Железо, железо, конвой... Глава из книги Валентина

Глава из книги стихов
Поэта Валентина Соколова
"Глоток озона"


***
Никогда бы не подумал,
Что такая выйдет драма.
Что навстречу мне тюрьма,
Выйдет, каменная дама,
И сведёт меня с ума.

1960-ые


ll. ЖЕЛЕЗО, ЖЕЛЕЗО, КОНВОЙ...
_______________________________

***
Никогда бы не подумал,
Что такая выйдет драма.
Что навстречу мне тюрьма,
Выйдет, каменная дама,
И сведёт меня с ума.

1960-ые

***
Ледяной водой окатят,
Постригут и обушлатят
И от деток уведут
И поадят к тиграм в клетку,
И забудет папа детку,
Детки папу проклянут
И погонят по этапу
Очень тихую толпу
У конвоя на погоне -
Звёзды страшной ночи
Краснозвёздный сытый страж твой
Свежей крови хочет
А в глазах твоих распахнутых
Поместится вся тайга
И кричит дорога-птица,
Сев на кончик сапога
На себя помножив страх твой -
Братцы, вот так Англия! -
Тяжело в России драться
За тепло Евангелья
Бородой не ошибиться
Божью с Марксовой не спутать
Нелегко поверьте, братцы,
Обозначен стрелкой путь
Между красными стрелками
Выше сильными руками
Небеса поднять на грудь
Между ангелом и бесом
Расстоянье - километры
Не в уют, не в тихий сон
Нас зовут листы Евангелья
Нынче в каждое мгновенье
Пусть ворвутся ветры!

1960-ые

***
Оглушили как дубиной
Днями сидки в пустоте
Тот, кто жил на высоте,
Не просил у неба скидки
Он навстречу страшным нам
Глаз выкатывал смотреть,
Перед тем как умереть
Смерть за глотку схватывал
И была причина в этом
Многих свет струящих дел -
Человек не зря сидел
Десять, двадцать лет.
Появлялись на дороге
Пятна крови, на крови
Вырастать цветам любви
И прекрасной нови.

1959

***
Вы молчите, а мы говорим
Иногда в нас стреляют кричащих
Нас ломают тупыми руками труда
На костях наших ваши растут города
Там, в сибирских завьюженных чащах.
Вы живёте в квартирах, построенных нами,
И молчите как рыбы.

1961

***
На струнах, на стрелах,
На стонах, несомых ветрами,
Картина расстрела
Кровавою кистью исписана
И кто-то огромный
Завязнувший в каменной раме
Глазами и сердцем
Становится выше всех сущих.
Картину расстрела
Нетрудно биноклем приблизить
Смотрите! Ресницы
В крови
Как две чёрные лестницы к небу
И руки
Как струны
Как стрелы
Как крест над могилой России
Как крылья титана
Взлетевшего выше всех сущих!

1963

***
У тюрем мышцы,
Мыши и серый
Свет, серый
Свет скудной мерой.
У тюрем мало ли
Мятых, меченых,
Мёртвых? Мало ли
Мрака и боли
У тюрем?
Бегите
По каменным стенам
Руками и сердцем
Свободы коснуться
У тюрем!

1964

***
Лето, ещё лето.
Зима, ещё зима.
Ещё не кончен тюрьмам счёт -
Тюрьма, ещё тюрьма.
Начальник за начальником,
За вором вор и вор...
И вороном за вороном -
За взором чёрный взор.
За часом час и час ещё,
И выдавить, и вдуть
Себя двумя шарами щёк
В нависнувшую жуть.

1965

***
А длина отрубит
Отрезок живой
Железо, железо,
Конвой
Любит - не любит
Летит - не летит
Лебедь - не лебедь
Крыльями занял полнеба
А судьба отрубит
В смерть концы дорог
И прольётся солнце
На тюремный порог

1960-ые

***
Выкрасили мальчика
В чёрные тона
Чёрная страна
И тоска бездонная
Среди серых вспыхивал
Грустный синий взгляд
Страшно так и тихо так
Жизнь ползёт назад
А снасала дни неслись,
Так ярко раскручиваясь,
Что казалось: эта жизнь -
Солнечная участь
Выкрасили мальчика
В чёрные тона
Высокие стены
И ночи без сна

1960-ые

***
Недвижимый, подвижный,
Подвинутый на подвиг
В одних рубахах нижних
Нас подымал на подлых
Мы подымались, спали,
Шли, вырастая ввысь
Мы подымались, падали,
Навстречу солнцу неслись
Мы падали вниз в нижних
Рубахах и кальсонах
Мы падали на нижних
На сонных,
На падаль
Мы падали вороньём
За ветвью из райского сада
На коне вороном
Воронёными
Дулами ветер свинцовый дул
Воронами чёрными трупов
Каркать в том райском саду

1960-ые

САГА О СНЕГЕ

Слушайте сагу,
Сагу о снеге,
Сагу о неудачном побеге.

Ночь была мрачной, дороги не видно.
Очень обидно
Это длч шага.
Сзади собаки лаяли строго,
А впереди, во мраке,-
Дорога.
Сзади - с винтовками ловкие дяди.
Сзади - горящая ярость во взгляде.
А впереди - безысходность дороги.
Для человека . Бегущие боги.

Слушайте сагу,
Сагу о снеге,
Сагу о неудачном побеге.
Помнится этой картины громадность:
Бледность на лицах
И беспощадность
Выстрела сзади, в бегущие спины.
Помнится ярость слепая погони,
Звёзд на погоне мерцавшая россыпь,
И, словно в синем дыму папиросы,
Помнится ужас этой картины.
Помнится ужас этой картины.

Слушайте сагу о снеге,
Сагу о неудачном побеге.

Если из зоны бежит доходяга,
Стоном озвученный маятник шага
Очень короткой живёт амплитудой.
Тихо уносят сосновые ветки
Тело от зоны, от страшной запретки.

Слушайте сагу о снеге,
О неудачном побеге.

Зверя пугают в уютной берлоге
Два человека - бегущие боги.
Выше над ними - сосен молчанье,
Звёзд в небесах голубое свеченье.
Мзади - собак разъярённых рычанье,
Сзади - тоска и позор заключенья,
Сзади - с винтовками страшные люди.
Многих из них представят к награде.
Страшные люди.
И грянувший выстрел!...

Слушайте сагу о снеге,
Сагу о снеге.

Тихо везли их унылые дроги,
Стыли на них убитые боги.
Болью в сердцах приспущены флаги.
Плыли в глазах у людей удручённых
Эти кровавые рваные раны,
Раны, к которым склонялись в поклоне
Люди, закрытые в сумрачной зоне.

Слушайте сагу о снеге,
Сагу о снеге.

И когда после, опасливо щерясь,
Тихо друг другу об этлм рассказывали,
Слышались гулко в рассказе крылатом
Там, вдалеке, на пустынной дороге
Два человека - бегущие боги.

1959

***
Вот и стал я кровавым комком
Ререломанных битвой костей.
За махорочным прячусь дымком
От гостей.
Жизнь приемлю немеркнущим золотом
Упоение падать зрачком
В глубину бессловесной волны
Возвращаться с тлржественной песней
О движение розовых лестниц
В мои зыбкие чёрные сны.

1963

***
Что б ещё полопать
И опуститься в сон?
Палач в крови по локоть
Идёт по кругу часов
Кто это? Гитлер? Сталин?
Маршак или Сурков?
Спасите! Помогите!
Кровь!
И на красный круг
Летишь - упасть глазами
Проснёшься - путь твой крут...

1960-ые

***
Ещё мелькали спицы
Омытых кровью колёс
Ещё несли ресницы
Твои слезу
А мы уже встречали
Новую грозу
Нам вместо хлеба камни
Давали разгрызать,
Кровавыми руками
В небо выползать
Нам часто приходилось,
И кто-то приходил
Расстреливать,
И ветер
Как зверь голодный выл
Расстреливать -
Расчёской
Свинцовой теребить
Волосы
Расстреливать -
Расстрелянных любить...

1960-ые

***
Голод
Рыбьих голов поиск
Голос
Желанием есть скользский
Это пояс
Спастись в волнах
Постись, монах, постись
Восстанием
Руководит голод

1960-ые

***
Лагерь был на все услуги:
Голод, боль, тоска - пожалуйста.
И как пели эти вьюги,
Как они умеют жаловаться.

А над зоной, по-над вышками
Танец снега с кастаньетами
Злобен был и уж не слишком ли
Издевался над раздетыми.

А в бараках тары-бары
Разводили вечерами,
Грустно грезили гитары
Вечерами в чёрном храме.

Жили страшными кошмарами
Злые люди с номерами
И теперь больными, старыми
Тихо ходят между нами.

Лагерь был на все услуги:
Голод, боль, тоска - пожалуйста.
И как пели эти вьюги,
Как они умели жаловаться.

1960-ые

***
Два глаза чёрные, моля,
Кричали в профиль нар.
Бараком били мотыля*-
Удар! Ещё удар!
На кулаках летел мотыль.
Барак орал, ярел...
Он, говорят, украл " костыль"**
И втихомолку съел.
И каждый бил сильней, больней
В лицо, живот и грудь.
А в окнах ночь была черней
И нарастала жуть.
И вдруг нависла тишина
Замком у ярых губ.
Решётка...Бледная луна...
Тупые лица... Труп...

1959

***
С нар словно чёрные статуи
Рушатся злые, косматые:
Бей его, гада!
Округлое зеркало взгляда
Кем-то разбито в осколки
Нары ломают, воют как волки
Жизнь отымают чью-то...
Эх, на минуту бы круто
Вздыбить вот это над миром
И показать квартирам
Полным цветов и уюта.
Взглядом заржавел я в рыжем
Больно мне! Жутко мне!
Кто-то заржал и выбежал,
Нож унося в спине.
Дверью голодной проглочен
Он побежал подарить
Чёрному телу ночи
Руки и сердце в крови.

1959

*мотыль - доходяга
**"костыль"- минимальная пайка хлеба.

***
В эту ночь серебром размерцались снега,
Голубым перелитые лаком.
В эту ночь арестант оторвался в бега,
Тот, кто часто смеялся и плакал.
Перед ним расступились стальные ряды,
И луна не звенела в решётках -
И остались за ним голубые следы
Отражением мертвенно-чётким...
И по этим ещё не отцветшим следам
Мчались люди пустыней безбрежной,
А с далёких высот золотая звезда
Им мерцала лукаво и нежно...
Всё быстрей ускорялся побег,
Чьё-то сердце горело во мраке -
Через час на снегу голубой человек
И над ним голубые собаки.

1960-ые

***
Она была как обезьянка.
Тянулась за рыбьей головкой
Неловко,
Консервная банка
Блестела на толстой верёвке,
И край волочился бушлата...
Она, как зверёк, на помойке
Копалась
И что-то хотела
Найти для голодного тела.
Но в розовых бликах заката,
Что вывесил красные флаги
По небу,
Нашла только жалость
В глазах доходяги,
И жадность
Несытая жажда по хлебу,
Накренилась в жалость...
Он поднял её, худую,
С лцом еумыты, в морщинах,
И понял:
Такую, без тела,
В бушлате таком и чунях
Уже не полюбит мужчина...
Он дал ей последнюю пайку.
И жадный порыв человека
В наряде смешном и нелепом
Растаял,
Как будто затеплили свечку,
Как будто не лаял над ними
Какой-то дурак заблатнённый,
И тихой слезой замутнённый
От сердца идущею лаской
Подёрнулся глаза хрусталик.
Стали
Простые детали
Сказкой.
Казалось, он герцог.
Он фее в подарок
Принёс своё щедрое сердце,
Красив он и ярок.
Не хлеба кусок подарил он,
А небо,
Свободное небо,
О чистой любви говорил он
И требовал,
Чтоб его слышали.
А зона вовсю гомонила,
Струились над серыми крышами
Кровавые ливни заката,
А фея смеялась, став женщиной,
Смеялась светло и крылато,
Застенчиво,
Немного стеснялась,
Кокетничала
И ела
Не очень уж смело.
Жалость -
Великое дело -
Жалость...

1959

***
Так с лицом белее снега,
По которому бежал он,
Продолжал он нить побега
Тихо, яростно, без жалоб.
Знал, что где-то в недалёком -
Лагерь, хипеж*, крики, слежка...
Сумашедшим жаждал оком
Угадать, орёл иль решка?
И когда тот выстрел грянул,
И хлестнула кровь живая,
Топором в забвенье канул
От солдат и злого лая.
И от злых собак ушёл он
В ту страну, где сон и нега,
До конца надеждой полон,
Продолжал он нить побега...
И сбежавшимся солдатам
На минуту показалось,
Что навстречу автоматам
На снегу лицо смеялось...

1960-ые

***
Голубыми клиньями
Брызнули винтовки
Небо светло-синее
По стальной верёвке
Съехало, накренилось
И вошло в глаза
На стальной верёвке
Танцевать нельзя
Говор автлматов
Кровью вчзкой густ
Веет древней сказкой
Со свинцовых уст.

1960-ые

***
Мы ошибаемся в оценке
Стен и сцен.
Вы видите стенв,
Я - стенки.
Вы ошибаетесь в оценке
Грядущих перемен.
Бывают
И у меня перегибы,
Когда губы
Не пьют неба,
Когда я ошибаюсь в оценке
Хлеба.
Но в целом
Взгляд мой весёлый сверканьем пророс -
Вот и пою вам про розы,
Ещё не видя роз.

1964


        ГРОТЕСКИ

          ПОЭМА

В чёрном траурном конверте
Мне явилась мысль о смерти;
И явилась
Жизнью что в танце окаянном,
В дальнем ломано-стеклянном
Заблудилась.
Что там было? На вопросы
Мне ответит стук колёсный
На этапах,
Дым дешёвой папиросы,
Груды тел и смертоносный,
Смрадный запах.
Мне ответит
В сером свете
Дух столетья
На вопросы.
Мне ответит
Словом -плетью
Дух столетья
На вопросы.
Что там было? Это первый
Ребус мой в чеканном плане:
Мрак тюрьмы и люди-черви
В узком каменном стакане.
Вызывают на допросы,
Бьют и целят зубы выбить.
Вспоминая, воздух зыбить
Сладко дымом папиросы.
Вот и кончились допросы -
Суд и сальто прокурора,
И уже в тисках забора
Облик чей-то замаячил,
Облик чёрного колосса,
Облик в будущее косо
Наклонённого колосса,-
Он меня, тогда, мальчишку,
Помню, сильно озадачил.
Так я начал.
Начал серые сказанья
Наказанья;
Голубые приключенья
Заключенья.
Бесноват был, рад был, весел,
Что-то весил,
С кем-то бился
И куда-то острый весь я
Растворился, перелился.
Стал пустым, а полнокровным
Был тогда в дыму барачном.
Диким скрежетом зубовным
Жил беснующиймя в мрачном,
Жил и мысли свои нежил,
Мысли всё одни и те же:
Как бы ласковым остаться,
Чистым, сильным, светлым, юным,
Перед идолом чугунным
В грязь лицом не распластаться.

Вам наручники известны?
Неизвестны.
Карцер - гроб сырой и тесный?
Очень тесный.
Не хотите пресмыкаться -
Значит, карцер;
Всем, кто любит бесноваться,
Тесный карцер;
Знает каждый, сердцем честный,
Карцер тесный;
Расправлялся с жизнью-песней
Карцер тесный.
А начальник мощью чресел
В кожу кресел,
Уверяю вас, немало
В жизни весил.
В звоне вёсел луны плыли...
Вас любили.
Звали вас иные дали -
Нас не звали.
Дико это, дико, дико!
В неземном каком-то блеске,
В громовой лавине крика -
Угловатые гротески:
Вдаль ведомые колонны,
Лай людской и лай собачий,
И посёлок стооконный,
И тоской тысячетонной
Небо в серых струях плача...
Дико это, дико, дико!
Там на вахте мёрзнут трупы,
А в столовой в миске супа
Взглядом жадным ищет круп
Человек большой и чёрный,
Скорбной мыслью омрачённый -
Полутруп.
Кто-то выбросил окурок.
Сразу трое драться стали,
А четвёртый в рой фигурок
Влил ножовый проблеск стали.
Кто-то ноги раскорячил,
За бараком, кто-то раком
Бабу начал
И не кончил;
Кто-то, варварски утончен,
Поманил пустой посудой,
Обманул - назвал паскудой.
Да...Всё это диковато.
Кто там так дураковато
Между нар дробит чечётку?-
Ритмов хлещущую плётку
В жест привносит странно-ломкий.
В окнах тоже странно-тонкий
Месяц, хлынувший в решётки,
Месяц в чёткий стук подмётки.
А на нарах, там, на нарах-
В явью явленных кошмарах -
Люди в скорби неуёмной;
Каждый профиль запрокинут,
Каждый взгляд с высот низринут
В мир огромный,
Тёмный-тёмный,
В мир бездонный...
Там и я был той частицей,
Злой отмеченной печатью,
Что стремится причаститься,
Светом ласковым пролиться
В солнцеликое зачатье;
Был я солнечно-безумен,
Был сражаем не однажды,
Романтических изюмин
В днях бесцветных жадно жаждал.
Да и как я мог иначе,
Если весь я в этом странном
Сыном солнца был, был зачат
Светом солнца осиянным?
О столетье!
Серой плетью
Был я битым.
Был я отдан, о столетье,
В лапы сытым.
Жил в святом порыве к детям
Я,
Столетье!
Где красы моей соцветье,
О столетье?
Жизнь проходит, дней всё меньше,
Вянет тело.
Сердце просит ласки женщин
Зло и смело...
Помню, вышел я на волю -
Танец цвёл в моей походке.
Как же: в прошлом - царство боли,
В прошлом - мёртвый звон решётки.
Думал: то-то счастье брызнет
И зальёт меня лучами.
Ожидалось лёгкой жизни
Без забот и без печали.
Золотое ожидалось.
А взглянул...и вдруг осёкся,
Взгляд расплавленный остынул,
Как-то мутненько улёгся
Пыл, который в спешке вынул.
Вот он, этот профиль серый.
Род неистовой кадрили -
Злой свисток милиционера
Над слоями мёртвой пыли;
В сером мутные фигуры,
Красный флаг над ними реет,
Серых дней клавиатуры
Человек взорвать не смеет.
Да и это ль человек-то?-
Этот вот с дрожащим веком,
С острым носиком снующим,
С ртом жующим
И блюющим?
Человек ли это, маг ли?
Нет, мне кажется. Не так ли?
В область бросился иную,
Водку начал пить без меры,
Но за мной пришёл в пивную
Злой свисток милиционера.
И опять предельно жутки
Стали трезвые кошмары,
Сутки всовывались в сутки,
Словно в пыльные футляры,
Чьи-то красные желудки
Всё о сытости молили,
И манили незабудки
В сферу запахов ванили...
Вот тогда-то и вошёл я
В мир, где красок не нашёл я,
В мир, издёрганный, мертвящий,
В мир любви ненастоящей.
Да, в том самом сложном мире
В каждой маленькой квартире
Жили вещи;
И зловеще
Жили злые чувства-гири
В душах женщин.
Я вошёл к ним. В синем шёлке
Романтических иллюзий
Был я попросту нелепым.
Я вошёл. - Меня не ждали.
У окна в простом овале
Чёрным крепом
Был отмечен
Черный вечер.
Тон печали
Был тот тон, которым встречен
Был я маленькой хозяйкой
Тон печали;
И в броске том
Рук, залитых чёрным светом,
Тон печали.
Сон печали.
Так, наверное, встречали
Всех, кто встретившим оставил
Часть души. Другою частью
Устремившимь к злому счастью:
Ног, уставших в расстояньях,
Глаз, расцветших в переменах,
Чувств, рождённых в излияньях,
Крови, буйствующей в венах.
Так вошёл я, и нашёл я
Только медный тон печали.
В первой страсти - страсти нервной -
Тон кощунствующе-мерный,
Тон печали.
И не згаю, я ли первый
Понял, понял вдруг до крика,
Резко врезанного в стёкла,
Хлёстко брошенного в тучи,
Понял, как ты измельчала,
Как краса твоя поблёкла,
Как могли бы стать мы лучше.
Понял: стал мне род распятий -
Этот страшный зов кроватей,
Зев измятый,
Взгляд твой мягкий, виноватый,
Опрокинутый, распятый,
Смятый.
Понял в этом нервном вопле:
Страсть не пошленький галоп ли
Кобылицы!...
Что летит серез ресницы
В запрокинутые лица
Жадно впиться;
Отразиться жадно хочет
В теле ночи,
Зло хохочет
В теле ночи,
Хочет,
Хочет,
Хочет,
Хочет
Ночи...
Я ушёл, но ты осталась,
Ты осталась;
Ты осталась как усталость,
Жалость;
Как укор в шальную шалость,
Ты осталась;
Губ твоих родная алость
Мне осталась;
Жизнь моя давно промчалась -
Ты - осталась;
Ты рукам чужим и мыслям
Не досталась.
Подведём теперь итоги:
Вот иду я в чёрной тоге,
Восклицая;
Отрицая
Мир, приемлемый для многих;
В песнях сумрачных и строгих
Прорицая.
Как я страстно ненавижу.
И люблю - люблю без меры.
И конец твой близкий вижу,
Злой свисток милиционера!
Дали вижу те, что чище...
Сердце бьётся чаще, чаще!
Мир вам, людям духом нищим,
Землю скорбью тяготящим;
Мир вам, мучимым в застенках,
Мир вам!
В нежных розовых оттенках,
Мир вам!
Так из дней чадящих вырван,
Я опять к тебе вернулся,
В ту стихию, где не скажешь
Людям буйным:"Братцы, мир вам!",
А войдёшь и тихо ляжешь
На пустующие нары
Пищей в жаркие кошмары.
- Ах, и ты, привет, начальник!
Ты ничуть не изменился,
Всё в такой же мерзкой форме -
Мерзких сил родоначальник,
Так же шамкаешь о норме,
О работе, о лопате...
Принимай этап, начальник,
В зону, в мёртвые объятья!
Принимай больных и старых...
Наши лица в формулярах
Пролистай - отдай в спецчасть их!
Там их падльчики приколят
К голубому стержню боли,
Кем-то скрытому в ненастьях,
В злой неволе,
В злых несчастьях...
Принимай этап, начальник!-
И опять ко мне склониться
Ищут лица,
Вдохновиться
У чифира в дымных квартах,
В пальцах, роющихся в картах,
Воплотиться...
- Здравствуй, зона! Бесноватей
Песня в узеньком квадрате
Стен твоих, твоих запреток -
Ты душе глоток озона...
Здравствуй, зона!
Здравствуй, здравствуй!...-
Надзиратель, чёрт мордастый
Ты всё тот же, с мордой красной,
Что же, здравтвуй!
Да целуйся осторожней:
Ты клыкастый...
И опть я, и опять я
В вши грубые объятья,
Как в проклятье.
Крик упорный, подзаборный -
Чёрный номер- номер чёрный
Вам на платье.
И опять под рёв стмфоний
На ладони
Принимаю судьбы ваши,
Понимаю
И дыханьем пальцы ваши
Согреваю...
Тише, вкрадчивей рыданья -
Скоро зори,
Скоро зори щедро хлынут
В ваше горе,
И растает ваше горе,
Да, ратает! -
Что до неба вырастает,
Да, растает!
Скоро зори щедро хлынут,
Зори!
Зори!

1959г. август,
Леплей, Дубровлаг, Мордовия