Канонарх 4

Идя по родному селу, радовалось сердце Петра, что сохранил его Господь и дал возможность выбраться живым из жерлова войны. Увидит он через мгновенье родных сердцу родителей, братьев, сестёр и дорогих друзей.
Цвела деревня, весна вступила в свои права и нежно припекало солнышко. В какой-то мере расслабился Пётр и уже не помышлял о том, что вскоре предстоит покинуть отчий дом навсегда. Радость человеческая, временная, втягивает новоначальных, кои намереваются посвятить себя Богу.
Вот уже и плетень, его руками сделанный, показались и знакомые плодовые кустарники, яблоня в цвету, а из-за кустов вырисовывалась родная избушка. Первым кого он увидел, был Павел, братец сидевший верхом на коньке, пытался залатать прохудившуюся крышу. Вскинув кудрявую голову, он опять опустил её, но словно ужаленный пчелой, снова поднял и впился взглядом в того кто подходил к дому. Он чуть не упал с крыши, узнав в человеке одетого в серую шинель, отрастившего усы и бороду, родного брата.

"Мамань, мамааааняяяя"-кричал Пашка, одновременно слезая с крыши дома.
"Петька, живой! Маманяяяя!"-продолжал орать Пашка, и уже бежал со всех ног к брату.

Из дома послышались крики, визги детей, которые старались кто вперёд, выбежать навстречу старшему брату.
Павел подбежал и бросился в объятья Петра.

-"Жиииивоооой, кучерявая голова, живооооой! Слава Богу!"-приговаривал Пашка, то разглядывая, то обнимая помятого войной брата.

Подбежали и остальные. Дети один меньше другого, дёргали Петра за рукава и полы шинели. В сторонке, вытирая кончиком платка свои глаза, стояла мама, Марья Ильинична. Пётр снял с головы папаху, нежно обнял любимую маму и прошептал:

-"Маманя, не плачьте! Живой же я, живой! Пооолно, полно Вам"

Пашка подвёл к Петру девушку с ребёнком на руках и радостно представил:

-"Супруга моя, Марфа! Вот уже и чадо народили, окрестили Анатолием."

Пётр поклонился Марфе, а потом улыбаясь стал разглядывать лежащего на руках младенца.

-"Хорош мужичок, ой хорош!"- похвалил мальчика Пётр, и кинулся обнимать остальных сестёр и братьев.
Все гурьбой пошли в дом, а Пётр стал расспрашивать Пашку:

-"Ну, как вы тут? Батя где?"

-"Да, что тут может измениться? Всё по-прежнему"-ответил Пашка-"Батя батрачить стал реже, здоровье говорит уже не то что раньше. Так вот дома стал чаще бывать, то дрова мочалит, то овец пасёт."

Ну, а ты то чем промышляешь?-спросил Петр у брата.

-"А я вот по дому, а когда и батрачить ухожу."-коротко ответил Пашка и они вошли в дом.

Накрыли стол из того, чем Бог послал. Пётр вынул из вещь мешка свой паёк, да разных подарков, что по дороге накупил на солдатское жалованье. Брату Пашке подарил свой портсигар с папиросками и прибавил:

-"Держи, брат! Путь у тебя будет на память обо мне, я то курить совсем бросил, а тебе наверное самый раз пригодится."

Привёз Пётр несколько кусочков сахара для ребятишек, чаю, и что самое важное, это пуховый платок для мамы. Платок этот ему удалось купить на барахолке сразу после госпиталя.
Марья Ильинична покраснела как девица, расплылась в улыбке, а потом, накинув его на плечи заплакала и прильнула к плечу старшего сына.
Сели они всей семьёй за стол, откушали, о том, о сём говорили. Вспоминали детство Петино, да отца добрым словом вспомнили. Но, глава семьи, как чувствовал, что говорят о нём, и что дома ждёт его радостная новость, не заставил себя долго ждать и уже поднимался на порог дома.

Радости Фёдора Романыча не было предела. От увиденного живого сына, пустился он в пляс, да так лихо, что дети стали водить вокруг него хоровод и дёргать за рубаху. Пётр и Фёдор Романыч крепко обнялись и вышли на улицу для разговоров. Отец, чувствуя, что сын, о чём-то недоговаривает, начал первый:

-"Надолго ты, Петя?"

-"Не знаю, бать! Как Бог даст! Отдохнуть хочу, в себя прийти, а там видно будет."-ответил Пётр и продолжил:

-Решил я, батя. Обещал Богу. Да и после того, что я видел на фронте и на себе испытал, жить в миру у меня нет ни малейшего желания. Да и обещал я, надо исполнить."

-"Ну, ты сынок не спеши. Отдыхай, отсыпайся. Может крышу перекроем пока ты дома, а там, воля Божья."-вздохнул Фёдор Романыч и перекрестил сына.

-"Отец, не знаю как с мамой поговорить, может, подготовишь её?"- ласково попросил Пётр батю и они вместе вошли в дом.

Всё было Петру знакомо, всё родное, как будто и не уходил никуда из дома, может и не было этих военных действий. Не было смертей человеческих и не ходила она костлявая рядом.
На следующий день пришли к Петру его дружки бывшие. Посидели они за столом, повспоминали юность, посмеялись, водки выпили, да песни пели, а как ушли, загрустил Пётр, закручинился. Тяжко ему стало от мысли, что покинет он дом родной, но совесть вопияла душе его о данном обещании. Когда все уснули, уединился он для молитвы в сенцах. Молился благодаря Бога за милости Его, за родителей, за братьев, сестёр и плакал о грехах своих, о мыслях приходящих к нему от врага рода человеческого.