Паскалевское головокружение 4

    Если приняться за рассмотрение своего труда тотчас по его окончании, то бываешь слишком предрасположен к нему, а долго спустя - видишь, что стал чужд ему. Так и в отношении картин. Смотреть ли на них слишком близко или слишком издалека - одинаково нехорошо; а ведь должна быть одна неизменная точка, с которой картину видно лучше всего. Другие точки зрения слишком близки, слишком далеки, слишком высоки или чересчур низки. в искусстве живописи перспектива определяет такую точку; но кто возьмётся определить её в вопросах истины или морали?

     Б. Паскаль. Мысли.


    Паскаль - единственный, кто меня утешает, потому что вместе с ним я могу погоревать, не поплакаться в жилетку, я не хочу плакаться в жилетку, а погрустить в одном ключе. Есть что-то невыразимо грустное в нашем "до сих пор таком ещё" существовании и это невыразимо грустное я читаю в глазах Паскаля.
Когда у человека - глаза побитой собаки, он уже не грустит, грусть - это звенящая нота всё той же самой великой чистоты, ни потерять которую невозможно тому, кто её нашёл, ни найти тому, кто грустит не честно.
    Нужно сначала любить, чтобы так грустить, и нужно затеряться в своей грусти, как в своей любви, чтобы незаметно сгореть под равнодушие окружающих...

   Тема: однажды и снова попасть в свой собственный труд - мне знакома, и она похожа на тему: однажды и снова попасть в свою собственную жизнь - Кьеркегор называл эту тему повторением. Он возвращался на родину и в былые места, чтобы вновь почувствовать то, что однажды чувствовал, но он ничего не чувствовал. И тогда Кьеркегор понял, что вернуться не означает "приехать снова". Повторение не желает повторяться в плодотворном ключе. Повторяются автоматические мёртвые функции, повторяются функции живые и мы благодаря им живём, но не повторяется человек. За исключением лишь одного случая - второго рождения. То есть без "второго рождения" приезжать бесполезно. И брать в руки свои прошлые труды - сплошная мука, сплошное отталкивание. Нечего искать - там не заключено нас, если те, которые на нас смотрят - уже не мы. Редчайшие случаи чудесных совпадений только доказывают правило - семейные альбомы пылятся для того, чтобы показывать их другим.
    Пока мы пишем, мы ещё здесь, когда мы дописали и наш запал кончился, мы уже там. Где там? Одному Богу известно, но это там означает точно, что мы уже не здесь.

   Не так происходит с чужой картиной, с которой я изначально не здесь. К чужой картине мне нужно ещё подойти, чтобы оказаться здесь. И ах, разве дело в одной перспективе? Дело в моём волнении, которое не обеспечивается никакой перспективой.
   Факт наличия (запечатления) посещённой картины на моём телефоне избавил современного жителя от паскалевских проблем. На моём телефоне она всегда - там, но я и не собираюсь извлекать её оттуда. Ведь тому другу, которому я её сейчас перешлю, она нужна в таком же виде - там, и поэтому это максимально удобно.
Для нас картины всегда - там, - в музеях или на сайтах, они никогда не "вот", потому что мы сами никогда "не здесь", и наше взаимное бесконечное отдаление всех устраивает. Современный кандидат в кандидаты пишет свою диссертацию не для того, чтобы её перечитывать и кто попробует в нашем мире приблизиться к себе, тот и пропал.
    В этом месте можно поставить точку и ещё сильней погрустить, теперь уже с глубоким пониманием - о чём грусть...

    Рядом с чужой картиной, которая бытие "вот", я обязан найти своё собственное место, которое и будет моим бытием "здесь". И это, правда, единственная точка. Как правда и то, что эта точка может передвигаться вместе со мной по мере постижения или вбирания картины. Экзистенциальная пространственность не такая косная, как материальная. Вот почему во многих залах наших музеев картины повешены так, что их невозможно подлинным образом вбирать. И я не о грубой отсветке, не об ограждениях - я о том, что не только посетители "без понятия" о том, что тут должно происходить, но и устроители - туда же. Хотя, конечно, все стараются. Смешно, человек меряет свои успехи своими стараниями и считает, что если он старается, то уж что-то ему точно обеспечено. Ничего не обеспечено. В наших музеях - ничего и никому.