Мы победим!..

«МЫ ПОБЕДИМ!..»

Una mattina mi son svegliato,
o bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!
Una mattina mi son svegliato
ed ho trovato l’invasor… 1

Неслось из радиоприёмника, и в сердце росла невыразимая тоска и тревога.       

Venceremos, venceremos
mil cadenas habr; que romper
venceremos, venceremos,
al fascismo sabremos vencer!.. 2    

Гремело из телевизора, и зал в едином порыве вскидывал руки.

We’ll say da, da, da, da, da,
We’ll say ja, ja, ja, ja, ja
We’ll say oui, oui, oui, oui, oui,
We’ll say si, si, si, si, si,
We’ll say yes, yes, yes, yes, yes,
We’ll say wang, wang, wang, wang, wang.
So come on, everybody sing along!.. 3

Весело пела пластинка, и верилось в близкое счастье, иначе жизнь не имеет никакого смысла.

Кажется, все добрые люди на свете тянулись к этому одухотворённому, полному решимости, пылающему праведным негодованием смелому и красивому человеку, чьё имя напоминало звук колокольчика. «Динь-динь», – хрустально звенел колокольчик. Дин Рид – звали красивого человека. Два этих коротких слова для девочки давно и прочно слились в одно и составляли дорогое и неделимое: «Динрид». Высокий, широкоплечий, синеглазый и бесстрашный, он был абсолютно, невозможно прекрасен! Жил искренне и правдиво. Он жил, как пел. И у него было большое сердце. Оно болело, когда видело несправедливость, и разрывалось на части, чтобы в разных концах света с этой несправедливостью бороться. Его бросали в тюрьму, избивали в застенках, обстреливали его дом, он терял лучших товарищей, но нельзя запугать воина и солдата. И гитара – его верное оружие. Чужой язык может быть не понятен, но язык музыки понимают все. И, чтобы бороться за мир во всём мире, девочке тоже нужна гитара! Вместе с Динридом они будут ездить по странам и континентам, петь революционные песни и в знак того, что сила – в правде, а правда – за нами, победно вскидывать правую руку, сжатую в кулак. Рот фронт, товарищ! Рот фронт!

О далеко идущих девочкиных планах подружка Томка не знала ничего. Мировое зло она видела по телевизору, а гитару считала просто музыкальным инструментом. Но Динрида она любила. И учиться игре на гитаре согласилась с лёгкостью: один гитарист – радость, два – полный восторг! Они записались в музыкальный кружок к Ирме Робертовне, и теперь нужно было купить гитару. Верней, две. Девочкины мама с папой всю жизнь были на работе, поэтому девочка у них родилась взрослая и самостоятельная. Денег мама дала ей ровно столько, чтобы хватило на гитару, чехол, тюнер, медиатор и запасные струны, а папа по-детски строго-настрого запретил переходить дорогу на красный свет. У Томкиного папы, дяди Валика, среди недели выпал счастливый выходной, и все втроём отправились за гитарами. Они ехали на длинном, как гусеница, «Икарусе», и девочка готова была выскочить на каждой остановке, потому что оранжевая «гусеница» ползла ну очень по-черепашьи. Наконец в окне проплыла нарядная вывеска «Музыка», и это означало, что девочкина борьба с мировым злом начинается! 

Покупателей в магазине было немного. В отделе струнных музыкальных инструментов за кассой сидела молоденькая продавщица и весело болтала с прилипшим к прилавку худощавым парнем. Он смешно, по-гусиному тянул к ней длинную тонкую шею и что-то шептал на ухо. Хорошенькая продавщица прыскала со смеху и заливалась румянцем. Внезапное появление девочки и Томки с папой их ничуть не смутило, и оживлённая беседа оживилась ещё больше. Витрина для инструментов занимала всю стену от потолка до пола, и представленный на ней десяток гитар не отличался разнообразием. Девочка подошла к крайней и коснулась струн. Гитара тихо отозвалась.            
– Да, заниматься музыкой надо с детства. Только долгие годы упорного труда дадут результат!
Рядом с девочкой стоял парень с длинной шеей.
– Смелей, не бойся! – снял он гитару с подставки и протянул девочке. – Играешь?
Она покачала головой.
– Ерунда! Научишься! – хлопнул он её по плечу. – Тебе, наверно, классическая нужна, шестиструнная? С нейлоном.
Девочка утвердительно кивнула.
– Не получится, – вздохнул парень. – Нет в продаже. Поэтому или акустика с металлическими струнами, или ничего. А натягивать на рок-гитару нейлон – пустая затея.
Девочка сникла. Она, будто прощаясь, снова тихо прикоснулась к струнам.
– Не вешать нос, малышня! – подмигнул парень. – Зато из семиструнки всегда шестиструнка выйдет. Все так делают. Я научу!
И он подошёл к дяде Валику и короткими отрывистыми жестами стал что-то показывать на гитарном грифе. Дядя Валик согласно кивал головой, и девочка поняла, что пора расплачиваться.
– Распишись! – протянула девочке какую-то бумагу хорошенькая продавщица. – Это гарантийный талон.
Девочкина рука застыла в нерешительности.
– А ты крестик поставь! – хохотнул длинношеий.
И девочкина рука старательно вывела небольшой симпатичный крестик.
– Так?
– Ой, держите меня! – загоготал парень.
От смеха он сложился пополам и, держась за живот, привычно вытягивал длинную худую шею. Все хохотали вместе с ним. «Точно гусь!» – обиженно подумала девочка и покраснела.

Вечером девочкин папа уже колдовал над гитарой. Сняв с грифа струны, он пилил, сверлил, без конца прикладывал линейку, прищуривал то левый, то правый глаз, заклеивал ненужные отверстия спичками, обрезал лишние концы и весело потирал руки. Он был похож на папу Карло с той лишь разницей, что вместо Буратино у него рождалась шестиструнная гитара.

«Звук звонкий, довольно неплохой, – настроив гитару, одобрила папину работу Ирма Робертовна. – Итак, начинаем с нотной грамоты. Открываем тетради…» Нотная грамота была сущей ерундой по сравнению с мозолями от гитары. Подушечки пальцев левой руки ныли и пылали. По гитарным струнам будто пробегал электрический ток. От жгуче-пульсирующей боли можно было разреветься. Но когда у девочки вдруг вышло:

Ой, полна, полна моя коробушка,
Есть и ситец, и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!.. –

мозоли ушли сами собой. За «Коробейниками» потянулись «Тонкая рябина», «Отговорила роща золотая», «Одинокая гармонь», «Подмосковные вечера», «Землянка»… Но больше всего девочка любила мелодию Ариэля Рамиреса «Странствие» и итальянскую народную песню «Санта Лючия».

Море чуть дышит
В сонном покое,
Издали слышен
Шёпот прибоя.
В небе зажглися
Звёзды большие,
Санта Лючия, Санта Лючия!..

Мерно покачиваясь, девочка плыла в лодке по ночному Неаполитанскому заливу, и ей пели луна и звёзды.

Тот день не задался Томке с самого утра. Так бывает: встанешь не с той ноги – и весь день кувырком. Томка пролила компот на любимое платье, разбила мамину чашку в горошек, потеряла новую варежку и всякую надежду на то, что дальше всё пойдёт как по маслу. И в этот злосчастный день у них была музыка! Маленькое недоразумение произошло после урока в раздевалке. Они с Томкой давно играли дуэты. Томке всегда доставалась сольная партия, а девочке – противный аккомпанемент. Но то ли что-то перепуталось в музыкальной голове Ирмы Робертовны, то ли девочкина игра на гитаре стала стройней и ярче, аккомпанемент вдруг выпал Томке. Но покладистая и воспитанная Томка заупрямилась и твёрдо сказала, что играть его не будет. Ирма Робертовна только пожала плечами и попросила Томку подумать до следующего занятия. Девочка с Томкой засобирались домой, и тут, как назло, у девочки вырвалось одно-единственное словечко.
– Осёл!
– Кто, я? – не поняла Томка.
– Ну не я же! – хихикнула девочка.
С Томкой стало происходить невероятное: её тело напряглось, голова наклонилась, глаза налились кровью, и Томка была уже не Томкой, а быком, девочка – поневоле – тореадором, раздевалка – ареной, а всё это безобразие – корридой! Девочка читала, что слово «коррида» имеет значение «бежать». И сейчас это значение имело очень большое значение! Никак не попадая в рукава, она напяливала чьё-то пальто, заматывалась в какой-то бесхозный шарф и теряла на ходу чужие варежки. Но девочка-тореадор не учла двух вещей. Во-первых, Томка-бык был ранен копьём под названием «осёл», и, раскачиваясь, копьё надёжно торчало в его хребте. Во-вторых, нет ничего чудовищней противостояния раненого быка и безмозглого тореадора! Всей тушей бык ринулся на тореро и шмякнул его на кучу висящих пальто и курток. С перепугу тореадор тут же вскочил на ноги. Рукав его тёмно-синего жакета, украшенного богатой вышивкой и гладью из золотых и серебряных нитей, полудрагоценными камнями и подвесками, слегка разъехался, белая батистовая рубаха лишилась нескольких пуговиц, розовые шёлковые чулки предательски сползли, обнаруживая под собой белые хлопковые гольфы, а чёрная монтера выкатилась в центр арены. В последнем акте корриды, в решающем бою, в знак почтения к быку тореро снимает монтеру! С каменной мордой, ненавидяще сверкая выпученными глазами, бык шёл к противоположному краю арены. И только теперь безмозглый тореро понял, что не сможет одолеть соперника без кровавой мулеты и жалящего эстока. Бык рыл копытом песок, из его пасти текли противные слюни. И вдруг он утробно замычал, плюхнулся на передние ноги и стал взрывать землю рогом. И это была его высшая степень возбуждения, а не пресловутое психологическое давление! Не успел тореро и глазом моргнуть, как бык прямиком нёсся на него. Уже через секунду помятый тореадор нашёл себя сидящим на полу, плотно вжатым в дальний край арены. За его спиной вдруг жалобно звякнуло. И в этой жалобе было что-то от гитары. «Испания!» – бумкнуло в пустой тореадорской голове… Тут Томка отбросила девочку за руку, рванула чехол и ахнула: отломанный гриф безжизненно болтался на двух струнах. «Убью!» – по-звериному рыкнула Томка. Грозно сопя, она стала цеплять на себя пальто, варежки, шапку и шарф, сгребла в охапку погибшую гитару и, хлопнув дверью, выскочила вон.

We shall overcome. We shall overcome.
We shall overcome someday.
For deep in my heart I do believe,
We shall overcome someday… 4 

Большим пружинистым шагом с гитарой наперевес к девочке шёл улыбающийся Динрид и ещё издали протягивал ей широкую добрую ладонь. И девочка знала, что он будет говорить про БАМ. Три недели Динрид путешествовал по Сибири на самолёте и поезде, вертолёте и корабле, вездеходе и мотоцикле и даже на лошади и давал концерты героическим строителям БАМа! А девочка скажет, что она всегда была за всеобщее равенство и братство и тоже готова к борьбе за мир и справедливость. И она научилась играть на гитаре! Потом ей придётся рассказать про Томку и, конечно, про Томкину гитару. А Томке она очень шла! Во-первых, к лицу. Густые волосы, широкие брови, выразительные тёмные глаза, нос с горбинкой, белые зубы – Томка здорово смахивала на испанку! А во-вторых, к имени. Тамара – гитара. Девочка любила, когда всё в рифму…

Теперь девочке надо было как следует обдумать, что делать дальше со своей вновь обретённой жизнью. Главное: не торопиться! Она принялась разбирать груду зимних вещей, сваленных на пол жестоким и глупым быком, и, выстраивая в ряд сапоги и ботинки, вздыхала о том, что с такой же лёгкостью нельзя поправить отношения с Томкой, а без Томки ей никак… Девочка медленно одевалась, стараясь как можно аккуратней расправить шапочку, завязать шарфик и натянуть тёплые перчатки. И, бережно убрав гитару в чехол, она наконец вышла из мрачной раздевалки.

В глаза ударил яркий солнечный свет, и тысячи маленьких весёлых огоньков заплясали на свежевыпавшем снегу, дробясь на миллион магических искорок. На некоторое время можно забыть о неприятностях и зачарованно глядеть на радужные россыпи. И незаметно для себя она закружилась в радостном танце, а зимняя мелодия плыла над пушистыми сугробами и была слышна только девочке.
– Вот молодёжь! И куда торопится? – раздалось откуда-то сверху. – Живая?..
Девочка лежала на спине. В её ногах валялась гитара. Девочка открыла глаза, и морщинистое лицо склонившейся над ней старушки расплылось в улыбке. 
– Сама встанешь или позвать кого?
– Сама…
Она ещё долго лежала на снегу и глядела в высокое небо. Оно было совсем особенным, нарядным и праздничным. Такого неба девочка не видела никогда. А по краешку, у самого горизонта, медленно проплывали два облачка. И девочка знала: это она и улыбающийся Динрид.

На следующий день нужно было готовиться к уроку. Девочка расчехлила гитару: её тихое доверчивое тело прорезал свежий глубокий шрам.

This train is bound for glory this train,
this train is bound for glory this train,
this train is bound for glory,
don't ride nothing but the righteous and the holy,
this train is bound for glory this train… 5   

С грохотом мчащийся поезд навсегда уносил от девочки улыбающегося Динрида. Туда, где нет лжи и неравенства, войны и смерти. Там птицы и облака. Дожди и синева. Солнце и ветер. И высокое бесконечное небо.

---------------------------------
Сегодня утром я вдруг проснулся,
О, белла, чао! белла, чао! белла, чао, чао, чао!
Сегодня утром я вдруг проснулся
И увидал в окно врага… 1
(«О bella, ciao!» / «Прощай, любимая!»)

Ждёт победа, ждёт победа
Тех, кто жаждет оковы разбить!
Ждёт победа, ждёт победа –
Мы сумеем фашизм победить!.. 2
(«Venceremos» / «Мы победим!»)

Мы скажем: да, да, да, да, да,
Мы скажем: да, да, да, да, да,
Мы скажем: да, да, да, да, да,
Мы скажем: да, да, да, да, да,
Мы скажем: да, да, да, да, да,
Мы скажем: да, да, да, да, да.
Так давайте же вместе споём!.. 3
(«We'll say Yes» / «Мы скажем: «Да!»)

Мы победим. Мы победим.
Когда-нибудь мы победим.
Ибо в глубине души я верю,
Когда-нибудь мы победим… 4
(«We shall оvercome» / «Мы победим!»)    

Этот поезд идёт к славе, этот поезд,
этот поезд идёт к славе, этот поезд,
этот поезд идёт к славе,
в нём никто не едет, кроме праведников и святых,
этот поезд идёт к славе, этот поезд… 5
(«This train» / «Этот поезд»)
---------------------------------

Фото: Дин Рид на концерте в Москве, 1979 год. Фотохроника ТАСС.  Фотограф Борис Кавашкин