Гадалка

               Воспоминания… они обесцвечиваются, тускнеют, покрываются царапинами и пятнами диссоциированной амнезии, истираются тонкие детали, пропадают полутона...  На киноленте памяти продолжают двигаться размытые, почти обесцвеченные фигуры на фоне трудно распознаваемых ландшафтов и интерьеров.
Порой блеснёт в маловыразительном кадре осколок «образной бижутерии», выхваченный памятью, – что-то из тех малоценных впечатлений–безделиц, которые некогда бросались в глаза и, что называется, «врезались в память». 
Ведь какая-то совершенно малозначимая деталь, казалось бы, – безделушка!..
И вдруг именно она-то и спровоцирует подкрашивание всего кадра: и вот уже проступают цвета, оживляется вся картинка…
               Конечно, наиболее ценные эпизоды воспоминаний стараешься сохранять, возвращаясь эпизодически к их просмотру, подрисовываешь подзабытое, подкрашиваешь, допридумываешь...
Что примечательно, очень стойкими к изнашиванию оказываются имена: помнятся, вне зависимости от необычности и многосложности,  даже спустя десятилетия.
               Но некоторые фрагменты из многосерийного фильма памяти удивительным образом сохраняются даже без регулярных просмотров!
Может быть, объясняется это тем, что лежат они в дальнем уголке обширного архивного помещения?
Тем, что сохраняются они там – под слоем консервирующей их «пыли забвения», не позволяющей «озаряющим лучам воображения» перекрасить, перерисовать, переосмыслить… а значит – исказить, деформировать образы и сцены, заменить лица реальные на воображаемые.
Факт, признаем, довольно странный!
               А захламлённый «архив» наш почему-то принято представлять этаким загадочным комком органики, глубоко изрезанным то ли Создателем, то ли самой жизнью... 
Не знаю, что там говорится о нейронах и симпатических связях в этом слепом и немом сгустке жировой ткани, тяжело и вальяжно разлёгшемся под защитой купола черепной коробки?.. Но «чердак» – он и есть чердак, большой и полутёмный! 
Так вот, о подобном коротком фрагменте семейной документалистики,  не часто востребованном ностальгией, и попытаюсь сейчас рассказать.
Это именно то, что вдруг и высветилось столь ярко, в деталях, из полумрака собственного запущенного и переполненного хранилища. И валялось это что-то на очень уж отдалённой полочке, и блуждающий по архиву взгляд бездну лет не проникал в ту его часть, заставленную стеллажами бесконечного вылеживания, под грифами «Для долговременного хранения» и «Не очень-то и надо».
Немалое количество лет разделяет само это событие и момент повествования.  Уже давно ушли в лучший мир все из участников той сцены.
За совсем недавним разговором с членами семьи «о беспомощности предсказаний и бессмысленности гаданий» и высветился вдруг на «дальнем, тёмном стеллаже» этот эпизод из прошлого, рассказанный более полувека назад моей доброй тётушкой Тамарой...
               Это было летом–летом… летом 1945 года. Только–только закончилась Великая Отечественная война, и деды наши возвращались домой из Европы, освобожденной ими от неё же самой! Освобождали её и старики, и совсем ещё мальчишки от очередного рецидива исторически перманентного мракобесия – припадка неистового человеконенавистничества, охватывающего из века в век этот изломанный и ломающийся угол «просвещенного мира».
Жёны и дети ждали каждого... но возвращались немногие.
Родные мои по маминой линии проживали в то время в Поволжье, в Ульяновской и Пензенской областях. Места были лесистые. Села и деревни тогда еще не могли похвастать многонациональностью состава жителей их: этнической мозаикой перемежались села русские, татарские, мордовские…
Старшие родственницы мои также ожидали возвращения и своих защитников Отечества.
Вестей долго не было...
Незабвенная моя тетушка Тамара, тогда ещё пятнадцати годков от роду, также ждала возвращения с фронта отца, и впоследствии – моего деда.
Старшая же родственница её – тетя Маруся ожидала ещё и возвращения мужа, Федора.
Они-то и решились по совету уже умудрённых жизнью сельчанок съездить в отдалённое мордовское село к незнакомой гадалке. Вот такая альтернатива весточкам с фронта… Трудно описать состояние постоянного тревожного ожидания новостей о близких,  когда готов ухватиться за любую «соломинку» надежды.
Несколько часов добирались родственницы на телеге до указанного села. Пораспрашивали местных, зашли в нужную хату и застыли нерешительно на пороге. За столом – средних лет женщина, кричащая что-то на мокшанском в отворенное окно – детям, копошащимся на улице в пыли. На вошедших – никакого внимания. На столе царил беспорядок: среди прочего – рассыпанные карты, скомканная шаль… И мухи, мухи…
Гадалка, не прекращая оглушительную ругань, взмахнула шалью, прикрывая разбросанные карты, запустила под платок обе руки… Казалось, она перебирала карты вслепую… И вот, спустя несколько минут, она отвернулась от окна и наконец-то «удостоила» недоброжелательным взглядом женщину и девочку-подростка, застывших на пороге.
Последовал короткий монолог уже на русском, без всяких приветствий и вопросов:
– Ты-то что стоишь! – это адресовалось тёте Марусе, – Твой-то муж уже дома дожидается! Беги!
И, скользнув взглядом по испуганной Тамаре, бросила:
– Не бойся, твой отец уже едет. Через девять дней будет. Их поезд на границе стоит.
– Ах! – метнулась было бежать на улицу тётя Маруся… Но, опомнившись, обернулась к гадалке:
– Как нам Вас отблагодарить?
– Пустое, передашь потом с кем-нибудь платок – черный в белый горошек…Он у твоего в вещах будет, и то ладно.
…
               Можно было бы скептически улыбнуться… Но, когда молодая женщина с девочкой добрались до родной Павловки, дядя Фёдор уже дожидался их дома. 
А вот что касается моего деда (и отца моей тетушки)... то он действительно приехал именно через девять ней и на вопросы дочери отвечал:
– Да-да, всё правильно, наш поезд девять дней простоял на Румынско-Молдавской границе!

               На этом и можно было бы закончить просмотр эпизода, если бы ни ещё одна незначительная деталь: в вещах у дяди Фёдора оказался тот самый, упомянутый гадалкой платок – черный в белый горошек!
Скромные трофеи, в виде подарков родным, привозились порой с фронта. Будем считать их мизерной компенсацией за все ужасы и бедствия, кои обрушили на страну нашу «демократичные» соседи.

– Того факта предсказания, ещё и такого непостижимо-стремительного, и по сей день рационально объяснить не смогу, – говорила мне тётя Тамара, педагог, человек с высшим образованием,  атеистическим советским воспитанием и материалистической матрицей мировосприятия.
               Только и остаётся, что выдвигать свои версии о «случайностях и закономерностях»…