексей. Он! Он! Смотрите - это он!
(секретарь Вейнгард поддерживает Алексея)
           Вейнгард . Воды! Воды! Скорей, скорей!
           Автор. Шатаясь, в кресло сел с трудом царевич Алексей.
Над ним склонился старый граф и гладил по плечу
И пузырёк с нашатырём поднёс к его лицу.
           Даун . Я успокоиться прошу - весть добрая пришла,
От государя важная бумага прибыла.
(У Алексея был озноб, дрожал он тело всем,
Стучали зубы о стакан, взгляд бешен был и нем.)
           Алексей. Там сколько их ко мне пришло?
           Даун. Да двое их всего.
           Алесей. А третий, третий где сейчас?
Ведь видел в зеркале я явственно его!
            Даун. Почудилось должно быть вам,
Нет третьего нигде…нет больше никого.
            Алексей. Нет, нет - увидел я его, скажи же где он.
            Даун. Кто он?
            Алексей. Отец… отец…,отец!
            Вейнгард. Сирокко это - африканский знойный ветер
Болезни нам принёс.
Он в голову гоняет кровь - тут часто так бывает
И если медик пустит кровь- то недуг как рукой снимает.
            Алексей. Нет, всё же видел я его, клянусь всевышним-
Это был не бред и сон!
Я видел, граф, отца - как вижу вас сейчас!
Да, это был, конечно, он.
              Даун.  Ах!  боже мой - мне б только знать,
Что, сударь, вы больны я б никого не допустил-
Поскольку нездоровы и недовольны вы.
А может нам сейчас свиданье отложить?
               Алексей. Нет, этого не надо - теперь мне всё равно,
Хочу узнать быстрее - где от батюшки письмо.
Пусть подойдёт ко мне один старик, а тот убийца-
Мне подослан он, смотрите, как глядит
 И нож наверно наточён.
               Даун. Покойны будьте, своей честью я и  жизнью отвечаю,
Что сделать зло вам эти люди не желают.
 ( Скользящим шагом, выгнув спину, с поклоном низким, как холоп простой,
с письмом в руке к царевичу приблизился Пётр Андреевич Толстой.
Денщик же царский - исполин и капитан гвардейский, румяный молодец,
Красавец, как  Иван-дурак - Румянцев Александр Иванович
Остался, молча, словно истукан, у входа при дверях.
                Толстой. Всемилостивейший государь-царевич,
Ваше высочество, от батюшки письмо
И с позволенья кесаря доставлено оно.
                Алексей ( берёт письмо, узнаёт почерк отца и шёпотом читает ).
«Мой сын, известно вам, что не послушал ты меня
И богом, клявшись , - обманул, бежав нежданно,
 И ища защиту и протекцию,
В краях чужих пред богом и отцом в измене утонул.
Обиду и досаду мне и стыд отечеству ты этим причинил
И я посланцами к тебе Толстого и Румянцева,
Узнавши - где укрылся ты, немедля снарядил.
Последнее письмо направил я тебе, чтоб волю выполнил мою,
Что донесут  посланцы  тебе в чужом краю.
А если испугался ты меня, то обещая богом и судом господним,
Что наказания тебе не пожелаю я,
Но лучшую любовь лишь покажу.
Вернись, послушайся, иначе прокляну
Изменником, хулителем отца
И по – другому , всё решу и не прощу измены стервеца.
К тому же помни, я насилие сейчас с тобой не учинил,
А если бы хотел - то силою тебя обратно воротил.
                Пётр.
            Автор. Толстой придвинул стул к царевичу,
На самый кончик сел и заглянув  доверчиво царевичу в глаза
Заговорил, как будто не было  всех неприятных дел-
Как  будто два приятеля душевную беседу завели,
Давно не видившиеся , и  добрыми улыбками цвели.
И голос ласковый и бархатный Толстой имел,
Улыбкою приятной дипломат искусно овладел.
Речь умная и деловитая из уст его текла.
Казалось Алексею дело миром можно разрешить
И волки с овцами в согласье будут жить.
Толстой инструкцию Петра искусно выполнял
И лаской и угрозами царевичу внушал,
Что милость и прощение возможно получить,
Когда  вернётся он домой, и тихо будет жить.
И если кесарь Алексея не будет выдавать,
То Пётр с австрийцами все связи может разорвать.
           Алексей. Пустое, батюшка войну не будет начинать-
Ему со шведами ещё тех дел не разорвать.
           Толстой. Я так же думаю, но кесарю не стоит рисковать,
Да он и без баталии готов тебя отдать.
Ему - нет пользы, здесь тебя, от батюшки скрывать
И только трудности себе тем самым создавать.
А обещание своё уже он совершил-
Скрывал тебя, пока отец тебе судом грозил.
А ныне батюшка готов тебя прощать-
Какой же смысл тут кесарю тебя ещё скрывать.
К тому же кесарь сам войну с испанцами ведёт,
Склоняется тебя отдать и речь о том идёт.
А коль добром вопрос тот не решить,
То Пётр грозит тебя насильно вывезти и суд тогда чинить.
Послушай же царевич родителя призыв,
Вернись к отцу - зачем тебе усугублять разрыв.
А подлинно сам государь мне устно говорил:
«Простим и примем, не гневясь , свободы не лишим».
А  ежели не склонишься (с тяжёлым вздохом)
Объявит он тебя изменником, что клятву дал - её не  соблюдя.
Жить в вечном заточении в чужом краю тебе ведь не с руки,
А у отца в Силезии стоят уже полки.
И кесаря австрийского тогда мы принудим,
Так что пока не поздно- умишком рассуди.
             Алексей. А сколько лет тебе Толстой?
             Толстой. За семьдесят уже.
              Алексей. Я думал, любишь ты меня.
              Толстой. Люблю, родной, люблю и предан я тебе.
               Алексей. Так как же ты на склоне лет, одной ногой в гробу
Взялся за дело, что понять я толком не могу?
               До вздоха я последнего служить тебе бы рад,
Я одного желаю лишь - вернуть тебя назад.
Святое дело совершить - с отцом мир сотворить-
Блаженны миротворцы - так Священное Писанье говорит.
                Алексей. Оставь слова, довольно врать, остерегись старик,
Иль думаешь - не знаю я, зачем с Румянцевым сюда проник.
Что он разбойник знаю я, дивиться нечего,
Но ты, Андреич, отчего с злодеем заодно?
Как смеете на будущего государя руку поднимать!
Убийцы оба вы и посланы жизнь у меня отнять!
                Толстой. Царевич, бог тебе судья, неправду говоришь,
Уж пожалей ты старика, не знаешь что творишь.
                Алексей. Ну и хитёр же ты, Андреич, и сладко говоришь,
Но хитростию в волчью пасть овцу не заманишь.
                Толстой. Так, значит, волком стал уже отец природный твой.
                Алексей. Ну, волк - не волк, а попадись- так съест хоть и родной.
                Толстой. Не веришь мне - так вот письмо и писано рукой.
Клянётся богом и судом с тобою мир чинить
И клятву эту пред  Европой он не посмеет преступить.
                Алексей. Что ему клятвы, на слова он может наплевать,
Но по его указке могут архиереи всё решать,
А им по нынешним порядкам и на бога не стоит уповать.
Два  человека, словно боги, дела приучены решать-
То царь Московский с папой Римским творят на свете что хотят.
А ты , Андреич , слов напрасно без нужды не трать.
Живым не дамся - мне больше нечего сказать.
                Толстой. Тебе видней, делай  как знаешь, я лишь слуга
Не мне решать, меня не слушал-
Видно скоро отца придётся повстречать.
Он сам уж скоро будет здесь,
Ты на рожон, Алёшенька ,не лезь.
                Алексей. Где здесь? Что врёшь опять старик.
( царевич бросил взгляд испуганный на дверь и сник).
                Толстой. Хоть объявлять не велено, да проговорился я,
Поэтому по старой дружбе доложусь.
Я получил, намедни, от государя самоличное письмо,
Что едет он  Италию и запретить ему того
Ни кесарю, ни папе не дано.
Тогда увидитесь и разрешится всё,
Как между вами будет решено.
Куда тебе царевич от отца уйти-
Везде найдёт, рука долга, иного нет пути.
Жаль мне тебя, Алёшенька , что если что не так, то старика прости.
Прощай родимый, на Толстого не серчай, авось увидимся,
А ты уж мне поверь и сам поразмышляй.
               Алексей. Постой , Андреич , не спеши .
Дай словом перемолвиться, а после и решим.
( Уходит к графу Дауну и рассказывает о беседе).
               Алексей. Что если будет требовать меня отец
И войском угрожать,
Могу ли я рассчитывать, что меня цесарь будет защищать?
                Даун. Ваше высочество, не бойтесь-
Император наш достаточно силён,
Чтоб защитить того - кто покровительства его доселе не лишён.
Во всяком случае…
                Алексей.  ( умоляя) Знаю, знаю граф, как вы ко мне добры,
И я, вам, верю и ценю ваше добро,
Скажите правду, ради бога , не скрывая ничего и без политики
И без словесной мишуры.
Взгляните как мне нынче тяжело (плачет).
(Граф Даун колебался и рыцарство с политикой не мог соединить,
Жалел царевича, боясь в делах запутаться
И сильным мира этого - в их политесах тайных, невзначай, не угодить.)
                Алексей (упав на колени) Молю я императора –
Не  покидать меня - безвинным пропаду!
Подумать страшно, что будет мне, когда к отцу приду.
Никто не знает - что представляет этот человек.
Я знаю…,знаю – страшно мне-
В застенках кончится мой век!
              Даун. Вставайте, я вам всё по правде расскажу,
Политики не будет - я так сам сужу.
Насколько знаю кесаря,  он ни за что не выдаст вас отцу,
Он слову верен и унизится ему при этом не к лицу.
( обнимает и целует царевича).
А канцлеру Шёнборну письмецо всё ж отпиши,
Быть может, он подскажет, как вопрос сей сложный разрешить.
( Вернулся Алексей к Толстому хоть с бледным, но спокойным
И решительным лицом, давая видом показать, что
Встреча завершается на том, сказал спокойно, твёрдо).
            Алексей. К отцу мне нет резона пребывать,
Разгневан он и страшно мне пред ним предстать.
О том я цезарю в письме немедля донесу,
Отцу , быть может , напишу- когда я сам решу.
И более уж нечего сказать,
Подумать надо крепко, а потом решать.
            Толстой. Через меня ты батюшке не хочешь просьбы объявить,
Быть может, он согласен будет сыну угодить?
Взять Евфросинью в жёны может разрешить.
Подумай , родненькй , сейчас уж вечер,
А с утра ,возможно , - будешь  поумней.
Поговорить ещё успеем - я всегда к услугам милости твоей.
Знать не в последний раз увидеться пришлось,
Я всё-таки надеюсь на русский наш авось.
              Алексей. Нам говорить уж не о чем и видиться не в мочь
И ты здесь долго не пробудешь,
Так ступай же с богом прочь.
              Толстой. Имею повеленье здесь за тобой следить,
Везде сопровождать и дело до конца свершить.
Отец возьмёт тебя отсюда мёртвым иль живым,
Так лучше уж  по - христиански помирись ты с ним.
А я особы вашей всепокорнейший слуга
И лучше вам не наживать во мне врага.
               Даун ( шёпотом Вейнгарту ) Император хочет,чтоб царевич
Ту женщину безродную скорее удалил; нет духу у меня,
А ты по случаю шепни ему, чтоб просьбу эту
Он скорее в дело воплотил.
                *************
                Автор. Писал царевич вице- канцлеру империи Австрийской
Графу Шёнборну письмо : просил у цесаря - что был ему свояк ,
Спасенья жизни и защиты от угроз от домогательств русского царя
И батюшки его.
«Хотят лишить наследства и корону у меня и у детей моих отнять,
Хотя не гневил я отца и зла ему я не хотел ни делать, ни желать.
Я слабый человек, меня так Меньшиков - наставник мой
С лет молодых негоже воспитал,
Здоровье пьянством он расстроил,
Что я к делам негодным стал.
Теперь меня хотят отправить в монастырь,
Я духом ослабел  и от преследований страх во мне застыл.
Отец был добр ко мне, когда моя жена
Наследника для трона родила.
Стал худо относиться, когда Шарлотта - цезаря сестра,
От родов умерла, а  у Петра жена сыночка принесла.
Царица с Меньшиковым же меня хотят морить,
Пугают до смерти, мечтают пьянством душу загубить,
А может даже отравить.
Права моих детей желают отобрать,
Меня упрятать в монастырь как мать,
Самим же к власти прилипать.
Уж год назад отец принудил власть из рук моих убрать.
Я отказался от наследства и решил здесь покровительства искать.
А ныне он грозит назад меня забрать
Иль в монастырь упрятать,
Иль по суду примерно наказать.
Пусть цесарь защитит - я вечный друг его
И всё исполню, что велит мне как для друга и брата моего.
                Действие десятое.

Комната в замке в Неаполе, где укрывается Алексей. Ночь, ураган ,холод.
Царевич меряет шагами комнату. Евфросинья сидит, кутаясь в шубу.
          Алекей. Афрося, завтра в путь собраться нам пора
Искать защиту у престола папы  Римского от батюшки Петра.
А цесарю нет веры - он молчит – не жду я здесь добра.
Что делать, видимо, пришёл черёд ,
Куда податься если жизнь скитальца - беглеца к стене припрёт?
            Евфросинья. Пустое говоришь, уж если цесарь повел меня прогнать,
То папе  Римскому тебя совсем уж не понять.
Кто я тебе - простая патаскушка - иль жена,
А у католиков такая связь запрещена?
И войска нет у папы - не сможет он решить,
Чтобы бродягу от помазанника божьего тиарой защитить.
            Алексей. Как нам ,Афросьюшка, теперь с тобою быть?
Указ от цесаря тебя со мною до утра насильно разлучить… Бежать?
            Евфросинья. Куда бежать - к отцу с поклоном надо поспешить.
            Алексей. То не твои Афросьюшка слова.
Толстой с Румянцевым тебя опутали и уши ты развесила,
От песен тех твоя смутилась голова.
            Евфросинья . Пётр Алексеевич хотел тебе добра.
            Алексей. Добра! …Что смыслишь ты - умом куриным.
 Не видишь, глупая ты от родителя и Катьки зла.
У бабы волос долог, ум короток… иль страх нагнали -
Что пытать меня возьмут,
Ну а тебя на дыбу палачи не сволокут.
Не думай даже - не посмотрят, что брюхата ты,
У нас на дыбах девки рожали деток-
Хоть орали во все рты.

            Евфросинья. Тебе же батюшка в письме прощенье обещал.
            Алексей. Я батюшкины милости и кулаки на своей шее испытал.
И видывал - как он отступников пытал-
Стрелецким детям головы рубил и сам при этом хохотал.
Хоть к чёрту на рога от батюшки бежать,
Лишь только б милостей его не испытать.
             Евфросинья. Ну что ж, царевич, воля будет пусть твоя,
Но к папе, хоть кляни меня с  тобою не поеду я .
             Алексей. Да что с тобой , Афросьюшка , Христос с тобой,
Куда мне без тебя, одумайся, постой!
              Как знаешь, только не поеду я, не плачь и не проси,
От слов своих не откажусь хоть смертным боем бей, хоть бабой голоси.
              Алексей. Сдурела, девка - иль забыла - кем была!
              Евфросинья. Нет - не забыла - государя я Петра послушная раба.
Он государь и волен жизнь мою решать -
Куда велит -  туда мне и придётся поезжать.
С тобою против батюшки я не пойду.
               Алекей. Ах, вот как, знаю я под чью поёшь дуду!
С Толстым, с пахабником Румянцевым ты , видно , заодно.
Змея ты подколодная, чем платишь за моё добро!
Видать, отродье  хамское я полюбил,
Коварство бабье - что породила, Ева напрасно я забыл.
                Евфросинья. Ты лайся, лайся – только толку что,
Сказала я и сделаю что мною решено.
                Алексей. Зачем так говоришь - не сделаешь того,
В беде не кинешь ты меня,
Ребёночка хоть пожалей - не оставляй без батюшки его…
А если хочешь – уходи, пусть будет бог с тобой,
Коли не любишь - то скажи и я прощу блуд твой.
                Евфросинья. А ты подумал что люблю?!
А вспомни ка, дружочек мой , когда над глупой девкой насилие творил,
Напившись, до бесчувствия и всё ножом грозил.
                Алексей. Ты что же, слову моему не веришь,
Ведь говорил, что в жёны заберу,
Свой грех венцом покрою, царицей сделаю,
Ведь я тебя насильем взял, а всё- таки люблю.
                Евфросинья. Челом бью, государь, какая милость!
Чем мне не радость за таким то принцем быть?
Терпела я, но мочи больше нет -
Уж лучше в петлю, чем за таким - постылым жить!
Уж лучше б ты меня тогда зарезал,
Чем, не спросив меня, в царицы заманить.
А, может мне, девичий стыд и воля дороже царства твоего.
Род царский сам срамной, паскудный
И ты не краше , чем отец и- продолжение его.
Куда тебе с ним спорить - он зверь большой,
А ты зверь малый - под его дуду и песню пой.
Куда такому царствовать, в дьячки ступай,
Замаливай грехи свои - от трона отступай!
И духу нету  у тебя и воли нет,
Не обижайся и прими такой ответ.
И если палкой я тебя как пса побью,
То только свистну, то прибежишь как кобелёк за сучкою,
Чтоб похоти свои явить.
А всё туда ж податься норовишь,
Любви, ишь захотел, а как таких любить!
 Стой, погоди, сейчас узнаешь, как я тебя люблю!
За то, что сделал ты со мною, монетой той же заплачу!
Пойду на плаху - но грех твой перед батюшкой раскрою,
Как ты оружия у цесаря просил,
Как радовался в войске русском возмущенью
И батюшке несчастия сулил.
Всё донесу - тебе не отвертеться, пусть тело твоё рвёт палач,
А я при этом буду насмехаться,
А ты любовь мою при этом будешь вспоминать!
            Автор. Царевич с ужасом закрыл глаза и заткнул уши
И ясно понял, вдруг, что нет ему спасенья и пустота вокруг.
А  Евфросинья в узел складывала вещи,
Потом Румянцеву взялась писать письмо,
Что без неё царевич к папе не поедет,
А он с Толстым принял и защитил её.
Царевич прочитал каракули  - что Фрося на бумаге намарала
И зверь взыграл в душе измученной его.
              Алексей.  Так, ты, и вправду до любовника собралась!
              Евфросинья . К кому хочу , тебе не доложу.
              Алексей. Ах , стерва , тварь - сейчас тебе я покажу!
              Автор. Царевич Евфросиию схватил  одной рукой за горло,
Другой - за волосы и на пол повалил.
 Он понял - что она ему лгала и не любила,
Рукою кортик вытащил, но мрак вдруг наступил.
Когда очнулся - тело  Евфросиньи со стуком грохнулось на пол,
В борьбе потухли свечи и был повален стол.
Царевичу от ужаса хотелось закричать,
Но показалось - Евфросинья шевельнулась и начала дышать.
Положил тело грузное с усильем на кровать,
Смочил водою голову и начал целовать.
             Алексей. Убил! Убил проклятый! ( Ефросинья открывает глаза)
Афрося , что с тобой?
             Евфросинья . Что, испугался , молодец …
Нет - погоди, постой!
Не так легко меня убить - любовник дорогой!
Ах, мальчик  ты мой глупенький , дитятко милое,
Душа ревнивая - не можешь бабы ты понять,
Склони головушку ко мне - 
Словечко верное тебе хочу сказать.
Люблю тебя, душа моя, как душу же свою!
Как мне на свете без тебя, я без тебя умру!
Скажи  ка , милый , веришь мне, иль думаешь что вру.
             Алексей. ( смеясь и плача ) Конечно верю, ты прости
Родимая моя, люблю и я, моя душа , как маменьку люблю!
              Евфросинья . Ох , светик , и за что же я так тебе мила,
Где разум твой – тут - разум мой, твои слова – мои слова,
А воля и решение пусть будут за тобой.
Мы, бабы, глупые и злые, а я так пуще всех ,
Я ненасытна до любви и сладостных утех.
А ты, ревнивец, вот каков,
Чуть не убил меня сейчас и всё из пустяков.
Дай, думаю, тебя глупца немного рассержу,
Чтобы покрепче  возлюбил…смотри как я дрожу,
А ты подумал - приласкать я вовсе не могу
Но сердце глупое моё, мой милый, утоли,
Что любишь до смерти меня надежду подари.
Скажи, что сделаешь сейчас - о чём я попрошу.
           Алексей. Всё сделаю, пусть видит бог –
На смерть пойду - скажи!
              Евфросинья. Вернись к отцу! Так тошно мне в грехе с тобою жить,
А как вернёшься - то отец жениться разрешит.
Ведь на рабе жениться – царём уже не быть,
А я тебя, мой светик, всю жизнь буду любить.
А если станешь ты царём – забудешь про меня,
От дел распухнет голова - спать будешь без огня.
Постылою  царицею мне не пристало быть,
А я хочу ещё тебе сыночка подарить.
Уедем на деревню, спать будем в тишине,
Аль царство жаль, и власть сладка - подумай обо мне.
             Алексей. Не беспокойся милая, чего уж тут сказать.
             Евфросинья. Вернёшься, милый , к батюшке?
             Алексей. Вернусь.
             Евфросинья . Тогда клянись!
             Алексей ( про себя « Откуда столько сил у бабы.
Тут ласка смерть - а поцелуи раны»). Клянусь пред богом,
Что к отцу как блудный сын вернусь.
              Автор. Потухли свечи, Евфросинья с Алексеем на постели обнялись
И в бесконечной жаркой ласке в объятиях слились.
Царевич чувствовал, что это гибель и конец всему,
Был рад тому концу - убившем страх, и снявшем пелену.
                ********
Толстому Алексей решенье сообщил, что возвращается домой
И написал письмо - где об отцовской милости просил.
Что он всенижайший, непотребный раб и недостойный сын
И чтоб отец его просил.

                Действие одиннадцатое.
Покои Петра в Летнем дворце.
        Автор. Тепло камина навевало сон,
О сыне мысль как червь мозги точила.
«Как перед  цесарем отца посмел злодеем называть-
Безбожником, тираном, кузнецом,
Чтоб о Петре дурная слава по Европе как чума бродила?
А старцы, чернецы и все его друзья
Что бороды дородные носили,
Ругали как Антихриста меня
И пред народом всячески хулили?
Нет -  бог не с ним, не с сыном , а со мной!
Мне богом суждено путь направлять России-
Наукам двигать жизнь отныне суждено,
А не молитвам черпать ей силы.
Враги России нас держать хотят в неведеньи-
Свет разума, чтоб к нам не появлялся…
Страшит громадность их страны и кладези богатств,
И зависть гложет их, и силы их страшат,
Что явятся у нас - коль сможем научаться,
Со стапелей корабль на море выпускать,
Металлы лить и к знаньям приобщаться.
Я сам в шестнадцать лет едва умел писать,
С трудом слагал и вычитал цифири,
Но бог вложил в меня желанье познавать
И интерес к тому- что чудно в этом мире.
Бог на труды меня благословил,
А не поклоны бить и в жизни ленью наслаждаться.
Не только скипетр, а топор в десницы  мне вложил
И честь работником на троне называться.
Простил меня господь
Когда я пушки лил из колокольного металла,
Кода людей впрягал я вместо лошадей,
Чтоб корабли тянуть и пушки по болотам и завалам.
В баталии Полтавской десницею водил,
Когда дивизию вёл в бой
Где смерть меня искала.
Я живота во многих битвах не щадил
И вправе требовать от подданных
Того же для начала.
И город возведён стихиям  вопреки
На зависть всей Европе у брегов Лифляндских.
Знаменьем божьим здесь столицу утвердил
И жертвой тяжкой оплатил трудов солдатских и крестьянских.
Труд непосильный, каторжный на плечи возложил-
Гнать силой на труды, грозя безмерной карой
И тем - кто нерадив и верой не служил
Себя в пример являл и сыну и боярам.
Как в этом геркулесовом труде мне рук не опустить
И силы как сыскать  в ненастье?
Где истинных помощников найти ,
Коль даже сын родной в трудах моих не жалует участья?
Повсюду воровство великое царит-
Плут на плуте сидит и ябеды доносят,
Кто эту гниль сумеет извести
И дел начатых мной не бросит?
Разрушить можно всё -  что я трудом взрастил,
Коль нет наследника, которому сизифов труд по силам,
Видать и сам я виноват, что в суматохе дней,
Взваливши непосильный труд и для души и тела,
От бога только муки получил, не ведая преемника
Кому вручить страну, чтоб не погибло дело.
Тружусь как Ной, махая топором,
Ковчег творю по имени - Россия
И, как кузнец - сковать из марсова железа,
Ковать я должен новую страну, где будет мощь и сила.
Кую пока железо горячо,
Боюсь, чтоб не остыл металл  и мышцы не устали,
Спешу без отдыха, молюсь, чтоб дух мой не упал,
Лечусь и водами и водкой от забот и от печали.
И страшно уж не то - что смерть меня возьмёт,
А страшно то - что дело оборвётся.
Россия косная опять дремать начнёт
И к старому порядку обернётся.
На Алексея у меня надежды нет-
Ему и чернецы и « бороды» всё милы.
Он леностью своей дела готов убить
И почивать бездельником в Москве,
И потихоньку жить - как предки жили.
Он главный мне противник и злодей
И господа-сенаторы к нему переметнутся.
Правитель слабый ближе им, удобней , выгодней
И будет воля им плутами обернуться.
Нет веры никому – и Алексашка - плут!
Он сыну моему плохой был воспитатель.
Безродный Меньшиков…, неужели лишь он
Мне друг ближайший и большой приятель?
Сподвижникам своим не раз я говорил,
Глядя в глаза и чувствуя бессилье:
«Закон писать - не в карты, в « дурака» , играть-
Людишек годных нет,
Чтоб завершить мои мечтанья и  усилья.
Презрели все законы, погрязли в воровстве
И все мои слова им, что горох об стену. Испуганные лица
И покорные глаза, а в мыслях все грехом живут-
 Грешит честной и грешен плут
И не пробить мне эту стену
И не сломить тот грех и через царскую колену!
Не выдержал - кричал: «Кто здесь не вор!
Умри я вдруг сейчас - переметнётесь все к злодею
И сына непутёвого отправитесь встречать
И с радостию броситесь на шею.
Быть может, бог испытывал меня
И наказанье дал за все грехи земные-
Что я? Что Алексей? Что жизнь?
Здесь главный мой вопрос - а что Россия?
          Автор. У церкви Троицкой на колокольне бьют часы,
Последний звук в небесной выси замирает.
Письмо царевича в руке Петра дрожит
И радость его сердце наполняет.
           Пётр. « Знать сжалился господь  и чудо мне явил,
Хвала ему, что в трудный час меня не забывает.
В  отчаянье я был, изнемогал-
Теперь господь мне силы новые вливает.
Вернулся сын… и как мне поступать?
Убить… или простить?
Но это не господь решает.
И как исполнить то -  что сыну обещал
И клятву в том давал, и бог об этом знает?
Простить отступника?
А как с другими быть -  что, как и сын,
К нему и государству зло питают?
Его простить – так значит их простить
И что потом произойдёт - то он не знает.
Негодные людишки : воры, тунеядцы и ханжи,
Длиннобородые попы с боярами, с сынком объединятся;
Страх потеряют, государству разоренье учинят
И надругаются над всем его трудом,
И после смерти всё разрушат,
Если в страх их не загнать
И глотки не заткнуть, чтоб перестали насмехаться.
Россию погубить - не дам!
Прощенья нет - хоть клятву я нарушу!
Всем по заслугам и трудам воздам,
И розыск учиню, и пытки применю,
Но заговор порушу!
А плаху с топорами - мне не впервой видать
И кровь пускать врагу - не трушу.
И патриарх с иконою меня не убедил -
Когда помиловать бунтовщиков-стрельцов просил.
Я,  Матерь божию, не меньше патриарха чтил,
Но государев долг меня  к иному приучил-
Я  добрых  миловал, а злых казнил.
Я знал, что делал и духовному владыке дал ответ,
Но как ответить богу, если жертвой станет сын-
Родная кровь… - ответа нет.
Как в страшном сне я вижу длинный ряд голов
На Лобном месте, на бревне, что плахой стало
Для моей сестрицы преданных стрельцов.
Те головы : седые, рыжие и русые и чёрные под топором легли,
И кудри, и затылки лысые окрасились в крови.
От крови и вина хмельные с Данилычем мы головы секли
И палачей работу страшную с веселием вели.
Одна лишь только голова в глаза взглянула мне
И до сих пор мне душу разрывает.
Алёшкин взгляд, Алёшкино лицо-
То кровь моя, мой сын меня пугает!
          Автор. Другое, вдруг, видение представилось царю ,
О том - как из чужих краёв вернувшись,
Он тайно ночью в спальню пробрался к царевичу
И сонного ласкал и целовал
И нежность ощутил нежданно улыбнувшись.
И чувства новые явились,
И карие глаза, не ведавшие слёз
От этого тепла преобразились.
         Пётр. Мне дело главное и страшное
 И  вечное - судьбой дано свершить-
Дела великие и добрые покрыть сыновней кровью,
Чтобы Россию, выкованную твёрдою рукою кузнеца-царя не погубить,
Но душу погубить свою и пред творцом предстать с грехом
А не с  смиреньем и любовью.
И даже церковь тут уж не поможет мне-
Сам на себя я возложил дела и патриаршьи и мирские.
Как мне избавить душу от кровей-
Прости мне боже все грехи земные!
Но власть от бога мне дана и сам я патриарх,
Но страшно мне как скажутся
На внуках и потомках мои страсти роковые!
( Становится на колени перед иконой Спаса Нерукотворного и молится).

                Действие двенадцатое.

          Автор. В приёмной маленькой Преображенского дворца
Убранство скромное -  Пётр роскошь презирает,
Играет луч холодный солнца и Толстой с царевичем сидят
И напряжённо государя ожидаю,
А за окном заснеженного поля гладь
Где галки чёрные свободой дышат и гуляют;
Казарма серая, а радом с ней острог,
Где неподвижный часовой у будки мёрзнет и невольников клянёт,
Ветрам балтийским, мерзким спину подставляет.
С сосулек ледяных уж капает слеза
И воробьи чирикают - словно весну встречают.
Однообразно тикают часы-
Минуты бренной жизни холодно считают
И мысли в голове царевича, при том,
То путают, а то совсем сбивают.
Спокойно ехал он во сне и забытьи из солнечной Италии в Россию,
Не понимал и сам что происходит с ним
И для чего везут в края родные.
Сейчас же тупо он на дверь опять глядит
И ужас в его душу заползает.
Рука его дрожит, а разум говорит-
Напрасно милость от отца он ожидает.
        Алексей ( креститься, молится и хватает за руку Толстого )
Ах , Пётр Андреич , страшно , страшно мне ,
Что будет, родненький , - не знаю.
         Толстой. Даст бог ладком, мирком, уладятся дела -
Ведь голову повинную меч не срубает.
         Алексей (бормочет заготовленную речь )
Ни в чём я оправдаться не могу,
Прошу лишь милости и вашего прощенья;
На бога и на вас надеяться могу
И отдаюсь во всём на волю вашу и сужденье.
        Автор.  Дверь отворяется и в залу входит Пётр-
Вскочивший Алексей чуть не упал от возбужденья,
Толстой его под руку подхватил
И оба замерли, изобразив почтенье.
Перед царевичем мелькнули два лица-
Чужое, страшное как мертвенная маска
И милое, родное с детской памяти его,
Где теплилась любовь и ласка.
Царевич бросился к отцу, чтоб на колени встать,
Но  лишь в объятия попал, успев к груди прижаться.
        Пётр. Алёша, здравствуй, слава богу-
Я так ждал и, наконец, тебя дождался.
Уже не чаял свидеться и сам к кесарю
Чуть было не собрался.
        Алексей. Прости, прости! … (рыдает)
         Пётр. Ну, что ты, что ты, не рыдай,
Дай я тебя, голубчик, поцелую.
         Толстой. (  на ласки глядя, про себя: «Целует ястреб курочку-
Того гляди до смерти зацелует.
Не знает парень, что беда его головку не минует».
           Автор. Тут Пётр рукой махнул, за дверь Толстого отправляя,
К столу царевича на завтрак пригласил,
Две чарки водочки анисовой налил
И за здоровье тост сказал беседу начиная.
            Пётр. Ты водку  чёрным хлебом с чесноком Алёша закуси,
Я вижу, отощал у кесаря,
Не сладок видно харч в краях немецких,
Но ничего, откормим хлебом русским,
Гладким станешь вновь - забудешь экономов европейских.
Пей, не тужи - за здравие своё и за моё , вторую чарку.
Чарка на чарку - не палка на палку…
Без троицы - дом не строится…
Четверть - гостей веселит.
           Автор.  Царевич много пил, но мало ел ,
От радости хмелел : глазам, ушам своим не верил
И всё ещё пред батюшкой робел.
Отец легко и весело и просто говорил;
Расспрашивал о кесаре, о чудесах Италии, о папе –
Как с товарищем общался и шутил.
          Пётр. А у тебя губа - не дура -
Афроська - девка -хоть куда,
Годков бы мне десяток сбросить -
Гульнул  бы я тогда.
Девицу твою справную сумел бы улестить,
Рога наставить, у тебя её отбить.
Видать, что ты от батюшки недалеко ушёл-
Я с портомойкой спутался,
А поломойку - ты нашёл.
Бельё стирала Катенька - твоя драла полы
И полюбить простушек не постеснялись мы.
Небось , жениться хочется?
Я не противник в том.
          Алексей. Если позволишь, батюшка,
Прошу тебя о том.
          Пётр. Раз обещал то выполню,
Ты только не спеши
Дела свои уладим - ну а потом решим.
За мир, за дружбу вечную поднимем свой бокал!
           Автор. От слов таких отеческих царевич в радость впал
И сердце замирало, и в небе дух витал.
Исчезло всё в сознании - он помнил лишь одно -
Что в данную минуту отец любил его.
За это лишь мгновение он жизнь готов отдать,
Предать своих товарищей и правду рассказать.
Сын на колени падает перед отцом, боясь
Глаза поднять и увидать - не лик, а зверя пасть.
            Алексей. Во всём покаюсь, батюшка,
Ты только не гневись,
Меня простил и всех прости и к богу обратись!
И я на милость божию и на  твою молюсь,
Я суд готов любой принять и пред тобой винюсь!
            Пётр. Как тех прощать за кем пока не знаю я вины?
Я за себя могу простить, хоть мне они вредны,
Но за отечество своё злодеев как прощать.
Их бог накажет всё одно,
Но если ж я им буду потакать
И сам  могу ещё злодеем главным стать.
Я обещаю лишь одно - кого ты назовёшь-
Того помилую и тех заступником спасёшь,
А на кого не донесёшь - тех волен я судить
И лютой смертью по суду  намерен  их казнить.
И не доносчик будешь ты для всех друзей своих,
Так что не бойся, говори – я не обижу их.
Ах - если б знал как тяжко мне сынок-
Кругом одни враги, один - помощник только бог ,
Будь другом - возлюби отца в работе помоги.
           Алексей. Люблю, люблю тебя отец,
Всю правду расскажу и ничего не утаю-
Ведь я тебе служу!
           Автор. Царевич всех своих друзей - соратников назвал,
Но никаких за ними дел отец не распознал.
Всё только слухи, сплетни и слова, пустая болтовня,
Не то - что делали стрельцы и Софьюшка  сестра.
Те головы лишить Петра хотели и могли,
Войска вели, пожары жгли , плели договора.
           Алексей. С друзьями я, по пьяне, врал
 И бранные слова, быть может, говорил
И каюсь, что поганый рот свой,
При том бесстыдстве не закрыл.
            Пётр. А кроме слов не мыслились дела,
Чтоб возмутить народ и смута та тебя к наследству привела?
            Алексей. Пустое, батюшка, и видит бог,
Что даже  мыслить о таком в рассудке я не мог.
            Пётр. О  всём поведал мне иль что-то утаил?
Скажи пока не поздно, чтобы я тебя простил.
             Алексей. Есть тайна у меня - не знаю,  как сказать-
Мне страшно пред тобой тот грех в себе держать
И так же страшно открывать.
             Пётр. Не бойся, исповедуйся, очисть себя и объяви,
Скажи и легче станет, чтоб не лишиться,
Не раскаявшись, отеческой любви.
             Алексей. Когда болел ты, батюшка, я думал что умрёшь
И радовался этому от страха, что не любишь ты меня
И дел твоих продолжить - я негож.
              Автор. Пётр отстранился и в глаза царевича вонзился-
Увидел в них нечеловеческую боль
И сам от этой боли заразился впервые осознав,
Что сын в упрямстве и страданьях на него похож.
              Пётр. А думал с кем-нибудь ещё  о смерти ты моей
И не склонял ли к мысли той  людишек и друзей?
                Алексей. Нет, нет - ни в мыслях, ни делах  дурного не желал-
Лишь пониманья и любви всегда отцовской ждал!
Казни, убей – я сам умру с охотой за тебя-
Коль за проступок свой дурной нельзя простить меня!
Твой блудный сын желает лишь прощенья и любви -
Ты только исповедь мою в себе одном храни.
                Автор. Царь Пётр лицо рукой закрыл и долго так молчал
И, отняв руки от лица, царевича обнял,
Приблизил голову и в лоб холодными устами его поцеловал.
Один лишь раз пускал слезу прилюдно хладный Пётр,
Когда от сладостей земных скончался Франц Лефорт,
Что до Европы мысль Петра младого устремил,
Что  потакал потехам всем и жизнь вести учил,
Где место есть для славных дел в походах и пирах –
Где человек-творец и  бог - а не благой монах.
И Алексею в первый раз почудилась слеза
В глазах отца, где только что таилася  гроза.
Царевич полагал ещё беседу продолжать,
Пётр быстро встал и, не простясь , ушёл дела решать.

                Действие тринадцатое.

Аудиенц-зала старого Кремлёвского дворца.  Утро.
             Автор.  Лишь первый день прошёл от первого свиданья
Царевича и грозного отца,
Когда пришла пора решать судьбу наследника и беглеца.
По повеленью царскому явиться тут должны :
Министры и сенаторы, армейские и прочие
Гражданские достойные чины;
Услышать царский Манифест они приглашены.
Сей Манифест царевича от трона отрешал
И нового наследника к правленью приглашал.
Малютка Пётр Петрович подарком нежным был,
Но в климате болотном здоровья не добыл.
Внутри кремля гвардейцы свой караул несли-
На площади и улицах маячили они.
И страх и любопытство в том зале пребывал,
Когда на трон через толпу Пётр скоро прошагал.
Два рослых конвоира царевича ввели,
Как арестанта бледного на суд представили.
           Толстой ( подбегает к царевичу сзади и шепчет)
Стань на колени и винись и голову склони,
Как научил я, не боясь, спокойно говори.
            Алексей. Всемилостивейший государь, пред вами я грешил
И пред родителем своим повинную просил.
Забывши долг сыновний и подданство своё
Искал защиты кесаря от взора твоего.
Прощенья и помилования я заново прошу
И уговор твой суд принять покорнейше несу.
              Шафиров ( читает  Манифест )
Упорство в непотребных поступках
Наследник перворожденный изрядно проявил,
Ученью к делам военным и гражданским охоты не имел,
Желания не знал науки постигать,
С людьми пустыми, подлыми знакомства заводил
И воле нашей и желаньям - делом тем вредил.
Забыв предупреждение наследия лишить
И вовремя исправиться, чтоб в деле годным слыть
И страх и божью заповедь отцу послушным быть-
Решил неблагодарностью заботы оскорбить.
Сын наш на просьбу ехать к нам,
Чтоб тем в делах помочь,
Бежал с негодной жёнкою
От дел военных прочь.
Принял защиту кесаря и клевеща на нас
Там учинил бесчестие, покрыв позором вас.
За эти преступления достоин смерти он,
Но сердцем соболезнуя,
От наказанья этого он мной освобождён.
            Пётр. ( прерывает с гневом и горечью)
Наследником всех дел моих
Ему не должно быть и славу,честь , дела России
Делами непотребными бездарно загубить.
А ты попомни, Алексей , хоть я тебя простил ,
То если что укроешь ты - я розыск учинил.
И если что укроется - пощады не проси-
Долг государя всех карать противников России новой-
Ревнителей монашеской Руси.
             Шафиров ( продолжает чтение)
Жалея государство и подданных своих,
Самодержавный государь оповещает всех,
Что сына Алексея наследства я лишил,
За преступленья и вину, которые свершил.
И заклинаю, чтобы он наследства не искал
И младший сын законный Пётр наследником чтоб стал.
А верным нашим подданным признать и почитать,
Перед  святым Евангелием на том крест целовать.
А тех - кто мою волю не будет принимать
И Алексея будет чтить – в изменники признать.
               Автор. Из залы все отправились в собор крест целовать
И новому наследнику пред богом присягать.
Пётр Алексея в келью ввёл, где тёмный лик Спасителя
В венце терновом со скорбным взором на иконе Алексей нашёл.
Дрожа в ознобе  в ужасе, ждал слов,
Надеясь всем мучениям своим конца,
Но видел только пристальный  тяжёлый взгляд отца.
                Пётр. Слыхал  ли то, что нынче здесь объявлено народу,
Что если скроешь что- то будет смерть.
                Алексей. Слыхал.
                Пётр. И  больше ничего не хочешь до ушей моих донесть.
                Алексей. Ничего.
                Пётр. Так ничего? … Подумай лучше и в глаза смотри.
                Алексей. Ничего.
                Пётр. Лжёшь, сука, лжёшь! О матери, о  тётке и о дяде,
О Досифее келаре Ростовском, о всём гнезде гадючьем и проклятом,
Что бунт готовили - немедля говори.
                Алексей. Кто батюшка тебе сказал об этом?
                Пётр. Или неправда это? Не прячь глаза, головку подними.
                Алексей. Прости -ведь матушка родная!
                Пётр. Замолкни, вы****ок , - змея припавшая к отеческой груди!
                Алексей. Постой, отец, не уходи!
Уж лучше смерть - чем жизнь такая!
                Пётр. Прочь, прочь, а то убью – я сам себя не знаю!
(выбегает из кельи, входят Толстой и Шафиров )
                Шафиров. Смотри - лежит царевич на полу.
                Толстой. Быть может обморок –
Он недвижим и чувств не проявляет.
                Шафиров. Да нет - он дышит, очи зрячи.
Давай поставим на ноги, на лавку отнесём, и кликнем медика -
Он лучше нас  в делах подобных знает.
                Алексей. Постойте, что такое, что со мной?
                Толстой. Не доложить ли государю - он не знает?
                Алексей. Какому государю, дураки !
Не государь тут был - теперь я это знаю и вы слепцы!
Не батюшка он мне - а барабанщик, жид проклятый!
То Дмитрий самозванец, оборотень мне явился
Страстью, злобою объятый! Антихрист!
Кол осиновый он в горло заслужил
И будет он потомками проклятый!
                Автор. Лейб-медик, тут как тут, взволнованный вбежал
И в кресло усадил бесчувственное тело:
Толстой же у виска лишь пальцем покрутил,
Давая знать, как обстоит тут дело.
Врач щупал пульс  и спирт понюхать дал
И кровь пустить уже он собирался,
Но в это время, вдруг , посланник прибежал-
Потребовал, чтоб Алексей к отцу в собор немедленно являлся.
                Толстой. Царевич болен и не может он прибыть.
                Алексей. Не надо, я сейчас минутку отдохну,
И лишь прошу вина явить. ( Приносят вино, царевич жадно пьёт.)
Теперь уж ничего, прошла болезнь
И должно быть мне чашу горькую испить.
                Автор. В соборе на амвон взошедший Алексей
Бумагу шёпотом и с видом безучастным прочитал,
Что обещает он родительскую волю исполнять,
Повиноваться  и наследства не искать
И истинным наследником Петра Петровича - мальчёнку -
Сына Катерины наследником признать.
На том целует крест и ставит подпись он,
Что Манифестом от наследства  отлучён.
                ************
Опросные листы через Толстого Алексей немедля получил,
По пунктам всем ответ правдивый держать обязан был.
Толстой царевича предупредил, что Пётр уж знает всё
И от него лишь требуют всё подтвердить письмом.
Притом указ объявлен был духовным всем чинам
Властям немедля доносить кто в исповеди сам
Признал свой грех, что бунтовщик - измену замышлял,
Власть государя проклинал, к кровопролитью звал.
Доносом этим духовник лишь укрепляет трон
И не порочит делом тем евангельский закон.
До Алексея тут дошло - кто мог его предать
И бесполезно было всё - себя чтоб оправдать.
На все вопросы, что в листах опросных были, точный дал ответ
И подтвердил ту тайну, что доверил исповеди
И изгнал из сердца страха след.
Кто в церковь запустение и мерзость запустил,
Изгнал Христа из храмов - Антихриста впустил?
В бреду у Алексея явились два лица-
Лицо родного батюшки и зверя-мертвеца.
Ужасное видение могло свести с ума-
Где настоящее лицо - загадка в том была.
Приказ Преображенский застенки заполнял.
Свозили к розыску и пыткам тех-
Кого царевич в исповеди и листах опросных называл.
Из Суздаля мать Алексея - инокиню Елену привезли
И с ней майора Глебова – любовника царицы бывшей
В кандалах, сорвав мундир, доставили.
Архиерея Досифея - расстригу лишили сана
На Москву на  дыбу привезли,
Добились пыткою признания, что смерти он желал Петру
И Алексея возвести мечтал в цари.
А Глебов лишь одно на пытке показал,
Что он любил царицу бывшую
 и блудно с нею спал.
Его пытали зверски: морозили и жгли,
Клещами рвали тело, ломали рёбра,
По заострённым кольям босиком вели.
В мучениях же страшных он не выдал никого,
В последний раз царица в пытках видела его.
Уж месяц длился розыск и Пётр за ним следил,
Присутствовал на пытках сам и в палачах ходил.
Но дела настоящего при этом не нашли -
Лишь слухи, сплетни и слова - шушуканье старух
И бред юродивых кликуш в бумаги занесли.
Всё время розыска царевич под караулом
Во дворце Преображенском жил
И слышал крики, стоны тех - кто рядом
В пыточном дворе в застенках волком выл.
Пил бесконечно водку горькую предчувствуя конец
И понимал, что и к нему не сжалится отец.
Забвения желанного и водка не давала-
Лишь страшную действительность
На страшный сон с виденьями меняла.
То снилось, как отец кнутом стегает мать
Багряные рубцы на белом теле, что простёрлось в муке,
И набухли кровью, в исступленье, продолжая рисовать.
То как он сбритой входит в комнату - где спит отец.
Чтоб кровь холодную и чёрную пролить и кончить дело,
Вонзивши сталь в бесчувственное тело.
Когда лейб- медик , о болезни той твердил
Пётр бросил - « Пусть сопьётся ,как собака околеет,
Так будет лучше - он тогда и отношенья к смерти не имеет.
В средине марта розыск завершён
И участь всех несчастных решена.
Царица – инокиня, что Еленой названа
Монашкой чёрною на Ладогу была определена.
Царевну Марью в  Шлиссельбург под караул определили,
А прочих велено казнить,
Чтоб для других злодеев те примером были.
На Лобном месте, где стрельцов поднявших сабли на Петра
Холодным днём на Красной площади казнь страшную вершили,
Где спицы острые от черепов стрелецких
Пред казнью той  Петровы палачи освободили.
Царевич должен был те казни наблюдать,
Где все его друзья – соратники на муки и на смерть прибыли.
Упрямый Глебов задом был посажен на заострённый кол
И мучился три дня - не проронив ни слов, ни стона,
Лишь пустив слезу от боли.
Вокруг него, на спицах острых, хоровод отрубленных голов
От четвертованных, где был денщик Петров и архиерей Ростовский,
Мёртвыми глазами,  из под  клеймёных лбов, насупленных бровей,
На,  согнанных, на казнь людей смотрели.
Последним был казнён Докукин Ларион,
Что в Алексея как в Иисуса был влюблён.
Он нового архиерея Феофана Прокоповича нежданно перебил,
В момент торжественный в присутствии Петра и Алексея
В соборе, где читали Манифест, негромким голосом, но внятно заявил,
Чтоб бог царевича опального и спас и сохранил.
И голос его тихий всю толпу смутил.
«Кто это – полоумный  иль кликуша бесноватый?- спрашивал народ -
Схватить его - а то злодей ещё царя убьёт ».
Солдаты караульные охальника нашли
И худенького старика царю представили.
Тот лист присяги с надписью до царских рук явил,
Пётр прочитал и с удивлением у старика спросил:
« Так ты не хочешь присягать и сам готов страдать
И знаешь, что противиться мне – значит смерть искать,
Что власть от бога у царей - а ты царей бранил,
Что нечестивый государь не верует в  Христа,
А, может, видишь ты во мне уже Антихриста? «
Старик потупился, затем царю взглянул в глаза,
Сказал, что он царём рождён, елеем мазался.
Так пусть же царь народ простой рассудит и спасёт,
Святую церковь защитит и истину найдёт,
Спасёт царевича, и мир в свою страну внесёт.
« Не переслушаешь тебя - какого вам рожна,
Знать мало вешал и казнил таких придурков я.
Как ты дерзнул, негодный раб, меня при всех судить.
Докукин дал ответ простой - что бог, чтоб людям  жить-
Не быть рабами повелел – лишь господу служить
И самовластие своё в своей душе хранить.
Под караул и розыск упрямца царь схватить велел,
Успел Докукин крикнуть, чтоб Алексей терпел.
« Грядёт наш истинный господь - немного погоди!»
Царевич слушал и смотрел, был бледен и дрожал,
«Вот так же нужно было мне» - он сам себе сказал.
Теперь, вдруг, понял жизнь свою
И как был должен жить-
Что не отцу и не себе он должен был служить.
В бреду предсмертном Ларион Петру хрипя грозил,
Что сына кровь к отмщенью приведёт-
Проклятьем ляжет на весь род и род его падёт,
А с ним и царская Романовых Россия пропадёт.
                **********
На день другой назначен был  царём Всепьяневший собор-
Как то болящая душа его хотела;
Там смехом с водкою в загуле царь глушил
И страх и совесть что сознание мутила.
« Мне бог один судья» - он пьяный говорил,
В потёмках же душа его бродила.
Сын рядом с ним сидел, и кубок наполнял трясущейся рукою.
« Бог правду видит - сколько напастей и бед
Я перенёс,  чтоб править варварской страною.»
Никто не слушал исповедь Петра -
Всё было как всегда вокруг - все были пьяны
И Пётр- чем больше пил, тем- более скучнел
И всматривался в лица призраков, что перед ним скакали-
Их страшные горящие глаза тоску и смуту навевали.
Царевич был изрядно пьян.
         Алексей. Что скучный, батя? Подойди - развеселю!
Да напоследок выпьем вместе.
Я песенку тебе спою пока ты не в отъезде.
         Пётр (про  себя) Совсем блаженный, дурачок!
Ну как казнить такого!
Хоть кровь моя, но ждал я от него другого.
          Алексей. Скажи мне - кто тебя обидел?
Ты кол осиновый ему по глотку загони,
Чтоб я тоски в глазах твоих не видел.
           Пётр. Кто он?
           Алексей. Не знаю кто, но только вот сейчас ты настоящий,
А тот – чёрт знает кто - проклятый оборотень, зверь
И самозванец за спиной твоей стоящий.
           Пётр. О чём ты? Лучше б меньше пил, а то помрёшь
Иль тронешься умом или сгоришь в горячке страшной.
            Алекей. И пить – помрёшь, и трезвым быть - помрёшь.
Так будет легче всем и батюшке - меня казнить не надо.
Мне сон приснился – Евфросиньюшка  моя - нагая, страшная,
И сидя на снегу, ребёночка баюкает и песенку поёт.
            Автор. Царевич пел и плакал, пил красное вино,
Плескал его на скатерть лужею багряной крови;
Потом заснул, склонивши голову на стол, забывшись как младенец,
Видя сладкий сон, закрыв глаза и смежив брови.
И жалость страшная как дикий зверь вошла
И сердце сжала у отца до боли,
Пётр сына в лоб поцеловал, а тот во сне улыбкою ответил
Как в детстве, когда сонного царевича он брал,
Чтобы прижать к груди
И видел в нём наследника его отцовских дел и воли.

                Действие четырнадцатое.

            Автор. Царевич церковь православную забыл
С тех пор как лишь узнал, что тайну исповеди
Царь с сенатом по указу отменил
И одному Христу лишь только верил.
Закончив розыск на Москве, царь Пётр в столицу  возвратился;
Туда же Алексей под караулом послан был,
Чтоб новый розыск учинить и дело в суд доставить.
Царевич арестован был - и в крепости пришлось его оставить.
Пустили слухи что умом, наследник бывший, от вина помешан стал
И по причине той его к народу не пускали,
Пред Пасхой Алексей впервые не говел
И гнал священников, что встречи с ним искали-
Они доносчики и сыщики теперь
И под пяту отцовскую попали.
Царевича насильно повели на Пасху в Троицкий собор,
Где в полутёмной церкви заунывно, похоронно пели…
Под куполом застыл последний звук от пенья тропаря
И свечи на заутрене слезами капая,
Свет  источая, медленно горели.
Соборный колокол торжественно песнь звонкую  начал-
Колокола других церквей с ним дружно зазвучали.
Начался крестный ход, салют из пушек грохотал,
Царевич в одиночестве остался в зале.
« Христос воскрес из мёртвых - смертью смерть поправ
И сущим во гробах живот дарован»-
Так хор на улице песнь радости вопил
И Алексей, как никогда, вдруг радость ощутил,
Слезу пустил навзрыд и сердцем был взволнован.
Казалось -  небо и земля одну лишь песнь поют
«Христос воскрес!» и каждому бессмертный путь им был дарован.
Обедня кончилась – христосовались все –
Царь целовал сенатора и поварёнка;
Пётр сына увидал и подошёл к нему
С приветливой улыбкой и промолвил звонко
              Пётр. Христос воскрес, Алёша!
               Алексей. Воистину воскрес!
               Автор. И трижды поцелуй открыл дорогу для надежды зыбкой,
( Князь Яков Долгорукий Алексею сообщил, христосуясь,
Что скоро в Петербург вернётся Евфросинья
И что она вот-вот должна родить-
Утешить милого сердечные мученья.
И государыня хозяйкой доброй встретила его-
Три раза в губы целовала,
Царевич в ноги пал и дикий взгляд его
В испуги фурия Петра, попятясь, увидала).
                Алексей. Яви мне милость государыня и мужа упроси
На Евфросинье мне жениться.
Не нужно мне от бога и отца уж больше ничего-
Хочу в уединении с женой укрыться.
                Екатерина. ( со слезами на глазах - она умела
Плакать и умела веселиться) Ох, бедный, я тебе помочь была бы рада !
Да разве польза будет от того.
Петруша ведь не слушает меня. Плохи твои дела,
Бежать тебе, пока не поздно, надо.
                Автор. Тут  гофмейстерица , что с собой покойная Шарлотта привезла, сирот - детишек Алексея в зал препроводила
И с видом  вызывающим Петра – младенца на руке одной несла,
Другой - малютку девочку Наташу, за руку вела
И гордою походкой к Алексею подходила.
Царевич Алексей едва детей узнал-
Не видел их давно и пребывал в забвенье.
                Алексей. Наташа, деточка, меня ты узнаёшь!
                Пётр. Зачем их привели? Ступайте прочь!
Избавьте вы меня от этого виденья!
                Автор. На светлый праздник город превращён в кабак.
Сенат стал кабаком - где пьянство процветает.
Полиция не в силах пьяных убирать-
Они на улицах как на полях сражений падают
И бродят и кричат, и про Христа  и совесть забывают.
« Не будет чуда - так царевич размышлял,-
Коль мерзость и духовный тлен на светлый праздник процветают».

                Действие пятнадцатое.
Прекрасный Петергоф, блестящий Монплезир. Голландский домик
Где Пётр летом отдыхает.
За окнами шумит Балтийская волна. Отец и сын, стоящий у стола,
 допрос и розыск продолжают.
         Пётр. Кто знал намеренья твои -  противиться, чтоб мне,
Что говорил ты им и что они тебе в делах тех предлагали?
         Алексей. Не знаю больше ничего, всё рассказал уже сто раз,
В листах опросных показанья записали.
         Пётр. А говорил ли вслух  поганые слова,
Что ты плюёшь на всех,
Лишь бы тебя простолюдины с чернью признавали.
          Алексей. Быть может, говорил спьяна, всего не помню я –
В компании с вином рот не закрыть  платками… Что говорить теперь-
Ведь пьяный не жилец - он не живёт своим умом и не в ладу с словами.
          Пётр. ( берёт со стола бумагу)  Твоя бумага и твоя рука
Бумагу ту в Неаполе писала, просила архиереев и сенаторов
Не оставлять тебя и что всё это означало?
           Алексей. Не отрицаю – то рука моя бумагу эту замарала.
           Пётр. Своею волею бумагу ты марал-
Иль,  чья- то воля принуждала?
            Алексей. Неволей. Секретарь от графа Шёнбренна,
Что кесарь Австрии прислал, рукой моей водила
И говорил, что смерть тебя к себе прибрала.
            Пётр. И мыслей ты о бунте не имел, мне смерти не желал
И истинно неволей цесарской писал?
             Алексей. Да - истинную правду я сказал.
              Автор. Пётр вышел в комнату соседнюю и денщика позвал,
Отдал приказ и сел за стол вернувшись,
Как секретарь в бумагу показания царевича писал
И глаз косил на сына , криво улыбнувшись.
По коридору слышались поспешные шаги -
Дверь широко открылась, и Алексей исторгнул слабый крик-
Худая  Евфросинья с бледным ликом появилась.
С Неаполя не видел он её и, видно, в крепости
В неволе у неё дитя родилось.
Царевич взорами отца её глаза ловил,
Но Евфросинья взгляд свой отводила.
            Пётр ( ласково) Ты, Фёдоровна , правду нам скажи-
Писал царевич вольно  иль его собаки - слуги кесаря угрозой принуждали?
            Евфросинья . Неправда то – писал его он сам один
И говорил он мне при том , чтоб в Петербург письмо то отправляли,
Чтоб подметнуть сенаторам и архиереям,
Которые  его с надеждой поджидали.
             Алексей. Афрося , милая , что ты ! Забыла верно
Или спутала чего - бумага та была с военным планом,
Что мы с кесарем чтоб батюшке помочь при встрече обсуждали.
              Евфросинья . То самое , царевич - мне не ври-
При мне писал, и отправлять в Россию собирался
И если ты забыл, то помню я как помню то,
Как надо мной ты надругался
Когда девицей в доме Вяземских жила.
А батюшке и государю своему
Я правду о тебе царевич донесла.
               Пётр. Жаль, Евфросинья Фёдоровна, мне тебя-
Придётся мне пытать, но делать нечего,
Когда мой сын мне правду не желает рассказать.
                Алексей. Всё - правда что Афрося говорит,
То я писал - когда узнал, что бунт в войсках российских,
Что за мной к границам цесаря пришли - кипит.
                Пётр. Так, значит, бунту радовался ты и буду я убит,
К бунтовщикам пристать желал
И мои просьбы возвратиться отвергал.
                Алексей. При смерти вашей возвратиться я хотел,
А чтоб живого от правленья отлучить не думал и не смел.
                Пётр. А если б всё же при живом ты править захотел?
                Алексей. ( тихо ) Была бы сила у меня-то может быть посмел.
                Пётр. Что скажешь Евфросинья? Чего мой сын хотел?
                Евфросинья . Царевич власть наследовать желал ,
Боясь отца прогневить и жизнь свою спасти, из дома убежал,
А как узнал у кесаря - что мальчик Пётр Петрович сильно заболел
Сказал, что бог ему помог в надежде править
И начать с сенатских неотложных дел.
Он старых всех сенаторов изгнать бы повелел
И  новых  волею своей набрать хотел.
Ещё в своих мечтаниях желание имел-
Чтоб умер батюшка или чтоб бунт созрел.
Когда Толстой в Неаполь прибыл, то царевич захотел
Просить у папы Римского защиты- чтоб остался цел.
                Пётр. Так значит, пред Европой всей меня ты осрамил,
Быть может, скажешь - отчего отец тебе не мил?
Всё это правда что сейчас бабёнка донесла?
                Алексей. Всё - правда.
                Пётр. Спасибо Фёдоровна, ты нам крепко помогла.
Пусть бог тебе воздаст за добрые дела.
                Автор. Царевич молча слушал все любовницы слова:
Глаза потухли, замер взор , душа была мертва.
                Алексей. Прощай, моя  Афросьюшка – уж не видаться нам,
За что ж меня ты так! Ну, бог с тобой,
Хоть принесла ты мне недобрый знак.
Скажи лишь – где ребёночек, которого я ждал.
                Пётр. При родах умер - белый свет малютка не узнал.
                Алексей. ( кричит ) Врёшь !  Загубили вы его-
Безвинного мальца,
Не дав увидеть белый свет и батюшку - отца.
Он как щенок безродный в воде был утоплён
Иль  в колыбели детской подушкой удушён…
Кем был он – мальчик, девочка?
                Пётр . Мальчёнкой.
               Алексей. Когда бы бог судил на царствии мне быть-
Его Иваном бы назвал наследство что вручить…
А трупик, трупик, где искать? Где похоронен он?!
Куда девали – говори…!
Или в коллекции твоей уродцев в банках спиртовых,
Как лягушёнок, в камере искусств на обозренье заключён!
                Автор. Как сумасшедший, Алексей
В глаза отцу как зверь захохотал,
Но ярость вызвал у него -
Ведь этот смех на свой он счёт принял.
                Пётр. Что хочешь ты ещё отцу по розыску сказать?
Вину  какую за собой имеешь передать?
Не подсылал ли ты кого, чтобы отца убить
И не слыхал о людях тех - что бунт хотят творить?
Чего молчишь? Безумец! Упрямец! Отвечай!
                Алексей. Мне больше нечего сказать, и говорить не буду я.
Суди! Казни!  Пусть бог рассудит нас-
Меня ты не пугай!
                Пётр. Как смеешь ты!
                Алексей. Брось, батюшка, грозить!
Тебя я больше не боюсь!
Смерть не страшна - погублена моя душа и тело!
Взять больше не чего - ну разве что убить
Так убивай, мне - всё равно, тебе знакомо это дело .
                Автор. С усмешкой сын в глаза отца смотрел,
Тому казалось -  сын его прозрел.
Как вепрь израненный Пётр зверем заревел,
Схватил за горло сына, повалил,
Ногой и палкой в злобе бешеной нещадно бил. 
Дворец от рёва пробудился,
Но не посмел никто войти к царю;
Крестились только и пугались страшных звуков,
Как будто страшный зверь терзает человека и тянет в тьму.
Лишь только государыня – кода затихло всё,
Улёгся шум на цыпочках вошла.
Царевич на полу лежал, раскинув руки недвижимым,
Царь в обмороке в кресле тяжело дышал
И судорога на лице свой оставляла след
И  сердце боль всю грудь невыносимо жгла.
                ************
В день следующий был объявлен новый Манифест,
Что царь наследнику измены не простил,
Хотел наследства через бунт
И помощь иностранную принять –
Тем самым государю и народу навредил.
Суд над царевичем тотчас назначен был
И в крепость посадить под караул Сенат приговорил.
Церковный суд царевича судить не захотел
И ведомству гражданскому за ту вину
По образцам Завета Ветхого и именем Христа,
Как сына блудного судом отцовским
И  гражданским царевича судить велел.
                **************
Царь Пётр, как сам того желал, и церковь покорил
И сам теперь от имени Христа суд на Земле вершил.
Апостол Пётр для христиан духовным камнем стал –
На камне этом именем Христа ту церковь создавал.
Царь Пётр - российский государь , главою церкви стал -
Тела и души россиян под скипетр свой собрал.
Раскольников – противников своих
От созданной им церкви отвратил.
Плодил себе лишь больше недругов,
При этом замечал –
Простой народ тех перемен в душе не принимал.


                Действие шестнадцатое.

Сенат. Первое заседание суда . 17 июня 1717 года.
Присутствуют 127 членов суда :  министры, сенаторы ,
Генералы , члены коллегий.
               Автор . В Сенатскую палату царевича из крепости ввели ,
Как арестанта - со  шпагами, что были наголо,
По сторонам надёжным караулом в ногу шли.
И батальон лейб - гвардии  у стен Сената подходы все загородил,
Чтобы людишки - чёрные, народец подлый -
Не толкался, не шумел и водку горькую не пил.
Царь сел на кресло рядом с судьями,
Хотя в том зале находился трон – напротив сына,
Что ответчиком в тот зал был приведён.
               Пётр. Прошу господ сенаторов и прочих достойно суд вершить.
Клянусь - как вы рассудите – так этому и быть .
Не рассуждайте, что пред вами мой природный сын.
Скажите правду – душ своих не погубите,
В час испытанья вы совести своей не лгите.
                Автор .  Шафиров – вице – канцлер, долго преступления
Царевича читал;
Князь Меньшиков – наставник – воспитатель Алексея
О виновности царевича вопросы  вопрос ему задал.
Все ждали, что царевич как при розыске в Москве
Запросит о пощаде, на колени упадёт,
А он, спокойным взглядом оглядел собранье
И всем видом указал, что нынче он не тот.
                Алексей. Виновен или нет – не вам решить,
А богу одному о том судить.
И как судить по правде - если воли вашей нет
И слова вольного среди рабов не будет мне в ответ.
В рот государю смотрите – лишь в нём и суд и свет.
В стране тиранство лютое – закона нынче нет.
К волку на суд ягнёнка однажды привели –
Так и меня на волчий суд сюда представили.
Когда бы батюшку со мной весь наш народ судил,
Меня б за грех мой оправдал- ведь я его любил;
Жалел за тяготы его, что мой отец творил.
Велик, велик да тяжек царь и не вздохнуть под ним;
Тьма душ загубленных войной, тюрьмой и горем злым!
Не видите, не слышите - как стонет вся земля
И все дела великие затеяны зазря.
Не судьи вы – холопы! Холопам веры нет!
Все хамы – до  единого!
Вот весь вам мой ответ.
                Автор. Хоть в зале ропот заглушил последние слова;
Никто ту речь не прерывал – все ждали слов Петра,
А он молчал и взором глаз горящих и с каменным лицом
Не узнавал того кто проклинал отца.
Смотрел и глаз не отрывал от незнакомого родимого лица.
                Алексей. Аль слушать правду в новизну-
Чего молчишь отец?
Рубил бы сразу голову и всем делам конец.
И слов моих не слушал и суд не заводил,
А раз завёл- то слушай всё что я в душе носил,
Когда манил меня к себе, то клялся что простишь-
Где ж клятва та, легко ль лжецом перед Европой быть?
Самодержавный государь -  клятвопреступник-лжец!
Суди скорее и казни – теперь ты не отец!
Отец небесный уж давно меня наверно ждёт,
Моя Галгофа на  Земле и смерть моя грядёт!
                Выкрики из зала.
Величество оскорблено!
Сего нельзя терпеть!
Вон вывести его!
Собаке – смерть!
                Алексей. Кровь сына, кровь Романовых
На плахе первым ты прольёшь,
Погибнет весь наш род в крови,
Коль ты её начнёшь!
За кровь мою накажет бог Россию на века!
                Пётр. Молчи изменник, прокляну!
                Алексей Я сам проклясть могу!
Злодей! Антихрист!  Страшный зверь –
Загнал народ в тюрьму!
                Автор. Вскочивший Пётр на кресло пал, рукой огородясь -
Как будто сын ему грозил - в Геракла превратясь.
Вскочили все - и начался припадок у Петра:
Щека задёргалась, потом тряслася голова.
И в ту же ночь Верховный суд бумагу утвердил
И пыткой розыск завершить,
Чтоб всех пособников своих царевич объявил.

                Действие семнадцатое.

Пыточный застенок, огороженный полисадом .
Пётр и Толстой сидят за столом.
                Автор. Для пыток дыба приготовлена была
Где тело бренное, для муки страшной с жадностью  ждала.
Палач терзал его кнутом и жёг огнём,
Чтобы уста открыть и слово пыточное
На бумагу белую сквозь стон и крик попало.
Кат и палач трудиться здесь должён
Свою работу страшную кляня, но выполняя.
И секретарь с судьёю душу вывернуть могли,
Чтобы подъячий крик души занёс на лист
Пером гусиным слёзы незаметно утирая.
Когда царевича в застенок привели
Не знал он приговор суда и ждёт  судьба  какая,
Не понимал - зачем пришёл палач,
Стальными мышцами играя.
              Палач Кондрашка. Раздевайся!
               Пётр ( палачу )  На дыбу поднимай!
               Автор.  Отец смотрел как Алексей
Кнута ременного удары принимал
И мук не выдавал, скрипя зубами.
В его пустой душе звенела песенка
Из страшной сказки, что слыхал от маменьки,
 Когда ходил под стол пешком, ребёнком малым.
          «Огни горят горючие,
           Котлы кипят кипучие,
           Точат ножи булатные,
           Хотят тебя зарезати «
              Пётр. Толстой дня через три к царевичу сходи и выведай
Зачем не слушал он меня - не опасался наказанья.
Зачем  хотел наследство силой взять-
Являл собой непослушанье.
              Автор. Когда Толстой, как хитрый лис,
Вошёл в тюремный каземат раската Трубецкого,
Врач перевязку делал, осматривал рубцы,
Чтоб к пытке новой подготовить мученика свежего, живого.
               Алексей. Чего тебе?
               Толстой. От батюшки я к вам.
                Алексей. Опять пытать?
                Толстой. Нет, нет, не бойся – я пришёл для разговора .
                Алексей. Оставьте все меня, не знаю ничего
И нечего сказать - зря только мучаете,
Тело рвёте - словно волков свора.
Убейте лучше, а если умертвить, кишка тонка- то дайте бритву или яду.
Скорее только – сам себя убью
И смерть приму - как от отца награду!
                Толстой. Что ты царевич!  Бог с тобой!
Господь наш милостив – всё миром обойдётся,
Всё перемелется, всё потихоньку и ладком
В хорошую сторонку обернётся.
Чего на свете только не бывает,
Сам бог терпел и нам терпеть велел;
Я о тебе, душа моя, жалею и страдаю ,
Я за тебя, соколик, душу бы отдал ,
Всегда жалел тебе добра и нынче лишь добра желаю.
                Алексей. Иуда! Вот тебе - за всё добро! ( плюёт в лицо )
                Лейб – медик. Уходите, покою дайте, бредит он ;
За жизнь царевича я пред царём и богом отвечаю.
                Алекей ( в бреду ) Смотри ! Глазищами взирает страшный зверь-
Усы торчком как у отца и взгляд огнём сверкает.
Брысь! Брысь! … Франц Фёдорович - ты его гони,
Ради Христа! Химера эта страшная меня пугает …(приходи в себя)
Ах , Пётр Андреич, знаю сердце доброе твоё,
Будь другом, выпроси мне Евфросинью у батюшки на встречу
И тогда на все твои вопросы я отвечу.
                Толстой. Всё выпрошу, голубчик, для тебя ,
Всё сделаю, чтоб батюшка назначил эту встречу.
Всего три пунктика вопросов у меня.
                Алексей. Читай, да только что сказать,
Я всё уж рассказал,
И мыслей нет и слов и не в чем мне виниться;
Напиться б водки, чтоб спокойным сном
Хоть на часок один забыться.
                Толстой. Возьми ка , батюшка , чернила и перо .
Я буду говорить, а ты пиши что продиктую.
( к лейб – медику)  Писать то сможет?
  Лейб- медик снял с руки повязку , пожал плечами :- « Варвары « -
Себе тихонько прошептал и капель дал царевичу,
Чтоб крепче мог держать перо и шевелить руками и мозгами.
                Толстой. Вот молодец, голубчик , и Афросюшку увидишь ,
На свадебку, быть может, пригласишь меня с друзьями.
Пиши, пиши и помирись с отцом
И всё уложится меж вами.
                Автор. По пункту первому царевич отвечал,
Что непослушен был отцу всё от того,
Что в детстве жил он с мамкой и ничему не обучался,
А потому - когда отец его к наукам принуждал,
То он противился  и в тех делах особо не старался.
Отец в делах, походах славу добывал,
А он с попами водку пил,
От дел военных и гражданских отвращался.
А что за нерадения свои царевич наказанья не боялся –
То это не от смелости, а от нрава злобного
Того упрямства набирался.
Что же насилием он власти захотел-
То не было пути того законами добиться-
Ведь от наследия его родитель отлучил
И в монастырь как мать повелевал закрыться,
А если б кесарь и подмоги дал,
То мог бы и на трон силом  садиться.
Когда рукой дрожащею бумагу подписал,
То понял с ужасом что сделал;
Хотел бумагу ту порвать.
Толстой успел в карман её убрать,
Как хитрый лис добывший курочку умело.
Царевич в забытье лежал –
Мысль далеко от дел земных на небо улетела;
Глаза открыв, он лекаря позвал.
               Скажи мне Франц, а что твоя наука говорит-
Где спрятана душа, куда она уйдёт
Когда проклятый червь в гробу источит тело,
Жива она иль это призрак, выдумка попов-
Обманчивая, странная химера?
Что предстоит – забыться крепким сном
Иль в царствие живых бог на небо нас посылает,
И где я буду… - встречусь ли с отцом и матушкой
В иных мирах - где дух святой витает.
Или останется в земле лишь только тлен и прах-
Мне у кого искать ответ, коль бог мои мольбы
Не слышит и на них не отвечает?
Попы – временщики от церкви Иисусовой позорно отреклись
И волю  государства  послушно исполняют
И тайну исповеди не отцу небесному несут,
А  на бумагах в канцелярию доносят и награды ждут
И не на бога - а на государя уповают.
                Лейб – медик. В науках на мудрёный твой вопрос-
Ответа нет – наука знает то, что видит глаз и трогает рука
И тайну главную, что ищет человек, до сей поры не знает.
А видно и понятно только то – что тело человека тлен,
А где душа таиться - один творец, если найти его,
Лишь достоверно знает.
                Алексей. Тогда отец - зачем на те науки уповает,
Когда они о главном ничего не понимают?
                Лейб – медик. На мой же взгляд – душа эфир –
Она во всей живой природе пребывает
И тот творец - что создал этот мир, был мудрецом-
Бессмертье, дав природе,
Что на светилах в небе и земле спокон веков живёт
И человека в своё лоно принимает.
                Алексей. Ты тело лечишь, а как мне душу залечить –
Быть может, лекарь, скажешь - если знаешь.
                Лейб – медик. Лишь время лечит всё,
А страсти следует забыть иль подчинить -
Они несут беду несбыточных желаний.
Желания и разуму и сердцу ложный путь торопятся открыть
И принести лишь боль переживаний.
                Алексей. Так как же жить - когда желаний нет?
                Лейб – медик. Я не сказал что нет,
Но все желания достойные к желанью главному должны стремиться:
Зло не нести, пороки истребить, жить без греха
И если есть душа – она и с телом будет мирно жить
И к совершенству человеку должно устремиться.
                Алексей. Мечтаньями живёшь Франц Фёдорович…
Грешен человек, но искупил Иисус его грехи земные .
                Лейб – медик. Покуда  на земле порочен человек,
То власть вершит свой суд за все дела лихие.
                Алексей. А я, суда людского не боюсь,
Но судит кто – букашки приказные,
Что государю в рот глядят и не  способны  справедливый суд чинить
И приговоры утверждают заказные.
                Лейб -  медик. Царевич, душу раньше срока
Сам себе не береди – проходят времена и добрые и злые;
Надеждою и верой, даже в муках, промышляет человек
Пока не сочтены его часы земные.
                *************
                Автор. В тот день царевича опять на дыбу подымали,
Пятнадцать раз кнутом, омытым кровью,
По телу посиневшему стегали.
Не кончив пытки, бесчувственное тело с дыбы сняли,
Поскольку лекарь объявил,
Что дальше пытку Алексей перенесёт едва ли.
А ночью караульный офицер
За заключённого не в шутку испугался
И коменданту доложил,
Что тот без покаяния уж умирать собрался.
Тут комендант к нему попа послал,
Хоть долго тот сопротивлялся.
Царевич в забытьи без памяти лежал,
В горячке бредил, никого не узнавал. 
Когда открыл глаза - священника спросил,-
«Ты кто?»
                Матфей. Священник гарнизонный я – отец Матфей.
Прислали, чтоб тебя я исповедал.
                Алексей. Тогда скажи, отец , зачем же у тебя телячья голова ,
Лицо в шерсти, рога на лбу  и кто тебя послал,
Чтоб тайну я в могилу не унёс
И душу судьям – палачам на растерзанье предал.
                Матфей. Угодно вам, царевич, исповедь творить?
                Алексей. А знаешь ли, ты  поп, указ царёв,
Что если исповедь откроет тайну, что к бунту и измене подвигала,
Об этом следует властям немедля доносить
И палача работа ожидала.
                Матфей. Да, знаю.
                Алексей. Значит - будешь доносить, что на духу скажу –
Чего душа желала?
                Матфей. Как быть, царевич, подневольный мы народ ,
                Алексей. Скажи, старик – душа в тебе живёт?
Ты богу служишь -  иль в твоей  душе ему уж места нет?
Завет Иисуса - милость падшему  явить
В бумагах канцелярских потерял свой след.
                Матфей. Что я могу… жена и дети, у меня ,
А дыба и палач и телу и душе страшна.
                Алексей. Прочь от меня телячья голова,
Придётся чашу горькую испить до дна!
Холопы,  хамы – все до одного
И не добьётесь от меня вы больше ничего!
Орлами были раньше Иисуса пастыри,
А ныне как волы в ярмо запряжены.
Перед судом господним дрожали все цари,
А нынче церковь продали Антихристу владыки и псари.
Умру без покаяния, даров твоих для причащенья не приму!
Ступай, дай мне остаться одному.
                Автор. Отец Матфей в испуге убежал,
С дарами чашу слабою рукой едва держал.
Царевичу во сне явился старичок,
Что ключарём при храме Благовещенском служил;
Он в чаше кровь Христа, как солнца дар,
Царевичу для причащения явил.
И солнце тёплое в царевича вошло
Согрело в камере сырой царевича оно.
Наутро лекарь удивился, что лихорадки нет
И ран тяжёлых на спине затягивался след.
Ну, слава богу , радовался немец –
Всё теперь до свадьбы заживёт –
Живуч народец, что в стране снегов,
Болот, лесных чащоб родился и живёт.
И радость тихую явил царевич на лице,
Пропали мысли о своём безвременном конце.
Спокойно выслушал в обед свой смертный приговор,
Перекрестился и спросил – когда будет казнён.
Ему ответили, что срок ещё не определён
И после этого обед был скудный принесён.
Поел охотно… попросил - открыли чтоб окно
И запах моря уловил, что ветром принесло.
Светило солнце как весной и в небе голубом
С весёлым криком птицы пролетали
И узника в застенке тёмном и сыром на волю к свету звали.
А вечером луч солнца пал на белую стену
У изголовия царевича, что отходил ко сну остановился .
Царевич с тихою улыбкою заснул
И, как младенец, сладким сном забылся.
На следующий день царь со своею сворою псарей
В застенке гарнизонном объявился.
Царевича в застенок принесли, на дыбу подняли,
Без счёту били.
Алексей затих и больше не стонал
И взором ясным и лицом спокойным
У палачей сановных ужас вызывал.
                Лейб – медик. Нельзя бить больше!  Может умереть,
И бесполезно – боли он уже не ощущает.
Царевич в каталепсии.
                Пётр. Какая каталепсия …сам ты каталепсия, дурак .!
Палач! Чего застыл! Бей посильней, чего зеваешь!
Лупи во - всю! Аль разучился?
                Палач. Да я и так уж бью, как бить ещё!
По-русски бью -  у немцев не учился!
Мы люди православные – грех на душу взять не могу-
Немудрено и до смерти забить, чуть дышит …не скотина, чай –
С душою христианскою родился.
                Пётр. Погодь же, чёртов сын, сам отдеру!
Учись пока я жив  - хоть ремеслу я этому у немцев не учился.
Жалеючи ты бьёшь,  или забыл, что на моих харчах служить решился.
                Палач . Что ж, государь , коль хочешь – поучи
( и глянул исподлобья и угрюмо ).
                Автор. Царь плеть схватил – все бросились к нему,
Хотели удержать, но тот взмахнул кнутом
И неумело с силой всей ударил сына.
Царевич обернулся, глядя в очи грозные отцу
И взгляд его напомнил лик Христа
В венце терновом на кресте
Иконы тёмной, что висела в кабинете у камина.
От ужаса царь опустил тяжёлую от липкой крови плеть,
Отбросил в угол, опустился на колени перед сыном,
Его палач снял с дыбы и устроил на полу;
И Меньшикова – князя и Тютюню – палача
Нежданно  удивила та картина.
« Что значит сам Господь и сын его Иисус?
Сын и отец – что это значит эта связь и сила?»
Как в бездну тёмную Пётр в свою душу заглянул
И холодом дохнуло на него
И редкий волос дыбом подняло
И в сердце боль вошла-
Как будто шпага острая кольнула.
Царевич, запрокинув голову, лежал,
Закрыв уста с блуждающей улыбкой;
Лицом же светлым, чистым, юным на отца смотрел,
Как мальчик что хотел задать вопрос
О жизни непростой и зыбкой.
                Алексей. Ничего, родимый батюшка!
Мне хорошо!
Господь простит – он милостив и он отец всего,
Мы все отправимся во царствие его.
                Автор. Отец поцеловал в уста родного сына своего.
Взгляд помутился, взор потух-
В  руках  окровавленных, в теле сила прежняя упала;
Пётр встал, шатаясь, и у медика спросил-
« Он будет жить - иль жизнь его пропала?»
                Лейб – медик.
До ночи, может быть, жить будет –
Сил осталось слишком мало.
 ( Все бросились к царю и повлекли его,
Как слабого ребёнка из застенка; отмыли руки,
Что дрожали, от крови,
Боясь, как бы щека, у государя в гневе не дрожала.)
                Автор. Толстой и Меньшиков не отходили от царя
И в шлюпке во дворец го препроводили;
Там как во сне иль обмороке делал Пётр текущие дела
И о царевиче как – будто все забыли.
В шестом часу Толстому с Меньшиковым донесли
« Царевич при смерти и в чувство
После пытки совсем не приходил».
Те донесли царю – и Пётр в тюрьму со свитою своей опять отбыл.
Когда узнали, что царевич причастье не принял-
Распорядились, чтоб соборный протопоп скорей сюда спешил .
Глухую исповедь отец Георгий совершил,
Молитвы разрешительные голосом дрожащим говорил.
Просил головку Алексея руками приподнять –
Поднёс потир к самым губам и ложку – причащать.
Златая ложка  била дробь по стиснутым губам
И капли кров от Христа стекали по губам.
У свиты ужас лица исказил,
Пётр подошёл к священнику и с гневом заявил:
« Оставь! Не надо, уходи – твоё причастие с собой он не возьмёт»
И показалось вдруг отцу, что улыбнулся сын ему –
Простил его и, может, быть поймёт.
В тот самый час, как и вчера,
Явился словно белый лунь старик
И чашу он,  как солнце тёплое держал…
Потухло солнце… Алексей в последний раз вздохнул,
 Улыбкой тихой осветился…
Закончил жизнь земную и как малое дитя - уснул.
Лейб- медик руку у царевича пощупал,
На ухо Меньшикову что- то тихо прошептал,
                Меньшиков. Его высочество, царевич Алексей Петрович,
Преставился.
( Все встали на колени - только царь – отец , как изваяние –
С лицом, белее чем у мёртвого царевича, недвижимый, стоял
И, отрешённо, молча на лицо царевича взирал).
                ************
Народу объявили, что царевича в суде удар хватил,
Когда суровый приговор ему объявлен был.
Когда он был в сознании, у батюшки прощения просил.
Слезою и раскаяньем за все грехи пред христианами
И перед отцом прощенье то добыл.
Он чисто исповедался, причастие свершил
И в шесть часов пополудни свою жизнь завершил.
                ***************
День  следующий государь победу под Полтавою
Под славными знамёнами и пушечным салютом отмечал
И ночью Летний сад с Венерою нагой
Под музыку весёлую тот праздник продолжал.
А через день опять был праздник у Петра –
День тезоименитства отмечал он с самого утра.
Обедню отслужили:  палили пушки, звенели все колокола,
А вечером корабль на воду спустили « Старый дуб»
С фейерверком и попойкой до утра.
Лишь после этого царевича решили схоронить,
Торжественно отпеть и люд простой пустить.
Несметною толпою церковь та была окружена –
У царедворцев голова трещала самого утра.
И заунывно дьякон свою молитву пел
И глухо, монотонно вопль хора
Песнь последнюю надгробную гремел.
В толпе, вдруг, кто – то громко зарыдал
И содроганье пронеслось
Средь тех, кто в церковь не попал.
Когда отпели сына в чёрном бархатном гробу,
На катафалк поднялся Пётр с мертвящим  восковым лицом
И мыслью, что господня воля все дела вершит
И властвует во всём,
Что сыну хорошо сейчас – лицо его светло,
Казалось -  мёртвое лицо светилось молодо
И карие глаза отца огнём зажгло.
Уста коснулись бледных и холодных губ,
Из глаз слеза скатилась на сыновний труп.
Перекрестился скоро, прошептал:
« Пусть будет воля господа во всём» -
Теперь он знал, что сыном он оправдан будет
Перед  вечности судом,
Что там ему сумеют объяснить –
Что значит сыном и отцом на свете грешном быть.
Как Иисуса на мучения обрёк небесный Бог – отец,
Так Алексея в жертву он принёс,
Чтоб волю  господа он выполнил для блага высшего,
Что повелел ему свершить творец.
Народу объявили и сказали иноземным всем дворам –
Удар аполексический случился у царевича,
Что  неподвластен докторам.
Народ не верил – меж собою тайно говорил,
Что от побоев царских принял смерть
И что отец его пытал и бил.
Иные утверждали, что царевич жив и от отца сбежал,
А в гробе телом царской гвардии сержант лежал,
Что телом и лицом с царевичем был схож
И в драке пьяной угодил под острый нож.
На речке Бузулук , в Поволжье, средь казаков слух пошёл ,
Что Алексей, назвавшись Тимофеем Тружеником,  к ним пришёл
И о себе, как о царевиче в подмётных письмах говорил,
И казаков и чернь за веру старую против властей мутил.
Собрал мужичью вольницу Антихриста сразить,
Чтобы надёжей – государем для народа быть.
Был самозванец схвачен, бит на дыбе и казнён-
Народ же верил, что царевич был спасён
И в час урочный явится опять,
Чтобы престол отцовский отобрать.

                *************
Окончив розыск о царевиче, и сына схоронив,
Царь Пётр с Балтийским флотом
На манёвры к Ревелю оплыл.
На новом царском корабле –
Фрегате  «Старый дуб»  Пётр шкипером стоял -
Был горд и весел, что работника – царя -
Правителя и плотника упорный труд напрасно не пропал.
Фрегат девяностопушечный построен был по чертежу царя
Из леса русского и мастерами русскими,
Чтоб флаг российский увидали дальние моря.
Ненастным вечером стоял он на корме у корабельного руля
И твёрдою рукою правил ход сквозь тьму- погоды не кляня.
Клубились тучи чёрные
Над чёрными, железными валами грозных волн;
Мелькали пены клочья белые
Как призраки, что потопить  грозили чёлн.
Намокло платье кормчего от хлёсткого дождя холодных брызг
И ветер ледяной  в лицо хлестал
И из снастей и дерева певуче извлекал скрипучий визг.
Пётр в бурях и штормах характер свой крепил
И свежий ветер на море его лишь делал сильным и бодрил.
Дрожало тело корабельное
И паруса как мышцы у борца напряжены,
Но « Старый дуб «  как конь обузданный,
Скакал по пенным гребням вверх взметнувшейся волны.
И в буре той Пётр обретал покой и в дело рук своих
В дороге тяжкой, новой, непростой.
О сыне мысль пришла
И в первый раз он думал обо всём,
Что в прошлое вошло с великой грустью,
Но без муки и раскаянья как о неизбежном,
Что этот путь не им определён,
Есть высшая судьба, что властвует над ним –
Она ведёт туда – где он необходим.
« Велик, велик, да тяжелёнек Пётр  и не вздохнуть под ним» -
Так говорил сын Алексей перед Сенатом
И отец признался сам себе, что он согласен с ним.
Но как тут быть – ведь стонет наковальня под тяжким молотом
И он не может быть другим?
Он царь и был в руке господней этим молотом,
Что из России выковал страну-
Ударом страшным разбудил её,
А то бы спала сном  смертельным и глухим.
Что стало бы с Россией, если б сын
Наследником трудов его остался
И дальше пребывал живым?
Погибла бы Россия …
Богу ведомо лишь то,
И я той мыслею томим.
« Шторм будет» -говорит голландский старый шкипер подходя к царю.
Пётр смотрит вдаль  и кровь на море чудится Петру.
Сквозь тучи солнце луч сверкающий бросает на волну,
Как будто кровь горячую из раны льёт с зарёю поутру.
«Кровь!»- ужаснулся Пётр
И вспомнил страшное пророчество, что сын ему сказал,
Что кровь его падёт на весь царящий род
Вплоть до последнего царя,
Что Михаил Романов божьей волею начал.
« Не будет этого – кровь лишь на мне одном,
Меня казни и накажи»- молился Пётр,
Ведя корабль послушный, стоя за рулём.
« Шторм будет - снова шкипер повторил-
Вернуться надо - я вам давеча о непогоде говорил».
« Не бойся -  Пётр с улыбкой отвечал-
Корабль наш новый крепок
И бог со мною этот путь начал».
И твёрдою рукою правил кормчий по кровавым, бешеным волнам
Сквозь мрак и завыванье бури к неизведанным краям –
Тем, что за тучами скрывались
И манили к новым берегам.
                ************

                Послесловие.
Бывают времена теченья жизни ровной-
Когда живётся тихо и спокойно.
Как издавна живёшь - привычка укрепилась
И жизнь дорогой ровною стелилась
. Вдруг явиться нежданно великое движенье,
Когда ломается привычной жизни мирное теченье –
Тогда является великий человек,
Чьё естество опережает жизни бег –
Кто волей, произволом, силой двигает народ
Туда- где кажется ему, успех придёт .
Тогда приходится страдать, чтоб жизнь переменить,
Учиться время понимать и по-другому жить.
Знаменье времени понять не каждому дано-
Куда идти и как шагать по жизни – мудрено.
Явиться должен исполин – вершитель перемен,
Чтоб жизнь привычную сменить,
Разрушить старый тлен;
Как Александр – Филиппа сын, Чингиз и Тамерлан-
Явиться должен истинный титан.
Дела громадные, напрягши силы все, вершить –
Теченье сонной жизни круто изменить;
Поднять народ, страну из небытия,
Чтоб удивились все далёкие и ближние края.
Движение народа должен вождь определить –
Талант, энергию и честолюбье в дело это влить.
Но как от старого уйти и косность поломать-
Звать к просвещению, к труду и свой пример являть?
А кто не хочет и привык заботой личной жить,
Не напрягаться и страну в болото затащить;
Отстать от тех, кто широко шагает впереди,
Когда для дела есть простор, чтоб впереди идти.
Страдая за отечество, Пётр путь определил,
На жертвы тяжкие пошёл, но верил, что  прав был,
Когда на плаху под топор стрельцов упрямых гнал,
Когда наследника на смерть под пыткой обрекал.
Насильем, волею своей в людские судьбы лез,
Не мог иначе - плохо знал- как насаждать прогресс.
А можно ль было не спеша в покое жить и спать –
Прогресс и сам придёт к тебе – если его не гнать.
Боялся Пётр, что он умрёт и всё погибнет с ним –
Россия в варварство падёт с наследником худым.
Пётр сам решал - что есть добро
И что есть зло - сам знал
И все усилия свои к добру лишь направлял.
И делом доказать хотел-
Как понимал и как умел-
Чему учить и как учить, какой России должно быть.
И тот, кто мысль его не разумел-
Был враг его - и их он не терпел.
Сам Пётр, при этом - был вполне и варвар и деспот
И азиатский, скифский нрав в крови его живёт.
На тот вопрос сумеет дать ход времени ответ –
Какой дорогой шёл народ, чтобы увидеть свет,
И что построил, наконец, царь - плотник , царь – солдат ,
Куда привёл и кто тому привержен был и рад –
И сколько стоил тот прогресс, каких потерь и жертв –
Сумеет только предсказать оракул и стратег.
И время – бог, творец и суд лишь может разрешить –
Что правит миром и людьми, как по закону жить,
Как Иисус любовь нести и доброту творить.
Иль  сильной властью направлять податливых людей
На воплощение химер и призрачных идей.
Вопрос тот вечный и творец не в силах разрешить –
На то он  людям разум дал – судьбу свою творит.
Свободой воли наделил – работай и мечтай
И что по жизни натворил – пред богом отвечай.
Решайте сами по себе – в грехе иль правде жить –
Зло в голове у вас сидит – как зло душе убить?
Не должен делать человек, что в голову придёт-
Пока согласия с душой в том деле не найдёт.
Что побеждает в споре том – решает человек,
Судьбы не знает он, пока живёт свой бренный век.
Перед судом людским не всем ответ держать дано –
Суда небесного ждут те в ком зло побеждено.
А чтоб надежд у христиан на счастье не отнять –
За их грехи творец послал Иисуса пострадать,
Чтоб божий сын явил пример любви и доброты
И церковь божия была с мирянами – на  ты.
Сам  Пётр считал, что за дела его господь простит
И назначенье видел  в том, чтоб родине служить;
Чтобы страна его цвела, народ достойно жил
И никакой заморский враг России не свалил.
Ни живота, ни сил своих в трудах он не жалел-
Хотел как лучше - бог судья  и делал - как умел.
Как человек – не скрыть того, был перед богом плох,
Как государь, что путь мостил, пусть скажет время – бог.
Что перевесит – сына кровь, страдания людские
Или труды что он творил, чтобы поднять Россию ?

            ********************************************
                7 сентября 2018 года . Бакалдино ,
Архангельский район республики Башкортостан.