Лао Цзы, 69 чжан, перевод и комментарий 2021 г

Командующий войсками рассуждает так:
«Не смея быть хозяином, я буду гостем,
не смея продвинуться вперед на вершок,
я отступлю на аршин».
Вот что называется
действовать, не полагаясь на грубую силу,
захватывать без помощи рук,
отвергать, не противясь,
одерживать победу без боя.
Ничто не наносит такой вред, как пренебрежение противником.
Пренебрежение противником незаметно губит мою сокровенную драгоценность.
И потому, когда сходятся в битве воины, равные друг другу,
тот, кто милостив, победит.

Этот чжан – о выгоде смирения и о том, что смирение означает на деле, в том числе, в таких активных действиях, как битва. Если свести понятие «битва» к основе, получается, что главная битва для любого человека происходит внутри. Если смирение является маркером свободы (см. 33, 56 чжаны), а, значит, человеческого счастья, его противником оказывается гордыня, маркером которой выступает чувство «я делаю». Ощущение делателя порождает желание успеха в делах, это и есть состояние «хозяина», а не «гостя». Но хозяин – тот, кто знает, что он делает, для чего и как. Невозможность подобного знания для человека прекрасно проиллюстрировал Михаил Булгаков в разговоре Воланда с Берлиозом на Патриарших:

«…Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?..»

Смирение – это отказ от иллюзии знания, это победа над противником «гордыня», которую одерживает человек, но на самом деле не он. Человек – это маленькое «я», которое хочет командовать и побеждать. Человек – это гордыня, которая настолько хитра на выдумки, что способна обмануть себя, изобразив победу над собой. Гордыня – это то, что я знаю. Но, оказывается, я, помимо того, что знаю о себе, есть также то, что я не знаю, а также То, что не в силах Себя знать. Смирение – это хитрый трюк, который проделывает жизнь с человеком, вопреки его желаниям, устремлениям и воле. Смирение – это окончательное поражения человека, его смерть. И, скажите на милость, кто хочет умереть, да так, что никто этого не заметит? Смерть гордыни – это Неуловимый Джо из анекдота, которого никто не ловит, потому что он никому не интересен.
Эта смерть происходит в невидимых муках, которые также никому не интересны – у каждого их хватает с лихвой. Эти муки кажутся бессмысленным издевательством, но на деле это не так. Для смирения гордыня – противник, а для гордыни противник – смирение, неудача, провал.

Пренебрежение противником незаметно губит мою сокровенную драгоценность.

О, как глубоки эти прекрасные слова! Ведь я – и смирение, и гордыня. И жертва, и палач. Редкому человеку удается проникнуть опытом вглубь этих слов. Потому что они окружены пламенем битвы. Пламенем криков, боли и крови, которая льется из настоящих, дорогих и любимых тел. Я есмь дух, я есмь тело. И я есмь То, что рождает тело и дух. Я причиняю себе боль, чтобы знать себя, чтобы быть.
Смерть гордыни – в каждом стоне поражения, в каждом взмахе меча. Как бы ни было больно, пока ты не умер, ты – жив, а, значит, не знаешь, что будет дальше, не знаешь, что происходит сейчас. Ведь смысл настоящего возникает лишь в видении целого, и, рано или поздно, ты его узнаешь, как милость и благодать.
А пока кричишь – кричи, пренебрежение криком незаметно губит твою сокровенную драгоценность.